На работе мне полегчало. Я старался изо всех сил. Ругань босса в «Беркли» снес кротко, согласился, что работу в наших местах найти нелегко и надо быть балбесом, чтобы так подставляться. Еще раз опоздаю, меня вышвырнут.
Весь день я прямо-таки излучал человеколюбие. Среди тех, кто занимался доставкой холодильников, я точно был один такой на весь штат. Для каждой попавшейся мне сегодня домохозяйки, для каждого карапуза у меня нашлось доброе слово. Даже с Рэем побеседовал. Насчет сисек и писек.
От тебя воняет, как из хлева, говорили мне. Спрашивали, зачем напялил куртку. А я пропускал все мимо ушей.
Когда мы возвращались от последнего по счету покупателя, меня торкнуло. Хорошо торкнуло. Шесть секунд проходит, пока накроет ударная волна. У меня и двух не получилось. Не было времени посмотреть на небо, распадающееся на тысячу солнц. Я будто взорвался изнутри.
Рэй сидел за рулем. Что со мной было, не помню, но, видимо, впечатляло. Он выкинул меня из машины на забитом шоссе в пригороде. До магазина еще оставалось добрых пять миль. Как только боль в голове более-менее стихла, и можно было перевести дыхание, и руки-ноги перестали трястись, и восстановилась координация движений, я зашагал вперед.
На проносящиеся мимо машины я не смотрел. Не глядел я ни на нежно-голубое небо над головой, ни на бесконечную серую линию под ногами. Взгляд мой почему-то зацепился за оранжево-зеленую рекламу «7-Одиннадцать»[369], мерцавшую вдали.
Я дотащился до телефонов-автоматов на стене магазина и позвонил Бетти. Сработал автоответчик.
Оставьте сообщение или позвоните по такому-то номеру Я принялся набирать номер и на полпути забыл его. Опять позвонил в ее бесплатный кабинет. Повторил номер вслух. Принялся набирать. Забыл. У меня кончились четвертаки. В кармане болтался доллар. Я зашел в магазин и разменял его. Пересчитал монетки. ЧЕТЫРЕ. Поблагодарил кассиршу.
Вышел наружу и снова набрал бесплатный кабинет. Внимательно выслушал автоответчик. Натыкал семь цифр и зажмурился.
Другой автоответчик. Я зарыдал. Даже после сигнала продолжал рыдать. Лучше сообщения не придумаешь.
— Алло? Алло? — прорезался голос живой Бетти. — Кто это? Что стряслось?
— Мне нужна помощь, — всхлипнул я.
— Кто это?
— Не знаю.
— Харли?
— Да. — Я шмыгнул носом и утерся рукавом папашиной куртки. — Правильный ответ.
— Харли, где ты?
— Не знаю.
— Что стряслось?
— Помогите.
— Да что такое случилось?
— Она…
— Кто?
— Она…
— Да кто «она»?
Голову заполнила боль, лишившая меня языка и разума.
— Харли, ты где?
Рыдания сжали горло.
— Ты дома?
Я затряс головой.
— На работе?
— Семь-одиннадцать, — прохрипел я.
— Семь-одиннадцать, — повторила она. — Ты про магазин?
Я подтвердил.
— Старый или новый?
— Зеленый, — выдавил я.
— Харли, — голос у нее был расстроенный, — у меня сейчас пациент.
— Настоящий пациент, — всхлипнул я.
— Ты можешь приехать сюда? Я у себя в кабинете.
— В настоящем кабинете.
— Таком же настоящем, как и тот, где мы встречались. Солтворк-стрит, 475. Между Мейпл и Грант-стрит. Большой белый дом с красной дверью. Найдешь?
Я повесил трубку и зашагал дальше.
Пока добрался, весь взмок. Большой — это мягко сказано. Дом был огромный. Здания поблизости — вот те подходили под определение «большие».
Пол внутри был из какого-то темного дерева, отполированного до того, что, казалось, ступишь шаг и потонешь. Лестничную клетку украшала балка из такого же дерева. На стенах, оклеенных кремовыми обоями, висели картины, сплошь бледно-розовые балерины и золотистые сады. По обе стороны от прохода стояли два старомодных кресла, обитых полосатым бархатом. Что находилось за дверным проемом, мне было не видно.
Шикарная обстановка!
— Добрый день, — произнес женский голос.
Не Бетти, кто-то другой.
Не потонуть бы! Уж лучше не сходить с дорожки.
— Кто там?
Из соседнего помещения, вежливо улыбаясь, показалась женщина. Улыбка тут же пропала, рот приоткрылся, а в глазах мелькнула тревога.
— Ты и есть Харли?
— Да.
— Проходи. Доктор Паркс очень тебя ждет.
— Доктор Паркс? — не понял я.
— Бетти.
Казалось, она хотела дотронуться до меня, но в последний момент передумала.
— Не желаешь снять куртку?
— Нет, спасибо.
— Тогда следуй за мной.
Нужный кабинет был в самом конце коридора. Бетти сидела за огромным столом, президенту впору, говорила по телефону. Со всех сторон нависали бесчисленные полки с книгами. При виде меня она немедля положила трубку и вышла из-за стола:
— Харли, слава богу, ты здесь.
На ней была солидная юбка цвета запеченного кокоса, чулки, туфли на шпильках, кремовый шелковый топик без рукавов и жемчужные бусы. Серьги — полированные прямоугольники из желтого золота — проблескивали из-под серебристых волос, стоило ей чуть пошевелить головой.
— С твоего звонка прошло целых два часа. Как ты себя чувствуешь?
— Работать забесплатно вам не с руки, так? — начал я.
Она заметила, какими глазами я гляжу на обстановку.
— Смотря что понимать под «не с руки». С финансовой точки зрения — да, работа на правительство больших доходов не приносит.
Кресла и диван в этом кабинете были такие роскошные, что я так и остался стоять. Даже после того, как она попросила меня сесть. Даже после того, как сказала «пожалуйста».
— Что произошло, Харли? Ты твердил «она, она». После свидания с матерью ты у меня ни разу не был. Как прошло свидание?
Я постарался проморгаться. Пот заливал глаза. Или это не пот? Ведь в глазах всякой воды полно.
— Она…
— Стоп, Харли, — мягко произнесла Бетти. — Она — это кто?
— Она… — выдавил я. — Она… Она…
— Смелее.
Я облизал губы, сглотнул, сделал глубокий вдох:
— Она… — В отчаянии я затряс головой. — Раньше я часто…
Бетти подалась вперед:
— Часто — что?
— То есть мы часто…
— Мы — что?
Я опустился на колени и закрыл лицо руками. Внезапно Бетти оказалась рядом со мной. Я почувствовал ее руки у себя на спине. Почувствовал сквозь папашину куртку.
— Кто? — спросила Бетти.
— Эмбер.
Точно нарыв в мозгу лопнул. Выговорилось ее имя — и вернулся дар речи.
— Она часто меня трогала. Еще в детстве. Я помню. Она меня трогала. В постели. Заберется ко мне и трогает.
— Где она тебя трогала? — спросила Бетти. — Вы знаете где! — крикнул я.
— Сам скажи. Так надо.
— Кому надо?
— Тебе. Произнеси слово вслух. Чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Чтобы распрощаться с ним.
— Хрен с этим распрощаешься.
— От слова ничего не останется, Харли. Почти ничего. Обещаю тебе.
Я снова закрыл лицо руками.
— Где она тебя трогала?
Я четко вспомнил, с кем говорю.
— За пенис, — прохрипел я.
— А эрекция была?
Я молчал.
— Была?
— Да.
— И семяизвержение было?
Я плотнее прижал руки к лицу и прорыдал:
— Да.
— А ты ее трогал?
— Нет, — простонал я и бросил на нее косой взгляд. — Нет. Нет. Клянусь. Я даже не глядел на нее. Я лежал к ней спиной. Она забиралась ко мне. — А почему она забиралась к тебе?
Я затрясся в рыданиях. Бетти обняла меня:
— Подумай.
— Она боялась отца, — прохныкал я ей в плечо. — И ты ее не гнал.
Я кивнул.
— Почему? — она нежно положила меня на пол. — Подумай.
— Я тоже его боялся.
— Слушай меня очень внимательно, Харли. — Она поднялась с пола. Подождала, пока я на нее посмотрю. — Это не значит, что ты — плохой человек. Ты не урод и не извращенец. Вы с Эмбер — нормальные люди. Это детская эмоциональная реакция на дурное обращение, поиск поддержки у близкого человека.
Я опять попытался закрыть лицо, но она сжала мне руки:
