— Я не пьяный, слышите вы обе, — отозвался я. — Хотите пройду по прямой?
Этого явно никто не хотел.
— Долго мы еще будем петь? — тоскливо поинтересовалась Анна.
— «…в Вифлееме…» — вытягивал я, сосредоточив внимание на звезде, украшавшей верхушку елки.
Звезда выцвела от старости. Раньше во время наших песнопений я поднимал Анну на руки, чтобы дочь ее хорошенько рассмотрела. Потускневшая звезда; вовсе даже не звезда, а поделка из папье-маше.
— Прекрасно получилось, — заметила миссис Уильямс, когда мы закончили, и, поскольку никто не ответил, спросила: — Согласны?
— Конечно, — ответил я. — Давайте споем еще.
— Ну, надрался, — обронила дочь.
— Что это значит? — нахмурился я.
— Это значит, она отказывается, — объяснила жена.
— Так я и подумал, — буркнул я. — Только решил проверить.
— Вам больше никаких коктейлей, — объявила миссис Уильямс.
— Но я люблю коктейли.
— Слишком любите. Кто поведет машину домой?
— Я, — успокоила мать Диана.
— Мы скоро поедем? — обрадовалась Анна.
После ужина мы открыли подарки, приготовленные для миссис Уильямс. Анна развернет свои завтра утром: два новых диска — «Эминем» и «Банана рипаблик» — и сотовый телефон. В наши дни человек без мобильника, как без рук. И то, поди угадай, кому потребуется звонить — подружке, приятелю или «Скорой помощи».
Миссис Уильямс получила прелестный свитер из «Сакса»[396] и принялась исправно нас благодарить, хотя я, например, ни сном ни духом не знал, что будет извлечено из коробки.
— У меня есть тост, — заявил я.
— Я убрала твой стакан, — возразила Диана.
— Я заметил и поэтому хочу предложить тост.
— Фу, Чарлз, что это в тебя сегодня вселилось?
— Известно что, — хмыкнула миссис Уильямс. — Мой яичный коктейль.
— Чертовски вкусный, — похвалил я тещу.
— Чарлз! — Диана сделала сердитое лицо, а Анна хихикнула.
— Папа сказал «чертовски». Звони скорее в полицию.
— Не надо в полицию, — промычал я. — Это плохая идея.
— Что?
— Шучу.
Миссис Уильямс заварила кофе:
— Кто желает?
— Чарлз, — мгновенно откликнулась Диана.
Я же не хотел никакого кофе. Они явно сговорились меня протрезвить. Анна прошептала на ухо Диане что-то насчет дома. «Я веду себя хорошо», — услышал я. И, опустившись на диван в гостиной, углубился в размышления, сумею ли подняться, когда пробьет урочный час.
— Как ваш нос, Чарлз? — спросила миссис Уильямс.
— Все еще при мне. — Я показал пальцем на лицо. — Видите?
— О, Чарлз…
Теша настроила телевизор на канал с рождественским костром. Я смотрел на пламя и чувствовал, что плыву. Сначала было тепло и приятно, но потом я начал погружаться в опасные воды. И отрадное чувство ушло. Холодный угол улиц.
Чарлз, подогретый праздничным спиртным, закричал на меня, сидящего у него внутри, чтобы я об этом не думал.
Но что я мог поделать?
Я не хотел кренделек.
Я хотел нечто иное.
* * *
Слушай, Чарлз, какого дьявола ты за мной следишь?
Уинстон небрежно обнял меня за плечи, но я почувствовал, какая сила таится в его руке. Мало того, мне показалось, что он как раз и хотел показать эту силу.
— Я за тобой не следил, — соврал я. Ведь и правда, я не столько за ним следил, сколько оттягивал свое признание.
— Нет, следил, — возразил Уинстон. — Не забывай, в Синг-Синге у меня прорезались на затылке глаза.
— Я просто собирался пригласить тебя выпить пива. Честное слово.
— Почему? Наконец выяснил, у каких игроков одиннадцать букв в фамилии?
— Нет, продолжаю над этим работать. — Я не очень понимал, как мне следует себя вести.
— Ну, если тебе так не терпелось глотнуть пивка, почему не подошел и не сказал прямо?
— Заметил, что ты шагаешь впереди, и попытался догнать.
— Хорошо, — сказал Уинстон. — Давай выпьем пива.
И улыбнулся.
Мы нырнули в забегаловку, которая называлась «У О'Малли» и выглядела соответствующим образом. У задней стены стол для игры в пул, в углу мишень для метания стрел и телевизор, транслировавший футбольный матч из Австралии. Присутствовали два завсегдатая. Я решил, что они частые гости заведения, поскольку один спал, уронив голову на стойку, и бармен не собирался его будить, а другого знал Уинстон, потому что, проходя, бросил ему: «Привет, приятель» — и легонько хлопнул ладонью по спине.
— С чего начнем? — спросил Уинстон, когда мы расположились за стойкой.
— Выпивка за мой счет, — предупредил я.
— С чего бы? — удивился он. — Помнится, это ты оказал мне услугу.
Я не забыл. И полагал, что имею право на ответную услугу.
— Светлое пиво, — предложил я.
Уинстон заказал на двоих и вернулся ко мне.
— Все в порядке? — спросил он. — В прошлый раз ты выглядел неважнецки. Девочка заболела или что?
Я никогда не рассказывал ему про Анну, но, видимо, слушок ходил по нашей конторе.
— Дело не в этом.
Уинстон кивнул. Бармен поставил перед нами пенящиеся стаканы.
— У меня проблема, — сказал я, находя в последнем слове некоторое утешение. В конце концов, проблема — это нечто такое, с чем всегда можно справиться. Сначала она возникает, затем разрешается.
— Угрызения совести по поводу того вечера? Забудь. Я пообещал, что не буду больше заниматься компьютерами, и держу слово.
— Я знаю.
— Тогда о чем речь?
Уинстон сделал большой глоток пива. А я к своему не притронулся. Лужица воды под стаканом растеклась, и стойка потемнела, будто от запекшейся крови.
— Я совершил глупость, — начал я. — Крыша поехала. Из-за женщины.
Уинстон посмотрел на меня с легким недоумением. С чего бы это человек, которого трудно назвать другом в строгом смысле слова, вдруг надумал перед ним исповедоваться?
— Влюбился или что-то еще?
— Что-то еще.
— Ну-ну. А теперь как?
— Все кончено.
— И в чем проблема? Маешься чувством вины? Хочешь снять с души груз? Не волнуйся, в нашей конторе все заводят интрижки. Даже друг с другом. Как по-твоему, о чем мы треплемся в экспедиции? Кто, кого и как.
Я вздохнул:
— Дело не в этом.
— Тогда в чем же?
— Кое-что произошло.
— Она забеременела?
— Нет. Нас застукали.
— Что-что?!
— В гостиничном номере.
— О! — Уинстон явно решил, что это была жена.
— Явился какой-то тип и напал на нас, — продолжал я.
— Как?
— Кинулся на нас, когда мы выходили из комнаты. Обокрал… а ее изнасиловал.
Теперь Уинстон слушал меня с глубочайшим вниманием. Может, он по-прежнему спрашивал себя, зачем я все это ему рассказываю. Но ему, по крайней мере, стало интересно.
— Он ее изнасиловал? В гостинице?
— Да.
— В какой гостинице?
— Просто в гостинице. В центре города.
— Черт, Чарлз! И что было дальше? Он убежал? Его не поймали?
Да, не поймали. Для этого следовало заявить, что он совершил нечто предосудительное.
— Мы не обращались в полицию, — сказал я.
— Вы не обращались в полицию?
У него вдруг появилась неприятная манера повторять за мной слова. Наверное, от того, что он с трудом мне верил.
— Не обращались, — подтвердил я. — Плохо слышишь?
— Нет, почему же… — Он наконец оценил ситуацию. — Значит, он забрал ваши деньги и скрылся?
— Нет, не скрылся. — Я попробовал пиво. Оно показалось мне пресным и теплым. — В том-то и проблема.
На лице Уинстона снова отразилось недоумение.
— Он меня шантажирует, — объяснил я. — Вроде это так называется. Требует деньги, иначе грозит рассказать все моей жене и ее мужу.
Уинстон вздохнул. «Ты сам себя загнал в тупик, — расшифровал я его вздох. — Сочувствую».
Но я ждал от него больше, чем сочувствия. Я ждал от него действия. Qui pro quo[397]. To есть фактически сам занимался шантажом.
