Мерриузер отступил на шаг и резко обратился к Реджине:

— Мой «Палм Пайлот», две сотни наличных и часы «ТАГ Хойер». Или они вернутся ко мне до того, как я сойду в Чикаго, или полетят головы.

Он удалился.

Том и Реджина с шумом выдохнули.

— Ну и уникум, — сказал Лэнгдон. — Быть может, он услышал, что здесь едет Макс Пауэрс и теперь пробуется на роль Скруджа[149].

— Мать учила меня любить всех, но она никогда не встречала Гордона Мерриузера.

— Как я понимаю, вы на него уже напоролись ранее?

— Как и все работающие в этом поезде. — Она сделала паузу. — Спасибо, Том. Огромное спасибо.

— Да ничего, вы бы и сами справились.

— Вы правда выиграли Пулитцеровскую премию?

— Нет, на самом деле я выиграл две премии.

— Ничего себе. Впечатляет.

— На самом деле нет. Все, что нужно сделать, — это провести жизнь, мотаясь из одной ужасной дыры в другую и делая записи обо всех встреченных кошмарных вещах. Цивилизованный мир прочтет и забудет, но погладит тебя по головке за старания и наградит премией в благодарность за то, что ты ничего не изменил.

Он ушел к себе в купе, чтобы выспаться.

Элеонора направилась прямо к себе в купе, задвинула и заперла дверь и задернула занавеску. Затем медленно опустилась на кровать, застеленную Реджиной во время ужина. Она выключила свет, оставшись сидеть в темноте и смотреть в окно. Снегопад снаружи повалил еще сильнее. Поезду снег не слишком мешал, «Кэп» шел полным ходом. Они проносились мимо скоплений скромных домиков, далее — мимо густых лесов и пробивающихся местами сквозь землю ручьев. Дым из домовых труб клубился и как будто оставлял на снежных завихрениях таинственные послания, которые Элеонора была не в силах расшифровать. Ее пальцы скользили по холодному стеклу, оставляя свои следы-символы на гладкой поверхности. Женщина начала тихо плакать, уткнувшись головой в оставленную Реджиной в углу подушку. Ее скрутило отчаяние.

Пока она смотрела в окно, перед ее взором предстал совсем иной ландшафт. Как и Том ранее, она мысленно перенеслась в Тель-Авив. Там она испытала такое счастье и в то же время несчастье, что такое раздвоение почти свело ее с ума. А быть может, действительно свело тем рождественским утром, когда ее совместное с любимым мужчиной будущее растаяло. Она по-прежнему живо помнила, как оглядывалась на него, стоя на лесенке, как он попросту отвернулся и ушел. От этого воспоминания полились слезы, а жесткий контроль, под которым она держала свою жизнь, обратился в ничто. Она думала, что Том не сможет никогда снова оказать на нее такой эффект, и тем не менее у него получилось: всего лишь посмотрев на нее и перемолвившись несколькими словами. Она оказалась беспомощна.

От стука в дверь Элеонора напряглась. Она не готова встретиться с ним — ни прямо сейчас, ни, возможно, никогда.

— Элеонора? Ты не спишь, верно?

Затаившая было дыхание женщина с облегчением выдохнула. Это Макс, не Том.

— Одну минутку.

Она включила свет, вытерла лицо мокрым полотенцем и потянулась за расческой, однако той на месте не обнаружилось. Элеонора пригладила волосы пальцами и открыла дверь.

Макс быстро вошел в купе и закрыл за собой дверь:

— Все в порядке? Выглядишь не очень.

— Наверное, я просто устала.

— Что ж, со свадьбой все улажено. Я поговорил с сотрудниками «Амтрака» — они совсем не против.

— Чудесно, — тихо ответила Элеонора.

— А как дела с Томом? Нарыли что-нибудь годное?

— Есть отличный материал. Я вскоре структурирую заметки.

— Вот он — дух первооткрывателя. Едешь поездом не ради того, чтобы быстро куда-то добраться, а ради самого путешествия. Ради сюрпризов.

— Что ж, меня-то в этой поездке точно удивили.

Мужчина посмотрел на нее с нежностью:

— В жизни часто случаются забавные совпадения. Как-то я зашел перекусить в «Пауло» — ну, знаешь, это тот очень дорогой итальянский ресторан возле Родео-драйв? Так вот: захожу и вижу — кого бы вы подумали? Не одну, и не две, а всех трех моих бывших жен.

— Это потрясающе. Они все пришли по отдельности?

— О нет. По-видимому, они встречались там каждый вторник и беседовали на тему, какой я ужасный муж. Это у них вроде книжного клуба, только по иным интересам — распинать вашего покорного слугу. Разумеется, они никогда не упоминают выплачиваемые каждой алименты, благодаря которым могут просиживать на своих модно одетых задницах по четыре часа в пятизвездочном ресторане и жаловаться на меня.

Он посмотрел на нее.

— Не хочешь рассказать мне про этого Лэнгдона? Если хочешь знать мое мнение, вы были совсем не просто коллеги-репортеры.

Элеонора нервно теребила руки:

— Помнишь, когда мы только начали работать вместе, ты спросил, что побудило меня заняться писательством, что мной движет?

— Конечно, помню. Я задаю этот вопрос всем своим сценаристам.

— Так вот, ответ на этот вопрос — Том Лэнгдон.

— Не понимаю.

— Макс, я любила его. Любила всей душой. Когда все закончилось, во мне осталась пустота — дыра размером с мертвую звезду. Единственной отдушиной стало писательство.

— Мне повезло. А про тебя так не скажешь, — тихо произнес Макс. — Значит, ты любила его, а он явно по-прежнему испытывает к тебе чувства. Что произошло?

Она встала и начала расхаживать по комнатке под его взглядом. И наконец ответила:

— Люди могут любить друг друга, но желать разного. В таком случае отношения не работают, какими бы сильными ни были ваши чувства.

— Так чего хочет Том?

— Не уверена, знает ли он сам. Я же знаю, чего он не хочет: быть привязанным где-либо или кем-либо.

— А ты знаешь, чего хочешь ты?

— Кто знает, Макс? Кто на самом деле знает, чего ему хочется?

— Что ж, полагаю, лучше об этом спрашивать не меня: мои интересы постоянно меняются. Но, как по мне, это часть жизни. Быть может, то, чего все мы хотим, — это счастье. И находим его каждый своим путем.

— Если находим. Многие так никогда и не обретают счастья. Возможно, я одна из них.

— Элеонора, ты умная, талантливая, успешная и прекрасная женщина в расцвете лет.

— И, быть может, эта женщина не нуждается в мужчине, чтобы чувствовать себя полноценной.

Макс пожал плечами:

— Может быть. Я и не имел в виду, что каждый должен заключить брак, чтобы стать счастливым.

— Тогда что ты имеешь в виду?

Режиссер встал:

— Я хочу лишь сказать, что не стоит делать сразу вывод, что для счастья тебе не нужен близкий человек.

Макс вышел и направился в купе Кристобаля. Оказалось, его ассистент разворошил всю комнату.

— Что это ты делаешь? — спросил Пауэрс.

— Ищу свои солнечные очки.

— Солнечные очки! Посмотри за окно, уже ночь.

— Я имею в виду, что они пропали.

— Так купи другие.

— Эти стоили четыреста долларов!

Макс пристально поглядел на него:

— Сколько именно я тебе плачу, Кристобаль?

Молодой человек сглотнул и нервно посмотрел на босса:

— Я откладывал на них целый год.

— Угу. Слушай, со свадьбой все улажено.

— Замечательно, сэр. Вы гений.

— Как ты каждый раз утверждаешь… Так, задание ты получил. Чтобы никаких ошибок.

— Я когда-нибудь подводил вас, мистер Пауэрс?

— Да, знаю, но пойми: никто не идеален, я просто не хочу, чтобы в первый раз ты провалился на этом задании. Ясно?

— Понимаю, сэр.

— Ты хороший парень, но когда мы приедем в Лос-Анджелес, я урежу твою зарплату.

— Почему, сэр? — спросил ошеломленный Кристобаль.

— Потому что даже я не трачу по четыреста баксов на солнечные очки, вот почему.

Том лежал на кровати и разглядывал дно находящейся над ним койки. Он ненадолго заснул, но теперь совершенно проснулся. Он встал и достал блокнот, однако ручку найти не сумел. Затем обыскал все купе, но ручка не обнаружилась. Она имела для него особое значение: Элеонора подарила ее после их первого совместного путешествия за границу. Наконец журналист отчаялся искать и, услышав музыку, вышел в коридор. Мелодия доносилась из купе Агнес Джо; дверь была открыта, свет включен. Он подошел к порогу и украдкой заглянул внутрь. Агнес Джо сидела полностью одетая, а на складном столике рядом с ней стоял подключенный к розетке старинный электропатефон. Он узнал песню: «Тихая ночь». Агнес Джо повернула голову, заметила его и, по-видимому, немного смутилась: