— В особенности после того, как мы не спали всю прошлую ночь, — зевая, добавил Джон.

Они выключили свет и поднялись наверх.

Сара пожелала ему спокойной ночи и ушла в свою спальню, а он некоторое время наблюдал за ветром и дождем. Молния прочертила вспышкой небо и где-то ударила в землю. Грохот получился оглушительным. «Какая огромная энергия», — подумал Джон.

Он прошел по коридору во вторую спальню и разделся, потом уселся на кровать в трусах и футболке, прислушиваясь к шуму дождя. В комнате было душно, но Фиске даже не попытался открыть окно. Дом был слишком старым для центральной системы кондиционирования воздуха, но и оконных кондиционеров тоже не было. Очевидно, Сара предпочитала, чтобы воздух освежал речной бриз. Висевшие на стене часы негромко тикали, отмечая бегущие секунды, и Джон вдруг обнаружил, что сравнивает биение своего пульса с уходящими секундами. Его сердце билось быстро, галлоны крови стремительно перемещались по венам и артериям.

Он натянул брюки, встал и вышел в коридор. В спальне Сары было темно, но дверь оставалась открытой. Под порывами ветра развевалась занавеска. Фиске стоял в дверном проеме и смотрел на лежавшую в постели Сару, прикрытую лишь простыней.

Девушка видела, как он смотрит на нее. Ждала ли она его? Позволит ли войти на этот раз? Он неуверенно шагнул в комнату, словно никогда прежде не пересекал порога женской спальни. Она не двигалась и молчала, не обнадеживала и не отталкивала.

Он лег рядом, и Сара тут же переместилась ближе, словно хотела помешать ему изменить решение и сбежать. Одежды на ней не было. Ее тело оказалось теплым, а кожа — гладкой; от упругой груди исходил жар. Их окружал промытый дождем прохладный воздух. Спутанные волосы Сары упали ей на лицо, губы сжались, потом открылись; пальцы гладили его тело. Они вместе стащили с него брюки и бросили их на пол.

Они целовались, сначала легко, потом долго и жадно. Сара приподняла его футболку, чтобы прижаться к его телу. Он отвел ее руку в сторону и вернул футболку на место. И когда дождь с новой силой застучал по крыше, Джон стащил трусы, приподнялся и опустился на Сару.

Она проснулась рано, когда первые лучи солнца упали на подоконник. Вслед за грозой пришли массы изумительно прохладного воздуха, и в течение следующего часа небо изменилось от розового и серого к темно-синему. Сара протянула руку, обнаружила, что рядом никого нет, быстро села и огляделась. Завернувшись в простыню, она выскочила в коридор и проверила гостевую спальню. Пусто. В ванной комнате — тоже. Охваченная паникой, девушка подошла к лестничной площадке и застыла на месте, чувствуя, как на лице расплывается улыбка.

Она смотрела, как Джон наливает кофе в чашку, возвращается к скворчащим на сковороде яйцам и добавляет в них натертый сыр чеддер. Сара стояла, наслаждаясь ароматом жарящегося лука. Джон был полностью одет, волосы еще влажные после душа. Он повернулся, чтобы открыть дверь холодильника, и увидел Сару.

Она поплотнее закуталась в простыню.

— Я думала, ты ушел.

— А я решил дать тебе поспать. Вечер получился длинным.

Чудесный вечер, хотела сказать она, но не сумела произнести эти слова.

— Ты в порядке? — спросила девушка, стараясь говорить небрежно, не в силах понять дополнительный смысл за его словами, движениями и выражением лица.

В особенности относительно их недавних занятий любовью. Был ли выбор яичницы дурным знаком после проведенной вместе ночи?

— Я в порядке, Сара. — Джон улыбнулся, чтобы показать, что так и есть.

Она улыбнулась в ответ.

— То, что ты готовишь, пахнет замечательно.

— Ничего особенного. Омлет по-ковбойски.

— Обычно я ем на завтрак гренки и пью кофе. Это будет приятным разнообразием. Я успею принять душ?

— Только быстро.

— Но не так, как ночью.

Сара улыбнулась, приподняла брови и повернулась. Простыня больше не скрывала ее спину.

Джон смотрел ей вслед, чувствуя, как им снова овладевает желание — изящная чувственная спина, длинные ноги и упругие ягодицы… Он уселся за стол, окинул взглядом уютную кухню, потом вышел на веранду и стал наблюдать за медленно встающим солнцем. Рассвет всегда казался более чистым над водой, словно два этих важнейших элемента жизни — тепло и вода — создавали некое одухотворенное действо.

Джон посмотрел в сторону лестницы и услышал, как зашумел душ. Он наблюдал за Сарой, когда она заснула. В сумраке ночи смешались запахи их кожи, и ему вдруг показалось, что они стали единым целым.

Но потом пришла грубая реальность утра. Джон поднес чашку с кофе к губам, однако тут же поставил ее на стол. Если б он сразу позвонил брату, Майк был бы сейчас жив, — и Джон знал, что никогда не сможет увильнуть от правды. Ему придется жить с ней до самого конца.

Элизабет Найт проснулась на рассвете, приняла душ и быстро оделась. Джордан продолжал крепко спать, и она не стала его будить. Сварила кофе, налила чашку, взяла блокнот, уселась на террасе и стала наблюдать за восходом солнца. Заодно просмотрела весь материал, подготовленный для сегодняшних прений, в том числе последнюю стенограмму суда, сделанную Стивеном Райтом. Казалось, чернила на странице превратились в его кровь. Элизабет снова с трудом сдержала слезы и еще раз дала себе слово, что его смерть не будет напрасной. Рэмси не одержит победу. Найт очень хотела, чтобы Барбара Чанс и женщины вроде нее могли подать в суд на армию из-за причиненного им ущерба, и за то, что армия освобождает мужской персонал от ответственности за жестокое, садистское и противозаконное поведение. Нет такой организации, члены которой имеют право на иммунитет при совершении подобных действий. Но теперь ее мотивация, ее желание одержать победу, побить Рэмси усилились тысячекратно. Элизабет допила кофе, сложила портфель, вызвала такси и отправилась в Верховный суд.

Джон потер покрасневшие глаза и попытался выбросить из головы предыдущую ночь и возникшие после нее проблемы. Он сидел в специальной секции, зарезервированной для адвокатов Верховного суда, и не сводил глаз с Сары, которая находилась вместе с другими клерками на местах, перпендикулярных к его скамье. Она посмотрела на него и улыбнулась.

Когда из-за занавеса появились и расселись по местам судьи, Перкинс закончил свою маленькую речь, и в зале повисло напряжение. Фиске перевел взгляд на Найт. Ее едва заметные движения, легкое перемещение локтя, листающий документы палец выдавали с трудом контролируемую энергию. Она походила на ракету, пытающуюся избавиться от пут и отчаянно мечтающую взорваться. Затем он посмотрел на Рэмси. Тот спокойно улыбался, словно полностью контролировал ситуацию. Но если б Фиске был азартным игроком, он бы поставил все свои фишки на судью Элизабет Найт.

— Дело «Чанс против Соединенных Штатов», — провозгласила она.

Адвокат Чанс, представитель Гарвардской школы права, который уже не раз успешно выступал перед Верховным судом, начал энергично представлять свои аргументы, пока его не прервал Рэмси.

— Вам известна доктрина Фереса, мистер Барр? — спросил он, ссылаясь на решение Верховного суда 1950 года, гарантирующее иммунитет военным от подобных исков.

Барр улыбнулся.

— К сожалению, да.

— Неужели вы просите нас опровергнуть пятьдесят лет подобных прецедентов? — Когда Рэмси произносил эти слова, он оглядел скамью от начала до конца. — Как мы можем решить дело в пользу вашего клиента, не поставив военных и этот суд с ног на голову?

Найт не дала Барру ответить.

— Суд не позволил этому доводу помешать отмене системы сегрегации в школах в нашей стране. Если основания для судебного иска истинны, а средства оправданны, никакой прецедент не может стоять на его пути.

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, мистер Барр, — настаивал Рэмси.

— Я полагаю, это дело отличается от всех других.

— Неужели? Не вызывает сомнений, что Барбара Чанс и ее командиры-мужчины носили форму, находились на государственной службе и выполняли свои официальные обязанности, когда происходили эпизоды сексуального характера.