— Бог мой, ты такой же борец, tygrysek, как и я.
Кэсси приняла важное решение. Ей давно пора было сделать так, чтобы ее бабушка основательно поговорила с ней о тайне, которая, как она чувствовала, водоворотом закручивалась вокруг смерти ее родителей. Что именно случилось в ночь катастрофы, почему Кэсси не разрешили присутствовать на их похоронах, и прежде всего, почему у Бабсии была такая непримиримая враждебность по отношению к отцу?
И теперь ее бабушка заговорила:
— Кассандра, а ты помнишь того насильника, который нападал на женщин, идущих домой с вокзала? После этого его выпустили из тюрьмы четыре года назад, и он снова изнасиловал женщину.
Что-то в голосе бабушки заставило Кэсси посмотреть на нее. Та присела на самый краешек дивана, ее тело напряглось. Новости уступили место футбольному репортажу, но бабушка все еще сидела, будто застыла, уставившись в телевизор.
— Babcia? Ты в порядке?
Очнувшись, она оглянулась, и Кэсси увидела, как побледнело ее лицо.
— Dobrze[453], — пробормотала она, переходя на польский.
Увидев, что бабушка собирается встать, Кэсси вскочила.
— Ты сиди и допивай свой чай. Позволь мне позаботиться о супе.
Через несколько минут, когда Кэсси помешивала на плите полную кастрюлю с бараниной, она услышала звон бьющейся посуды. Она нашла бабушку завалившейся боком на диван, глаза ее были закрыты, а на стекле кофейного столика лежало полдюжины осколков от разбившейся фарфоровой чашки.
Спустя сорок адских минут Кэсси уже мерила шагами приемный покой больницы. В ее голове был лишь один вопрос: лицо бабушки, находящейся без сознания, исчезнувшее на занавеской… она видела его последний раз живое?
Кэсси увидела ординатора, шагающего к ней по коридору, и почувствовала, как ужас окутал ее, словно холодный туман. Она должна была сопротивляться желанию схватить ее за руку.
— Как она?
— Она в сознании и все понимает.
— Ой, слава Богу, — Кэсси поняла, что только что перекрестилась. — А как ее кровь?
— Как мы и подозревали, это была транзиторная ишемическая атака, а значит…
— Транзиторная ишемическая атака. — Мини-инсульт. — Она может говорить?
— Судя по всему, ее речь не затронута. У нее еще небольшая слабость в левой стороне, но мы надеемся, что это тоже пройдет.
Кэсси последовала за доктором к занавешенной нише. В постели на стопке подушек лежала сморщенная кукольная фигурка с закрытыми глазами, в которой едва можно было узнать ее неукротимую бабушку.
— Babcia! Как ты? — Кэсси взяла морщинистую бабушкину руку в свою и потерла ее. — Ты такая холодная!
— Я в порядке, — ее голос звучал слабо, будто она говорила по телефону из Сибири.
— Послушай, врачи говорят, что с тобой все будет хорошо, — сказала Кэсси, натягивая одеяло на тощую бабушкину грудь. — Вероятно, тебе придется принимать препараты, разжижающие кровь, и тебе станет легче.
Один ее глаз приоткрылся:
— Больше никаких прыжков с парашютом?
Кэсси почувствовала облегчение.
— Тебе что-нибудь нужно? Хочешь пить?
Она покачала головой и открыла оба глаза.
— Я должна тебе кое-что сказать, Кассандра.
— Неужели это не может подождать, пока ты не почувствуешь себя лучше? — у Кэсси уже было достаточно борьбы с мыслью, что бабушка может умереть или, что еще хуже, останется в каком-то психически измененном состоянии.
— Нет, — в ее голосе прозвучал явный намек на ее обычную решимость. Подталкивая себя чуть выше на подушках, она искала глаза Кэсси. — Речь идет о твоих отце и матери.
— Не сейчас, Babcia…
Пожилая женщина вытащила руку из-под одеяла и положила ее поверх руки Кэсси.
— Это должно произойти сейчас, tygrysek. Мне давно следовало тебе сказать. Я не могу рисковать сойти в могилу, пока ты не узнаешь правду, — ее голос немного окреп, и она вгляделась в лицо Кэсси. — Кассандра, твои родители не погибли в автомобильной катастрофе. Я должна сказать тебе, что твой отец… он… он убил твою мать.
Как будто все существо Кэсси было вырвано из ее тела и зависло в воздухе.
— Мне так жаль, что приходится говорить тебе такую ужасную вещь, — произнесла бабушка и сжала руку Кэсси, что вернуло девушку к реальности. — У меня было более двадцати лет, чтобы привыкнуть к этому, но так и не получилось.
Глаза пожилой женщины закрылись, и она молчала так долго, что Кэсси уже начала паниковать. — Babcia?
Глаза снова открылись.
— Ты можешь мне рассказать… как это произошло?
— Незадолго до твоего рождения брак распался, и твой отец начал пить. Однажды твоя мама пришла с синяком под глазом. Она сочинила какую-то историю, но я знала, что это только для того, чтобы защитить его. А потом он вбил себе в голову, что у моей Кэтрин… роман. Это у нее-то, милого и верного ребенка! Однажды вечером он последовал за ней, когда она возвращалась, закончив работу, и забил ее до смерти в пьяном угаре.
Кэсси уставилась на бабушкину руку, покрытую пятнами и бугорками вен, лежащую на фоне ее собственной, бледной и гладкой.
— Что с ним случилось?
— Он попал в тюрьму.
— Что? Ты хочешь сказать, что он все еще жив?
Все перевернулось и пошатнулось — сколько лет она думала, что ее родители погибли вместе в катастрофе! Она даже считала это своего рода романтичным финалом. Теперь она поняла, почему ее мать была похоронена одна на кладбище Кэмдена: совсем не потому, как Babcia всегда утверждала, что семья ее отца настаивала на захоронении в Ирландии.
— Да. И одиннадцать лет назад его освободили! — ярость усилила ее голос.
— Долгие годы я боялась, что он появится на пороге, но я благодарю Господа, что он этого не сделал, — она перекрестилась. — Люди с условно-досрочным освобождением сказали, что он уехал жить в Северную Ирландию, где жила его семья.
Кэсси смотрела в окно на бездушное голубое небо, осознавая, что ничто уже никогда не будет прежним. Воображаемый ею образ отца был разрушен. Отец уже не красавец Джек — парень с немного бунтарской улыбкой, как у нее, а ревнивый, жестокий мужчина.
Детские воспоминания Кэсси о нем нахлынули с новой силой: темная кудрявая голова ее отца склонилась над миской с едой перед ней, выражение его лица было напряженным, как будто он что-то искал. Сладкий запах томатов в воздухе. Внезапно она вспомнила — в миске были алфавитные спагетти, одно из ее любимых блюд, но по какой-то давно забытой причине она не ела «Х». Так ее отец находил их и выбирал, одно за другим.
Как совместить отца, готового сделать это для своего ребенка, с человеком, который забьет до смерти свою жену?
— Когда я увидела новости о том, что это животное выпустили из тюрьмы и что оно изнасиловало другую женщину, мне стало страшно, Кассандра, — голос бабушки звучал взволнованно. — Я поняла, что если я умру и он решит выследить тебя, ты должна знать, что он сделал с твоей мамой, что он за человек на самом деле.
— Но, бабушка, зачем ему было искать меня все эти годы после того, что он сделал?
— Он, конечно, отрицал все, так что мог попытаться убедить тебя. Но полиция сообщила мне, что это было элементарное дело, — с мрачным удовлетворением кивнула бабушка. — И на суде присяжные были единодушны.
Кэсси не знала, что сказать, она все еще пыталась приспособиться к монументальному изменению в ее мировоззрении.
— Потеря Кэтрин разбила мне сердце. Но я знаю, что и у тебя остался шрам, tygrysek, — она сжала руку Кэсси. — Я думаю, может быть, именно поэтому тебе трудно создать прочные отношения с мальчиком или девушкой.
Кэсси бросила на бабушку шокированный взгляд. Итак, старая лиса все это время знала.
— Может быть, именно это и заставляет тебя уходить от людей, прежде чем… они уходят от тебя.
Сложные чувства роились внутри Кэсси. Видя, что бабушка собирается сказать больше, внучка произнесла:
— Babcia, ты была мне и матерью, и отцом. Мне больше никто не был нужен. А теперь ты поспи немного. Я собираюсь заскочить домой, чтобы забрать кое-что из твоих вещей.
