— Я бы хотела, чтобы ты поехала со мной, — говорит Кейти и кладет голову на плечо Шарлотты. — Там будет такая скука. А я даже в парк аттракционов не могу сходить. Мама меня не пустит ни на какой аттракцион — боится, что меня покалечит. Или что я изгваздаюсь. Не знаю, что, на ее взгляд, хуже. — Она улыбается Шарлотте, и обе пожимают плечами. Кейти говорит, что мать ей вздохнуть не дает. Говорит, ее мать невротик, хотя Шарлотта не понимает, что это такое. — Проплачет над дедушкой всю Пасху. Ах, какая скука! Он старик, и он умирает. Ну и что?
— Может, тебя пират какой спасет, как в старых фильмах. — Шарлотта вскакивает и изображает, что вытаскивает саблю из своих поношенных джинсов. — Я буду твоим пиратом!
— Да, да! — Кейти тоже вскакивает на ноги. — Они заперли меня в каюте, а ты должна меня освободить. Я украла нож у капитана, и я ее выпотрошу, когда она отвернется!
Их переполняет энергия, когда они вместе. Всегда играют, всегда фантазируют. Половину в этом мире, половину в другом. Звезды кино, гангстеры ищут приключений вдвоем.
— А я убью всех остальных, и мы уплывем!
Они некоторое время кружатся в танце, автобусная остановка превращается в пиратский корабль, а район — в океан, полный чудовищ и других кораблей для захвата. Наконец они падают в объятия друг друга, запыхавшиеся, медленно затихают, и мир вокруг успокаивается.
— Мне через минуту уходить, — говорит Кейти. Ее уроки музыки длятся всего полтора часа, и Шарлотта не очень понимает, как Кейти умудряется отделываться от них так, чтобы не знала мать. Но ей это как-то удается, и Шарлотту это не удивляет. Кейти вообще может делать все, что угодно.
— И мне тоже. — Она выпивает еще «Тандерберда», чувствуя кислотное жжение в животе и грусть, оттого что Кейти нужно уезжать на две недели. Кейти ненавидит мать, а Шарлотта — Даниеля. Идеального Даниеля. Этого маленького говнюка, с появлением которого все стало только хуже. Сегодня ему два.
— Жаль, что тебе нужно уезжать, — выпаливает Шарлотта, и, хотя она и не плачет, ее лицо кривится от злости и грусти, и она с силой ударяет три раза кулаком в стену автобусной остановки. С Кейти она чувствует себя сильной. Ничто не имеет значения, когда рядом Кейти. С ней Шарлотта могла бы ограбить один из пустых домов, как это делают взрослые, украсть там металлический лом или еще что-нибудь и укокошить Тони, мать и этого противного Даниеля. Иногда она видит все это в своем воображении. Как она расправляется с ними. А Кейти наблюдает, смеется и хлопает в ладоши.
— И мне жаль, и мне, — говорит Кейти и крепко обнимает ее. — Ненавижу, когда тебя нет рядом. — Отпрянув от Шарлотты, она роется в своем портфеле. — Но это всего две недели. Ощущение такое, будто вечность, а всего четырнадцать дней. Один чек пособия по безработице.
— Точно. — Шарлотта знает: Кейти разбирается в чеках по безработице так же, как она в музыке, но ей нравится, что Кейти ей подыгрывает.
— Ой! — восклицает Кейти. — Чуть не забыла. Я тебе кое-что принесла. — Она театрально достает подарок и засовывает в руку Шарлотты. Магнитофончик «Вокман». Хороший. Маленький, металлический, не из какого-то там дешевого пластика. Замечательный!
— Пиратское сокровище! — говорит Шарлотта, потому что от эмоций у нее всегда сдавливает горло и она никогда не находит для них слов, но черные тучи в ее голове растворяются, снова светит солнце, и это тепло лучше, чем от любого количества дешевого вина. — Это мне?
Кейти кивает:
— Я скажу, что сломала его или потеряла. Мне купят новый. — Они сидят рядышком, бок о бок, шмыгают носами на холоде, и Кейти показывает Шарлотте, как работает магнитофон. — Тут пленка. Всякая сборная солянка. Я для тебя записала. Четырнадцать песен. По одной на каждый день моего отсутствия. У меня такая же дома. Поняла? Мы на самом деле и не расстаемся.
— Наконец-то! Решила все же объявиться? Ишь, маленькая чертовка!
Когда Шарлотта возвращается домой, вечеринка в полном разгаре, ее мать пьяна и ей море по колено, она еще на этих таблетках, которые ей прописал доктор от болей в спине, или что она там придумывает, чтобы получить рецепт. Она зло смотрит на дочь, стоя в дверях гостиной, и Шарлотта без слов протискивается мимо нее. Детей здесь нет, здесь на всех местах сидят местные — из их района. Джек из пятого номера — все время проводит со своими дурацкими голубями, Мэри — вот уже год как не работает, а парня у нее нет, и она скоро пойдет по пути матери и будет раздвигать ноги в одной из комнат над обжоркой, и еще несколько человек — все сжимают в руках кружки или бумажные стаканчики с выпивкой. Никаких чашек чая. Шарлотта полагает, что у матери Кейти на день рождения будет совсем по-другому: чашки чая, варенье и мороженое. Она не смотрит на Тони, который разглагольствует со своего кресла. Он называет себя ее отцом. Но он ей не отец. Он часть черной злой грозовой тучи в ее голове.
Даниель сидит посреди ковра, и у него явно было что-то сладкое, потому что перед ним стоит тарелка с глазировкой и остатками чипсов, и, когда он смотрит на нее, Шарлотта видит шоколадные крошки вокруг его рта. Он улыбается и поднимает что-то.
— Шаррот! — говорит он — не умеет пока правильно произносить ее имя. — Кролик, Шаррот! Шаррот!
— Это Кролик Питер, да? — Сестра Тони, Джин, садится рядом с ним на корточки. — Как в тех книгах.
На кролике комбинезон, и Шарлотта сразу понимает, что все это сделала Джин. Она такая. Она, наверно, могла бы жить, как Кейти. Может, так оно и было бы, если бы она не жила в этом районе. Ее муж — бригадир на фабрике, и они живут ничего себе. Джин не любит мать Шарлотты, это очевидно, она и Тони не особо любит, но она обожает Даниеля, как и все остальные.
— Шаррот! — снова говорит Даниель, и его высокий голос, сплошной сахар и невинность, заставляет Шарлотту скрежетать зубами.
— Что там у тебя? — спрашивает Тони. Он подается вперед. — Снова воровала? — Он прищуривается.
Тони умен. Не то чтобы он умен из-за образованности или как Кейти, но в нем есть что-то звериное. Он умен, как гиена. Он может выведать у тебя что угодно. Шарлотта все еще держит «Вокман», ее пальцы крепче сжимаются на магнитофоне.
— Нашла, — бормочет она.
— Тогда можешь подарить его брату.
— Ему два года, на кой черт ему магнитофон?! — Она с бормотания переходит на крик, и все в комнате замолкают, но ярость Шарлотты для них никакая не новость. Письма из школы, озабоченность социальной службы, мать ругает ее, они все устали от Шарлотты и ее вспышек.
— Дай сюда, — глядя мутными глазами, бормочет мать. — Потом возьмешь, — вполголоса добавляет она, и Шарлотта понимает: ей повезет, если она когда-нибудь увидит «Вокман» еще раз. Правда, Тони может напиться и забыть о нем. В противном случае его продадут кому-нибудь в районе, когда поймут, что Даниель слишком мал и ему магнитофон ни к чему. Шарлотта выкидывает кассету из магнитофона и швыряет его матери.
— На, возьми, сука! — Она поворачивается и идет в свою комнату, а Даниель продолжает окликать ее, хотя теперь и не так уже уверенно:
— Шаррот…
Голос у него как у какого-нибудь долбаного китайца, думает Шарлотта, хлопая за собой дверью и падая на свой матрас. Все, что она слышит на самом деле, — сплошная гниль. Как и ее жизнь, которая сгнила, еще не успев начаться. В животе у нее урчит. Кроме леденцов и чипсов, она ничего сегодня не ела, но она туда не вернется ради дурацких сэндвичей и печенья. Вместо этого Шарлотта допивает из кружки-непроливайки Даниеля то, что осталось от «Тандерберда». Наконец она чувствует головокружение, ее начинает тошнить. Она засыпает ненадолго или, по крайней мере, уплывает в какой-то пьяный туман, потому что, когда приходит в себя, в доме стоит тишина, а в дверях стоит мать.
— Я иду на работу, — говорит она непреклонным тоном. — Тони идет в магазин. Присмотри за Даниелем.
Мать не ждет ответа Шарлотты, она идет вниз по лестнице и кричит, что спускается, чтобы подождать ее долбаную минуту, а потом дверь хлопает, и тогда Шарлотта испускает вдох облегчения. Она ждет еще несколько секунд и, когда уже не сомневаться, что они уехали, бросается через площадку, чтобы вернуть свой «Вокман».
