— Мёрси[377], Юта, — сказала Ланкастер, когда они выбрались из самолета в густой снегопад и увидели на ангаре табличку с надписью.

— Вот они, высоты иронии, — прокомментировала Джеймисон.

Богарт поежился и плотнее закутался в парку.

— Ну, и какая причина стоила нам полного бака горючего? — спросил он у Декера.

Тот смотрел на три внедорожника, стоящих на взлетной полосе. Двигатели машин работали, и печки, как он надеялся, были включены на всю мощность.

— Я вам покажу.

Они поехали к некогда родному дому Белинды Уайетт. Этот микрорайон построили после Второй мировой войны, и дома в нем практически не отличались друг от друга. Улицы покрывала замерзшая слякоть. В доме было темно. На подъездной дорожке не стояли машины.

Декер сидел на заднем сиденье второго внедорожника, вместе с Ланкастер и Джеймисон. Богарт сел впереди.

Амос заглянул в окно и сказал:

— Так его недавно продали?

Богарт кивнул.

— Двадцать месяцев назад. Покупателем было юридическое лицо.

— Примерно за четыре месяца до убийства моей семьи… Им требовалось место, где можно побыть и все спланировать.

— Ты действительно думаешь, что Уайетт выкупила свой старый дом? — спросила Ланкастер. — С которым связаны все эти жуткие воспоминания?

— Это был ее дом. Не та громада, в которой она убила родителей и закатала их в пластик. Несмотря на все случившееся, Белинда могла воспринимать это место как спокойное и безопасное убежище. И она, вероятно, потратила на него часть тех грязных денег. Я уверен, ей казалось вполне справедливым потратить их кровавые деньги, чтобы выкупить дом, который они так хотели продать.

Джеймисон взглянула на него.

— И что, по-вашему, мы там найдем?

— Ответы, — сказал Декер. — Надеюсь.

Часть агентов оцепила периметр, чтобы никто не сбежал, а все остальные вошли в дом сразу с двух сторон. Они проверили все комнаты, потом спустились в подвал.

— Вот черт! — воскликнул Богарт, озираясь. — Я-то ожидал увидеть стены, сплошь покрытые бумажками для записей, со всякими стрелками и прочим, вроде ручной версии системы управления воздушным движением.

Но ничего подобного здесь не было. Строго говоря, здесь вообще не было ничего, кроме вполне предсказуемого содержимого любого подвала — хлама.

— Я надеялся на то же самое, — сказал Декер.

Он осмотрелся, вбирая в память все увиденное, и начал кивать, как будто все понял.

— Как ни странно, я упустил один очевидный, но значимый момент. У Уайетт гипертимезия. Ей не нужна стена с бумажками. Все хранится у нее в голове, каждая деталь. И мы пока не знаем, что собой представляет Леопольд, кроме его странности и чертовски хорошего актерства. Он играет невежественного придурка лучше любого, кого мне доводилось видеть. Но в нем есть что-то еще, чего я пока не могу засечь.

— Вы сказали нам, что он был непонятен, — припомнил Богарт.

— Он непонятен. У каждого человека есть намерения, альтруистические или корыстные. У него они тоже есть. Я просто пока не знаю, в чем они заключаются.

— Не пора ли нам звонить в местную полицию? — спросил агент.

Декер покачал головой.

— Нет.

— Почему? Они злятся, если мы не сообщаем им, чем мы занимаемся на их территории.

— Возможно, «местные» как раз и стоят за всей этой историей. Поэтому мы сами поработаем с тем немногим, что тут есть.

Он начал рыться на пластиковой полке, где стояло несколько коробок с мусором. Джеймисон принялась за барахло в другом углу. Ланкастер с Богартом переглянулись и занялись тем же.

Через два часа Богарт объявил:

— Ну, всё. Здесь ничего нет. Вообще ничего!

— Нет, есть, — отозвалась Джеймисон, держа в руке сложенную газету.

— Где вы это нашли? — спросила Ланкастер.

— Под тряпьем в коробке, которая стояла под тем столом.

— Ну и что? — сказал Богарт. — Такой же мусор, как и все прочее.

— Нет. Когда люди сберегают газеты, они всегда сберегают целую пачку. А это единственная газета на всю комнату. Могу поспорить, разум Уайетт должен воспринимать ее как частицу беспорядка. И это заставляет меня задуматься, зачем она здесь? Должна быть причина.

Декер с любопытством посмотрел на нее.

— Хорошее заключение, Джеймисон.

— Ну, я, может, и не гипер-это-самое, но у меня тоже бывают просветления. А еще я за милю чую запах газетной бумаги.

— И что там написано? — спросила Ланкастер.

Джеймисон подняла газету и указала на заголовок на первой странице.

— «Джайлс Эверс пропал без вести», — прочитала Ланкастер.

— Кто такой этот чертов Джайлс Эверс? — спросил Богарт.

— Он был полицейским, — ответила Джеймисон. — Еще в статье сказано, что он был сыном самого известного жителя Мёрси, Клайда Эверса. Бывший мэр, сделал кучу денег на горном деле, немало вложил в родной город. Типичная крупная рыба в маленьком пруду.

— Но зачем Уайетт хранить эту газету? — спросил Богарт.

— Потому что Джайлс Эверс изнасиловал ее, — сказал Декер. — И она помогла ему исчезнуть.

— Эй, Амос, это какой-то дикий логический скачок, — заметила Ланкастер.

— Нет. Это единственная причина, по которой она могла хранить газету.

— Какая там дата? — спросила Мэри.

— Девятнадцать месяцев назад, — ответила Джеймисон. — Примерно в то время, когда дом был куплен компанией, за которой, вероятно, стояла Уайетт.

Богарт и Ланкастер уставили на Декера.

— То есть вы хотите сказать, что на нее напал сотрудник полиции? — недоверчиво спросил Богарт.

— Сотрудники полиции, — уточнил Декер. — Это было групповое изнасилование. И они сделали это из-за ее интерсексуальности, а старик Эверс заплатил Уайеттам за молчание. Он отмыл сына и избавил полицейское управление от тонны неприятностей и снесенных голов. Вряд ли полицейское управление Мёрси так уж велико. Возможно, в изнасиловании участвовали вообще все их патрульные. Паршивая ситуация для людей в синем. И всего города. Города, который не слишком-то сочувствует людям вроде Белинды Уайетт.

— Но мы не знаем точно, — сказала Ланкастер. — Это просто твои догадки.

— Мы можем их подтвердить, — ответил Декер. — Давайте побеседуем с людьми, которые были тогда неподалеку.

Тогдашний начальник полиции умер шесть лет назад от сердечного приступа. Из полицейских в управлении до сих пор служили двое. Оба ничего не знали о деле Уайетт — так они сказали Богарту, когда он вместе с остальными заявился в единственный полицейский участок города. Всей группе быстро показали на дверь.

Когда они отъехали от участка, Ланкастер сказала:

— Они врут. По лицам видела.

— Маленький город. Такой маленький, что все знают о каждом, — сказал Декер. — Пора переходить к первому пункту списка.

— Вы имеете в виду отца Джайлса Эверса? — уточнила Джеймисон. — Клайда Эверса? Если он еще жив.

Богарт смотрел в смартфон, вероятно, запустив поиск.

— Видимо, да. И, похоже, он до сих пор живет здесь.

Найденный адрес, как оказалось, принадлежал небольшому дому на самом краю города. Вдоль фасада дощатого домика тянулась веранда. В окнах горел свет. Из трубы поднимался дым.

Опять пошел снег.

Дом был ветхим. Газон бугрился, деревья и кусты были больными и кривыми, а на дорожке стояла единственная машина — древний фордовский пикап.

— Городской патриарх, а? — пробормотала Ланкастер. — Похоже, у него трудные времена.

— Возможно, для этого есть веская причина, — сказал Декер.

На стук передняя дверь открылась. На пороге стоял обрюзгший и согнутый старик. Его белая борода доходила до груди, потертые штаны держались на веревочных подтяжках.

Богарт представился, показал значок и сказал, что им нужно поговорить с ним о его сыне. Эверс молча кивнул и провел их в комнатку с закопченным камином, в котором потрескивали поленья.