— Ты ей скажи, что тут была моя мать и она курила.
— Да не стоит все это такой суеты. Ты же знаешь, какая она. Иногда просто забывает, что я расту.
Остальные уже ушли. Андж нужно было успеть на какой-то семейный ланч, и мама Лиззи забрала ее полчаса назад. Она и меня предлагала подвезти, но я еще не могу смотреть в глаза матери. Она захочет поговорить, будет спрашивать, как прошел вечер, и мне нужно придумать что-нибудь, чтобы ее ублажить, или нестись сломя голову в свою комнату и спрятаться с головой под одеялом, это единственное, что мне по-настоящему хочется сделать. Мама меня выводит из себя, а когда я выхожу из себя, она обижается. Ну и в любом случае еще нет половины одиннадцатого. Если бы Анджеле не нужно было вставать, мы бы все еще дрыхли.
— Она никогда не курила? — спрашивает Джоди.
— Не-а. Она и не пьет почти. И в моем возрасте она, наверно, была полным лузером.
Я чувствую, что совершаю предательство, но так я самой себе кажусь круче, хотя на самом деле я мышка в нашей группе, к тому же самая заурядная. Может, это меня и беспокоит. Наверное, мы с мамой слишком похожи. Обе до жути средненькие.
— По крайней мере, она у тебя есть. — Джоди не смотрит на меня, ее взгляд устремлен в сад. Она кидает окурок на дорожку. Кивает мне — делай, мол, то же самое. — Уберу потом.
Джоди наливает огромные кружки кофе с молоком, и мы располагаемся в креслах в гостиной. Ее дом имеет образцовый вид — красиво, но безлично. Меня это каждый раз удивляет.
— Не знаю, почему мы переехали сюда, — произносит Джоди, сворачивая свое миниатюрное тело на кресле. — В нашем прежнем доме было очень неплохо, но мама теперь все время в Париже. Прилетает домой раз в месяц, переночует, если мне повезет. Уверена, она просто проверяет, не разрушила ли я тут что-нибудь. Ей вообще не нужно было покупать дом.
Такая жизнь мне кажется раем, но тут я вижу лицо Джоди, и выражение на нем совсем не такое радостное, как я представляла.
— Знаешь, я так и не видела ее нового мужчину. — Джоди делает паузу. — Она, по крайней мере, бывала дома на выходных, а теперь и это бросила. Ей явно нужно оставаться во Франции, чтобы видеть его. Не дай бог, она захочет видеть меня. Не сказать, что я хочу, чтобы она жила здесь, нет, просто я хочу, чтобы она этого хотела, если ты меня понимаешь.
Джоди только передо мной так вот раскрывает душу. Мы немножко в стороне от остальных. Она старше, а я с недавних пор тоже стала чувствовать себя старше. Из-за него.
— Правда, мама всегда была какая-то не такая, — продолжает Джоди. — Меня для нее словно и нет. Я как бы и не человек вовсе. Кошечка или собачка, может. Она следит, чтобы у меня было все, что нужно, но на этом дело и заканчивается. Не могу сказать, что я ее хорошо знаю. Она была совсем молоденькой, когда меня родила, я тебе говорила? Я годами не жила с ней, пока мне не стукнуло восемь. Она платила кому-то, чтобы присматривали за мной, как это тебе? И все время была в отъезде — путешествовала или работала. Или и то и другое.
— А как часто ты видишь отца? — Я знаю, ее отец где-то далеко, и больше ничего. Мы, «Великолепная четверка», говорим главным образом о плавании, шмотках, музыке, сексе, пьянке, перемываем другим косточки.
— Я с ним не встречаюсь, — отвечает Джоди. — Он ушел, когда я родилась. Мать показывала мне как-то раз фотографию, чтобы я знала, как он выглядит, но, знаешь, я даже не уверена, что это был он.
Мы сблизились за последние недели, но я вдруг чувствую, что теперь между нами образовалась настоящая, крепкая связь. Другие не могут иметь к этому отношение.
— Мне все равно, кто мой отец, — говорю я. — Вот абсолютно, ни чуточки не волнует. — Я делаю паузу. — Не так давно кто-то в школе сказал, что, может, он был насильником. Ну, ты понимаешь, изнасиловал мою мать, а она не стала делать аборт. И поэтому у нее никогда не было ни бойфренда, никого.
— Вау! — Глаза у Джоди становятся как тарелки. — Вот уж срань так срань!
— Да. Я что говорю — я в это не верю, но это единственный случай, когда мне захотелось узнать, кем он был. И все остальное. Трудно скучать по призраку. У меня даже фотографии его нет.
— Ты говорила матери про изнасилование?
— Да. Она пришла в ужас. Суетилась вокруг меня, разубеждала. — Я смеюсь. — Представляешь, какая фигня: тебя разубеждают в том, что твой отец был просто каким-то хмырем, который выпил лишнего и оттрахал твою мать где-то на задворках паба. — Вижу ее лицо и добавляю: — Я преувеличиваю. Это случилось не на задворках паба, но мама говорит, что это произошло по пьяни — роман на одну ночь.
— По крайней мере, она не сможет пенять тебе за какие-нибудь дела, связанные с сексом.
Я снова смеюсь, но при этом думаю о прошлой ночи. Мой первый секс. Единственный секс, какой у меня был. Говно, а не секс. Не могу себе представить, чтобы у меня случился роман на одну ночь.
— Я ей еще не говорила про Кортни.
— Ты теперь с ним по-настоящему?
— Он хочет. — Я смотрю на мой остывающий кофе. — А я не уверена.
— Я думала, ты по нему с ума сходишь. Ты это из-за секса? В первый раз всегда плохо, так что ты его строго не суди. Если только не ты сама облажалась.
Я в шутку кидаю в нее подушку:
— Заткнись! Дело не в этом. Тут все сложнее.
— Кто-то другой?
Джоди садится попрямее, ей любопытно, и я знаю: мне нужно бы солгать и сказать, что все распрекрасно. Нужно поставить на этом точку.
— Может быть.
Все, что я говорю, потенциально лишь усугубляет ситуацию. Жаль, что я вообще открыла рот. Если Джоди скажет Андж, что у меня кто-то есть, та решит, это кто-то из школы, и не слезет с меня живой, пока не узнает, кто это. Нужно кого-нибудь придумать. Взять кого-нибудь наугад. Не могу вообразить никого из тринадцатого класса, кто бы мне нравился.
— Да это так — ерунда. Минутное увлечение. — Мое лицо заливает краска тревоги. — Ничем не кончится.
— Ты не переживай, я ничего не скажу Андж, — говорит Джоди, читая мои мысли. — Я ее люблю, но у нее длинный язык, и я бы не хотела, чтобы она знала мои тайны, если бы они у меня были.
— А другие? — спрашиваю я. — Не хочу, чтобы пошли разговоры. У нас с Кортни наверняка все будет в порядке.
— Клянусь тебе, — отвечает она. — Твоя тайна в безопасности. Но если что-то случится, ты первым делом должна будешь сказать мне. Договорились?
— Договорились.
На мгновение у меня возникает искушение все ей выложить. Рассказать, что на самом деле отвратило меня от Кортни. Запрос на дружбу. Послания. Все про него. Но она вдруг вскакивает, говорит, чтобы я принимала душ в гостевой спальне, а она примет у себя, и нам пора.
— Черт! — спохватываюсь я, роясь в своей сумочке. — Ключи потеряла.
— Посмотри на полу в машине. — Джоди наклоняется. — Я тут постоянно что-нибудь нахожу.
Я ищу вокруг сиденья, но на полу ничего нет. Ключи от дома, от шкафчика в бассейне, от шкафчика в школе — все было на брелке с большими красными губами Мика Джаггера. Исчезло.
— Ни фига! Куда они могли деться?
Джоди тоже засовывает руки под кресло, но и у нее ничего, и тут меня осеняет:
— Эта глупая сука в пабе, которая перевернула мою сумочку.
— Что с ней такое?
— Я не помню, чтобы потом поднимала ключи.
— Да должна была поднять. — Джоди смотрит в мою сумочку, словно у меня глаза не работают. — Она тебе помогала все поднимать. Может, ты сунула их в боковой карман?
Я не возражаю — пусть посмотрит, но я уже все обыскала.
— Но мать у тебя дома?
— Да, но я возьму запасной из укромного места. Она захочет поменять замки, если решит, что я свой потеряла, хотя на нем не было ни адреса, ничего такого. Ты же знаешь, какая она.
— Тебе не нужно оправдываться передо мной за свою мать. Мы с тобой — «Клуб стремных мамочек».
Я усмехаюсь, мне хочется сказать ей много-много всего, но я думаю, что только выставлю себя жалкой, поэтому говорю:
