В нашу пещеру мы провели электричество всего два года назад. Я перебросил провода — краденые, конечно, — с ближайшего столба.
— Я тоже хочу уехать. Но у нас нет денег. Придется копить.
Сестра посмотрела на меня как на идиота.
— Ты что?! Я уже старухой стану, пока ты накопишь! Чего тянуть? Ждать, когда билеты на поезд подорожают?
Слухи такие ходили. Говорили, что после Нового года. Надо как-то выбираться скорее, но на что купить билеты?
— Знаешь, если я соглашусь выйти за этого карлика, он даст чего-нибудь на свадьбу. Вот нам и деньги.
Конечно, то, что предложила сестра, — последнее дело, но другого способа сбежать мы придумать не могли. Я скрепя сердце согласился.
Жених был на седьмом небе от счастья, когда сестра согласилась, и притащил деньги, которые откладывал несколько лет. Целых пятьсот юаней. Больше, чем имела наша семья в год. Обрадованный отец спрятал деньги в шкаф. Мы забрали их и на следующий день после Нового года по лунному календарю удрали из деревни. Стараясь не попадаться никому на глаза, поспешили на рассвете на автобусную остановку на окраине деревни, чтобы успеть на первый автобус.
Несмотря на ранний час, автобус был набит битком. Услышав, что железная дорога скоро подорожает, люди рвались в город. Нам удалось кое-как упаковаться в автобус вместе с тяжеленным баулом, который взяли с собой. Всю дорогу — больше двух дней — мы простояли на ногах.
— Ничего, потерпи еще. Скоро уже Гуанчжоу. Сбудется твоя мечта, — смеясь, подбадривал я сестру.
Когда мы подъехали к железнодорожной станции — это даже была не станция, а сельский полустанок, — где у автобуса конечная, пошел снег с дождем. Еле живой от усталости, я стал высматривать, где бы укрыться от падавшей с неба воды, но увидел такое, от чего крепко схватил сестру за руку.
Перед станцией прямо на размокшей от дождя земле сидели люди. Очень много. Огромная толпа. Наверное, тысяча человек. Парни и девушки, напялившие на себя все, что можно, отчего сделались похожими на надутые шары, в покорном ожидании поезда мокли под дождем, прижав к себе пакеты с кастрюлями, одеждой и другими пожитками. Две ночлежки поблизости наверняка были полны под завязку. Вокруг глушь, ни одного магазина. Только людские волны, колыхавшиеся у входа на станцию. От промокшей до последней нитки толпы к небу поднимался белый пар от дыхания и испарявшейся влаги.
Наш автобус оказался не единственным. После того как мы сошли, полные автобусы стали подкатывать один за другим. Они привозили из еще более глухого захолустья таких же бедных крестьян, как и мы. Толпа перед станцией продолжала расти. Вновь прибывшие уже не могли подойти к станции и толклись на подступах. То тут, то там возникали мелкие стычки, вспыхивали ссоры. Появились железнодорожные охранники, но что они могли сделать?
«В такой давке не то что на поезд не сядешь — билет не купишь», — ошеломленно подумал я. Мы украли деньги жениха, так что обратно в деревню нам пути не было. Решительно настроенная Мэйкунь и та пала духом. Казалось, вот-вот расплачется.
— Чего делать-то? Мы тут на неделю засядем. Людей все больше будет собираться, а потом подорожают билеты.
— Как-нибудь прорвемся.
Утешая сестру, я проталкивался сквозь толпу, чтобы подобраться ближе к станции, и услышал за спиной:
— В очередь!.. Куда прешь?! Назад давай!
Я сердито оглянулся. Один нахальный парень уже готов был кинуться на меня с кулаками, но тут сестра запричитала тонким жалобным голосом:
— Ой! Мне плохо! Сейчас умру!
Парни нехотя подвинулись, освободив сантиметров пятнадцать. Я просунул туда ногу и поставил на раскисшую землю кастрюлю. Кое-как пристроившись на ней, посадил на колени сестру. Она уткнулась лицом в мое плечо, делая вид, что ей совсем худо. Наверное, нас принимали за мужа и жену, изо всех сил поддерживавших друг друга. Это был кошмар, мы думали, сердца вот-вот разорвутся. В голове у меня все смешалось. А куда деваться? Оставалось только ждать поезда.
— По-моему, здесь все с билетами, — прошептала сестра, оглядываясь. — Без билетов нас не посадят.
Касса уже закрылась. Я стиснул ей плечо, чтобы говорила тише. Какие в такой толпе могут быть билеты? Вопрос в другом: как тут выжить, как выбраться отсюда, опередив других. Во имя этого я был готов идти по головам.
Ждать пришлось шесть часов. Народу все прибывало. На сельском полустанке, через который проходила одноколейка, скопилось больше десяти тысяч человек, и стало ясно, что все в поезд не сядут. К тому же на других станциях людей скопилось не меньше. Среди них, конечно, были и такие, кому уже расхотелось ехать, но подавляющее большинство, вроде меня, с налитыми кровью глазами готовы были вырваться с этой станции любой ценой.
Наконец послышались крики:
— Едет, едет!
Крестьяне зашумели и повскакивали с земли. Испугавшись напиравшей толпы, станционное начальство решило билеты не проверять. Платформу окружили несколько десятков охранников, но народ давил все сильнее. Даже если бы начали стрелять, толпу было не остановить.
Лица охранников, на которых напирала огромная живая масса, застыли от страха. Охрана понимала: натиска не сдержать. Шоколадного цвета поезд плавно подошел к платформе, и возбужденная толпа разочарованно охнула. Окна запотели, разглядеть что-то через них было невозможно, но отовсюду торчали руки, нога, узлы и баулы. Пассажиров набилось как огурцов в бочке.
— Так мы никогда отсюда не уедем. Не выпускай мою руку, что бы ни случилось. Мы обязательно сядем, — сказал я, крепко сжав руку сестры.
Мы стали пробиваться вперед изо всех сил, действуя баулом как тараном. Толкавшийся впереди дядька, скривившись, обернулся — не иначе как наша железная сковорода уперлась ему в спину, оступился и повалился набок. Толпа тут же расступилась, несколько человек упали. Но я продолжал протискиваться к поезду, шагая по спинам, по рукам, по ногам, ничего не замечая.
Испугавшись давки, охранники и железнодорожники, недолго думая, разбежались. Но толпе уже было все равно, люди валом хлынули к поезду. Толкались, карабкались друг на друга с одной-единственной мыслью — во что бы то ни стало добраться до вагона.
— Чжэчжун! Чжэчжун!
Я услышал пронзительный крик Мэйкунь. Кто-то схватил ее за волосы и тянул назад. Если бы она упала, ее затоптали бы насмерть. Бросив баул, я кинулся ей на помощь, ударил в лицо женщину, вцепившуюся в сестру. Из носа у нее брызнула кровь, но никто не обращал на нас внимания. Все вокруг сошли с ума.
Я лез напролом. Кто-то меня за это осудит. Ну да, так и было, я не отказываюсь. Наверное, японцу трудно представить, что там творилось. Кому-то может показаться забавным такое зрелище — тысячи людей штурмуют один поезд. Но для нас это был вопрос жизни и смерти. Не сядь мы сразу, пришлось бы несколько суток мерзнуть в чистом поле под холодным дождем. И потом, мы же сбежали из деревни, прихватив свадебные деньги. А вдруг жених Мэйкунь организует за нами погоню? У меня поджилки тряслись от этой мысли.
Нам с сестрой все-таки удалось пробиться к вагонам. Из ближайшего высунулся мужик и стал размахивать дубиной, чтобы больше никто не пролез внутрь. Он заехал прямо в висок стоявшему передо мной человеку, тот упал, и в этот момент поезд тронулся. Я совсем озверел и вместе с оказавшимся рядом здоровяком стащил махавшего дубиной мужика с поезда. Прыгая по телам упавших, мы с сестрой умудрились как-то вскочить на площадку. Вслед за нами отчаянно полезли и другие. Теперь настала моя очередь работать дубиной. Вспоминаю сейчас об этом — мороз по коже. Это был настоящий ад!
Поезд набирал ход, но мы все никак не могли успокоиться. С лиц капал пот, волосы у сестры перепутались, лицо в грязи и синяках. Я, должно быть, выглядел не лучше. Нет слов описать, что мы чувствовали. В мозгу билась только одна мысль: «Вырвались! Едем! Повезло!»
Понемногу придя в себя, мы втиснулись в проход между сиденьями, забитый народом и тюками. Ехали стоя. Ни сесть, ни тем более лечь было невозможно. Через полдня были в Чунцине, до Гуанчжоу еще двое суток. До этого мы из деревни носа не показывали, а тут автобус, поезд, незнакомые, чужие места… И все в первый раз. Как все это выдержать? И неизвестно, что впереди. Хотя пути назад все равно не было.
