— Выпустите нас!
Один из фуцзяньских парней, сидевших в темноте на корточках, сказал мне хрипло:
— Уйми ее. Это еще Тайвань.
Мэйкунь пришла в ужас от этой новости:
— Все равно! Я хочу выйти! Я больше не могу! Помогите кто-нибудь! — Она заплакала и заколотила по стенке как сумасшедшая.
— Сделай ты с ней что-нибудь! Нам же всем крышка, если кто услышит!
Конечно, мне надо было тогда как-то помягче, но я чувствовал спиной, как сорок семь пар глаз буравят меня, требуя заткнуть Мэйкунь. Ну я запсиховал и ударил ее по лицу. Сестра свалилась как подкошенная. Как кукла-марионетка, у которой обрезали ниточки. Упав на заблеванный, загаженный пол, она лежала лицом вверх. Ее открытые глаза глядели в темноту. Мэйкунь была явно не в себе. Я это понимал, но не мог допустить, чтобы из-за нее другие люди, которые были вместе с нами в контейнере, оказались в опасности. Она утихла, и я подумал, что лучше ее не трогать. Я вспоминаю, что произошло дальше, весь тот кошмар и думаю: неужели, ударив тогда Мэйкунь, я лишил ее жизнелюбия, отнял волю к жизни, которая была так сильна?
На следующий день сухогруз наконец покинул Тайвань и по бурному зимнему морю направился к берегам Японии. Мэйкунь лежала на дне контейнера как полуинвалид, ничего не ела и молчала. На шестой день дверь открылась и внутрь ворвался холодный морской воздух, от которого коченело все тело. Но после долгого сидения в душном вонючем контейнере я вдыхал свежий воздух полной грудью. Вконец ослабевшая сестра нашла в себе силы самостоятельно встать на ноги и слабо улыбнуться.
— Кошмар!
Я и представить не мог, что больше никогда не услышу голоса Мэйкунь. Это было ее последнее слово. Все произошло минут через двадцать. В сгущавшихся сумерках мы стали грузиться на маленький катер, который должен был доставить нас к японскому берегу. Как-то получилось, что в тот момент, когда Мэйкунь переходила на катер, спокойное до этого море вспенилось, в борт ударила большая волна. Сестра упала в воду. Я уже успел перейти на катер и попытался схватить ее за руку, но не успел. Мои пальцы поймали воздух, и Мэйкунь, бросив на меня отчаянный взгляд, ушла под воду. На миг показалась ее рука — она будто прощалась со мной взмахом, а я лишь растерянно проводил ее глазами. Как я мог ее спасти? Ведь я не умею плавать! Я громко закричал:
— Мэйкунь!!!
Но помочь ей уже не мог никто. Все только смотрели на темные волны. Так погибла моя любимая сестричка. Ее забрало холодное зимнее море, когда до Японии, о которой она так мечтала, было рукой подать.
Мой длинный рассказ приближается к концу. Я обращаюсь к Вам, г-н Такахаси, и к Вам, Ваша честь: прочитайте эту историю до конца. Г-н Такахаси назвал эти мои показания «Плохие дела, которые я совершил» и сказал, чтобы я описал, как жил, чего плохого сделал, и раскаялся. Чего я только не вспомнил, пока писал! А сколько раз начинал плакать, жалея о том, что было, что я сделал! Я никудышный человек. Хуже не бывает. Не спас Мэйкунь, убил г-жу Хирату и жил как ни в чем не бывало. Уезжая из деревни, мы с сестрой горели надеждой и желаниями, будущее казалось таким светлым и обещающим! Но сейчас за мной ничего больше не числится, кроме преступления. В чужой стране я убил женщину, которую видел первый раз в жизни. На такое способен только самый законченный подонок. Мне кажется, я стал таким, потому что лишился Мэйкунь. А в ней была моя душа.
О том, что было после приезда в Японию, я все рассказал г-ну Такахаси. Я попал в Японию нелегально. Из-за этого приходилось скитаться, как бродячему псу, боясь привлечь чье-нибудь внимание. Китайцы всегда стараются держаться поближе к дому, к тем местам, где родились. Они привыкли помогать друг другу. Оказавшись здесь без родни и друзей, я должен был все делать сам — искать работу, искать жилье. Это очень непросто. А лишившись сестры, я больше никому не мог поплакаться, пожаловаться на жизнь. Три года я работал, чтобы расплатиться с теми, кто перевез меня в Японию. Потом потянулись одинаковые, похожие один на другой дни. У меня даже пропало желание зарабатывать деньги. Люди, с которыми я познакомился в Японии, работали ради жен и детей, оставшихся в Китае. Я завидовал своим знакомым.
В то время я встретил женщину с Тайваня, которая работала в Кабуки-тё. Я о ней уже писал. Это та, с которой мы смотрели «Желтую землю». Старше меня на десять лет, в Каосюне у нее двое детей. Мама-сан в ночном клубе; она ходила на курсы японского языка, зарабатывала на детей. Добрая, хорошая, она очень заботилась обо мне, когда я был в отчаянии.
Однако часто бывает, что даже самый добрый человек не может тебя понять. Особенно если вы росли и воспитывались в разных условиях. Она совершенно не понимала, что такое родиться в нищей деревне, надрываться на тяжелой работе, потерять сестру. Помню, как я психовал из-за этого и в конце концов расстался с ней. После этого я поставил перед собой цель уехать в Америку.
Бродяга — он и есть бродяга. Приятели, с которыми я жил на квартире на станции Синсэн, все были как волки-одиночки. Только от г-на Такахаси я узнал, что Чэнь И и Фан, оказывается, сбежали из тюрьмы. Знай я, что они преступники, никогда бы с ними не связался. И отношения у меня с ними разладились совсем не из-за денег, а потому что я стал тайком готовиться к отъезду в Нью-Йорк.
Г-н Такахаси осуждал меня за то, что я слишком много брал с них за квартиру, но ведь это я снимал ее у Чэня. Надо было поддерживать чистоту, платить за свет, отопление. Значит, их доля должна быть больше. Кто, вы думаете, мыл уборную? Мусор выносил я, одеяла на просушку вешал я. Все я.
А теперь они меня предали. Все, что говорит Фан, — вранье. Что я давно знал г-жу Кадзуэ Сато, что у нас втроем были какие-то отношения. Наглое вранье! У Фана, верно, есть свои причины сваливать всю вину на меня. Г-н Такахаси! Ваша честь! Прошу Вас, подумайте об этом. Я уже много раз говорил: я никогда не встречался с г-жой Кадзуэ Сато. Зря меня обвиняют. Я ее не убивал.
Наша встреча с г-жой Юрико Хирата — это беда и для нее, и для меня. Я слышал от г-на Такахаси, что когда-то она была очень красивой и работала моделью, но потом постарела, подурнела и скатилась в проститутки. Хотя, по-моему, она и сейчас еще женщина красивая.
Ее красота здорово на меня подействовала, когда я встретил ее в Кабуки-тё. Возвращаясь домой из «Футамомокко», я нарочно пошел той же дорогой, хотя уже было поздно, и очень обрадовался, когда увидел, что г-жа Хирата дожидается меня под дождем. Увидев меня, она слабо улыбнулась и сказала:
— Я тут чуть не окоченела, тебя поджидая!
Я хорошо помню тот дождливый вечер. Г-жа Хирата держала зонтик, и волосы у нее были как у Мэйкунь — такие же черные, длинные, до самого пояса. Я даже испугался. В профиль она тоже была вылитая Мэйкунь. В этом была главная причина, почему я запал на нее. Я искал Мэйкунь. Приятели, знавшие, что случилось с сестрой, говорили мне: «Она умерла. Забудь ты это дело», — но у меня было такое чувство, что когда-нибудь я снова встречу сестру в этом мире.
Она пропала в море. Сомнений в этом нет. Но ведь ее могли спасти проплывавшие мимо рыбаки. А может, она доплыла до какого-нибудь острова. Мне очень хотелось, чтобы так оно и получилось. Мы с Мэйкунь выросли в горах, она тоже не умела плавать. А вдруг научилась, пока мы жили в Гуанчжоу? Ведь она такая сообразительная, такая ловкая. Замечательная девчонка! Вдруг я встречусь с ней снова, увижу ее глаза, полные слез, и она позовет меня: «Чжэчжун!» Как тогда, в бассейне. Я бродил по улицам, продолжая надеяться.
— Ты симпатичный парень! — взглянув на меня, сделала комплимент г-жа Хирата, и я ответил:
— Ты копия моей младшей сестры. Она у меня красавица.
— А сколько ей лет?
Мы шли с ней рядом. Она бросила в лужу докуренную сигарету и подняла на меня глаза. «Нет, — разочарованно подумал я, взглянув на нее, — конечно, это не Мэйкунь».
