— Мне показалось, что они оправились, насколько такое, вообще, возможно.

— Ну, Майрон это Майрон. Он… ну, он на все смотрит с точки зрения логики. А потом идет дальше. Бритта? Мне кажется, она вообще никуда не двигается.

— Она устроила Кейп-Код у себя на заднем дворе. Ей не нравятся современные вещи.

— Думаю, она проводит там много времени. Размышляет о самых разных вещах.

Пайн кивнула.

— Итак, ваша мать? — снова спросил Лайнберри.

— Я буду с вами откровенна. Ей пришлось столкнуться со многими трудностями.

— Какого рода?

— Я бы предпочла не вдаваться в детали.

Он склонил голову набок.

— Значит, она в больнице, или с ней случилось что-то другое? — не унимался Лайнберри.

— Или что-то другое.

— И каковы прогнозы?

— Я не уверена, что они есть; во всяком случае, мне они неизвестны.

Он кивнул.

— Мне жаль это слышать.

Пайн пожала плечами.

— Такова жизнь. Ты получаешь хорошее вместе с плохим. Вы помните еще кого-то, кроме Принглов, с кем я могла бы поговорить?

— Сожалею, но нет, больше никого.

— Ладно. Тогда, пожалуй, мне пора. — Она потянулась за бумажником.

— Нет, я расплачусь. Я ведь вас пригласил.

— Я чувствую себя лучше, когда плачу за себя, — сказала Пайн и протянула ему двадцать долларов.

Через минуту они сидели в «Порше», и Джерри нажал на газ.

— Когда вы в следующий раз увидите свою мать, пожалуйста, передайте от меня привет, хорошо? — попросил Лайнберри.

— Передам, — ответила Пайн.

«Если когда-нибудь ее увижу», — подумала она.

Они довезли ее до заднего входа в «Коттедж».

— Если вы вспомните что-то еще, пожалуйста, позвоните мне, — сказала Пайн.

— Обязательно, — обещал Лайнберри.

«Почему я в этом сомневаюсь?» — подумала Пайн, когда они отъехали.

— Конечно, я не могу быть уверена на все сто процентов, но мне удалось отметить всех, кто был в «Темнице» в тот вечер и кого я запомнила, — сказала Блюм, протягивая Пайн блокнот.

Она положила его на кровать в своем номере и принялась листать.

— Складывается впечатление, что там не было около двадцати человек, а половина выглядят слишком старыми и слабыми, чтобы поднять женщину, не говоря уже о необходимости отнести ее на какое-то расстояние, — заметила она.

— Агнес Ридли и Сай также там были, — добавила Блюм. — Поэтому я попросила их просмотреть фотографии, чтобы проверить собственную память. И наши списки практически совпали.

— Там не было Майрона Прингла и Джека Лайнберри, — сказала Пайн.

— Я поспрашивала про них. Они редко бывают в городе.

— Да, так я и думала. Они живут не так уж близко. У Лайнберри, скорее всего, есть собственный повар, а Прингл наверняка опасается, что в ресторане кто-нибудь засунет чип в его картофельное пюре.

— А как прошло у тебя?

Пайн рассказала ей, что ничего не нашла на месте преступления, и о необычном ланче с Лайнберри.

— Забавно, что он спрашивал о моей матери, — добавила она.

— Но они же были друзьями, — сказала Блюм.

— Много лет назад. И он поддерживал связь с моим отцом, но не с матерью.

— Ну он же говорил, что не знал, где она находилась. А что ты будешь делать с моим списком?

— Передам Уоллису. Быть может, это даст ему какую-то подсказку.

— Проблема в том, что наш убийца мог быть туристом, который уже уехал из города, — со вздохом заметила Блюм.

— Ну, тут мы ничего сделать не могли, — ответила Пайн. — Нельзя же закрыть город. И я не думаю, что здесь много камер наблюдения.

— Я сомневаюсь, что они есть в местах, которые интересуют полицию, — в противном случае они или Уоллис упомянули бы об этом.

Пайн отправила Уоллису по электронной почте фотографии мужчин, которые отсутствовали в ресторане.

— Посмотрим, какие выводы он сможет сделать, — сказала она.

— Наши следующие шаги?

Загудел телефон Пайн. Это был Уоллис, который сообщил, что получил фотографии, кроме того, он кое-что добавил. Пайн выслушала его и закончила разговор.

— Он нашел последний известный адрес Ханны Ребане. Уоллис едет сюда, чтобы забрать нас с собой.

— Территория Форт-Беннинга, — сообщил Уоллис, когда вез Пайн и Блюм в своей пыльной ржавой «Краун Виктории». Внутри валялись упаковки из кафе быстрого питания, мятые банки содовой, пластиковые кофейные чашки, пахло старым картофелем фри и сигаретным дымом.

— Колумбус, штат Джорджия, — сказала Пайн. — На границе с Алабамой.

— Верно. Вы там бывали?

— Однажды, когда проводила совместное расследование с УУР[330].

— Я и сам работал с УУР. Кто был вашим напарником?

— Специальный агент Джон Пуллер.

— Пуллер? Кажется, его отец был героем войны или еще чего-то?

— Он и сейчас жив. Как и Джон. Хороший парень. Научил меня многим вещам, имеющим отношение к армии. Это совершенно другой мир.

— Проклятье, уж мне-то не знать, ведь я проходил ускоренную службу в армии.

— Что вам удалось накопать на Ханну Ребане? — спросила Блюм.

— Она снимала квартиру вместе с другой женщиной, — ответил Уоллис.

— А ее соседка также из Восточной Европы? — спросила Блюм.

— Нет, ее зовут Бет Клеммонс. И это ее настоящее имя, а не профессиональный псевдоним, — сказал Уоллис.

— Профессиональный? — уточнила Пайн.

— Она актриса, снимается в порнографических фильмах. Там она зовется Рейвен Маккой.

— А Ребане также снималась в порнографических фильмах? — спросила Пайн. — Это могло бы объяснить данные вскрытия.

— Именно на этот вопрос нам и предстоит получить ответ.

Многоквартирный комплекс, который их интересовал, располагался возле реки Чаттахучи, служившей границей между Джорджией и соседним штатом Алабама.

Пайн посмотрела на высокое фешенебельное здание, когда они вышли из машины.

— Гораздо лучше, чем я могла представить, — сказала она.

— Похоже, ее работа хорошо оплачивалась, — заметила Блюм.

— Я позвонил Клеммонс, она нас ждет, — сказал Уоллис.

Их проверил консьерж здания. Пайн оглядела отделанный плюшем вестибюль и подумала, что здесь гораздо лучше, чем в доме, где жила она в Аризоне.

Они поднялись в лифте на шестой этаж, где Уоллис постучал в дверь № 611. Им тут же открыла миниатюрная пышногрудая женщина, крашеная блондинка с покрасневшими глазами. Она была одета в топ с бретелькой через шею и черные лосины, ноги оставались босыми. В одной руке она держала стопку салфеток.

Бет Клеммонс выглядела опустошенной.

Она отступила назад, позволяя им войти после того, как Уоллис и Пайн показали свои значки.

Клеммонс провела их в залитую солнцем комнату с красивым сельским видом на реку Чаттахучи. Пайн отметила, что обставлял комнату профессионал, а мебель и картины подобраны удачно и с воображением. Она сама вела спартанское существование, но за годы расследований ей доводилось бывать в домах людей, обладающих широкими финансовыми возможностями, и знала разницу между хорошим вкусом и выбрасыванием денег на ветер.

Когда они сели за большой кофейный стол из дерева и металла, Клеммонс вытерла глаза и посмотрела на них.

— Вы уверены, что это Ханна? — хрипло спросила она.

Уоллис достал фотографию.

— Отпечатки пальцев соответствуют, — ответил он. — Но мы можем показать вам это.

— Она?.. — с испугом спросила Клеммонс, глаза которой широко раскрылись.

— Да. Но здесь кажется, будто она спит.

Он передал фотографию Клеммонс, та секунду смотрела на нее, потом кивнула и вернула снимок.

— Да, это она. Ханна.

Казалось, она борется с тошнотой.

— Я сожалею, — сказал Уоллис. — Никто не должен так умирать.

Клеммонс сделала три глубоких вдоха и успокоилась.

— Вы сказали, что ее задушили, а потом оставили тело на улице… в каком городе? — спросила она.