— За все плачу я. Сожалею, что не сказала раньше.

— Вам совсем не обязательно это делать. Закажу воду и закуску.

— Нет, пожалуйста, вы дали мне очень интересный материал. Я это очень ценю.

Они сделали заказ и сидели, наслаждаясь красным вином из Долины Сонома, когда услышали знакомый голос:

— Леди, если бы я знал, что вы здесь, я пригласил бы вас за свой столик.

Они повернулись и увидели Джека Лайнберри, смотревшего на них сверху вниз. Он был одет в безупречные жемчужно-серые брюки, полосатую рубашку, темно-синий блейзер и легкие кожаные мокасины с кисточками. Взгляд притягивал нагрудный платок. Идеально подстриженные волосы, легкий загар. Пожалуй, Пайн впервые поняла, какой он привлекательный мужчина.

Увидев его, Грэм просияла.

— Джек, не знала, что вы посещаете это заведение, — сказала она.

— Мне пришлось в последний момент изменить планы. Я только что закончил ужинать. И мне бы не хотелось вам мешать.

— Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Выпейте бокал вина.

Когда Лайнберри повернулся к Пайн, его взгляд застыл, а лицо окаменело.

— С вами все в порядке? — спросила она, заметив, как он побледнел.

— Я… прошу меня извинить, — сказал он, вымученно улыбнувшись. — На минуту мне показалось…

— …вы подумали, что это Джулия, — закончила за него Грэм, и ее возбуждение моментально исчезло.

Лайнберри медленно опустился на стул рядом с Пайн и, отвернувшись от нее, кивнул.

— Да, — тихо сказал он.

Он побледнел еще сильнее, голос стал хриплым.

— Сожалею, если я вызвала у вас неприятные мысли, — извинилась Пайн.

Он посмотрел на нее.

— Нет, наоборот, мысли были позитивными. — Он заметно смутился после своего признания и перевел взгляд на Грэм. — Кажется, вы упоминали о бокале вина, Лорен?

Должно быть, официант его услышал, потому что поспешно подошел и налил Лайнберри вина.

— Благодарю, Уильям, — сказал Лайнберри официанту.

— Насколько я поняла, вы регулярно здесь бываете? — спросила Пайн, как только официант отошел от их столика.

Лайнберри кивнул.

— Джек субсидировал это заведение, — добавила Грэм. — В противном случае, оно бы никогда не появилось.

— Хорошие еда и вино не должны быть эксклюзивной собственностью больших городов, — заметил Лайнберри и посмотрел на Пайн. — Вы чудесно выглядите, Ли. Я… — он отвернулся.

— Вы не думали, что я способна носить не только брюки и пистолет? — Пайн улыбнулась, когда произносила эти слова, чтобы смягчить их прямоту.

Лайнберри тепло улыбнулся в ответ.

— Ну, что-то вроде того, — не стал отрицать он.

— Ли поделилась со мной профессиональной информацией о работе агента ФБР для романа, который я пишу, — пояснила Грэм.

— Замечательно, — сказал Лайнберри. — Вы очень внимательны к людям.

— Только вам не следует забывать, что, если вы пишите исторический детектив, ДНК, люминол и все остальное едва ли вам пригодятся.

— Я знаю, — сказала Грэм. — Но я планирую написать еще один роман, действие которого будет проходить в наше время. Так что ваш рассказ будет мне очень полезен. — Грэм встала. — А теперь мне нужно посетить комнату для девочек.

Пайн подумала, что Грэм хочет подновить макияж и поправить волосы после появления Лайнберри. Но у нее появилась возможность поговорить без склонной к сплетням Грэм.

— Ну раз уж вы здесь, Джек, я бы хотела задать несколько уточняющих вопросов, если не возражаете, — сказала Пайн.

Он выглядел удивленным.

— Уточняющих вопросов?

— О моих родителях.

Лайнберри задумчиво кивнул.

— Ладно, я расскажу все, что смогу.

Пайн внутренне нахмурилась, услышав его ответ, не совсем понимая, как его интерпретировать.

— Майрон Прингл дал мне журнал с фотографией, на которой моя мать идет по подиуму в Лондоне. Судя по всему, в те времена ее звали Аманда, фамилия мне неизвестна.

Лайнберри в недоумении на нее посмотрел.

— Вы не знаете девичью фамилию матери?

— Удивительно, но это так. Я знаю, звучит безумно, но она никогда не говорила о своей семье. Ни разу. Как и мой отец. Я думала, что у них не было живых родных.

— Хорошо.

— А вы знали? Ну что она была моделью?

Он сделал несколько глотков вина и осторожно поставил бокал на стол.

— Я помню, что ваша мать однажды упоминала об этом.

— И вы тогда не удивились?

— Что ваша мать работала моделью? Нет, конечно, нет. Она была самой красивой женщиной из всех, что я видел… — Он закашлялся, смутился и опустил взгляд на свой бокал.

— Но бросить все ради Андерсонвилля?

— Если честно, я не стану утверждать, что меня не удивило ее решение. На самом деле оно показалось мне очень странным. Но ваши родители не посчитали нужным объяснить, почему они перебрались в Андерсонвилль, а я не собирался совать нос в чужие дела. Понимаете, у каждого из нас в жизни есть вещи, о которых мы не хотим говорить.

— Но вы совершенно определенно волновались из-за моей матери.

Лайнберри снова потянулся к бокалу, но в последний момент убрал руку.

— Я беспокоился из-за обоих ваших родителей, — начал он, откашлявшись и не глядя на Пайн. — С ними не должно было случиться то, что случилось. Это взволновало меня тогда и волнует по сей день.

— Вы пытались найти мою мать?

— Я хотел убедиться, что у нее все хорошо, да. — Он посмотрел на Пайн. — И я надеюсь, что вызовы, поставленные перед ней жизнью, не оказались непреодолимыми.

На лице Лайнберри появилось напряжение — вопросы дались ему нелегко.

— Если честно, не имею ни малейшего представления.

Он кивнул.

— Жизнь странная штука, вы же знаете.

— В каком смысле?

— У вас появляется предчувствие, представление о том, как сложится ваша жизнь, а потом ничего этого не происходит.

— Я думаю, большинство посчитает, что в вашем случае жизнь сложилась на все сто процентов.

Он посмотрел на нее с такой грустью, что Пайн испытала полнейшее недоумение.

— Ну далеко не всегда вещи являются такими, какими кажутся, — сказал он, допил вино, попрощался и ушел.

Пока она смотрела ему вслед, вернулась Грэм. Пайн не ошиблась, она обновила помаду и причесала волосы.

— Джек еще вернется? — спросила она.

— Нет, он попрощался.

Тут в голову Пайн пришла новая мысль.

— Лорен, вы знали, что он будет здесь сегодня?

— Что? О, нет. Понятия не имела.

А ты совсем не умеешь лгать.

Они смотрели, как Лайнберри направляется к входной двери, и Пайн показалось, что она видит ждавшего его там Джерри.

— Он такой замечательный человек, но все принимает близко к сердцу. Возможно, даже слишком, — сказала Грэм.

Однако у Пайн возникла другая мысль.

Интересно, в какой момент Джек Лайнберри по уши влюбился в мою мать?

Уже во второй раз за этот вечер Пайн услышала слово «ого», произнесенное в ее адрес.

Она вернулась в «Коттедж» после ужина в Америкусе. Грэм ушла в свою комнату, но Пайн задержалась в вестибюле, размышляя о беседе с Лайнберри, когда из тени появился мужчина и произнес это слово.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Пайн, взглянув на Эдди Ларедо.

Он усмехнулся.

— Я получил повышенные суточные, учитывая обстоятельства. И сегодня перебрался сюда. У них еще оставался один номер. Заметно лучше того места, где я поселился сначала. — Он посмотрел на Пайн. — Где ты побывала в таком роскошном виде? На международном форуме или как?

— Ужинала с Лорен Грэм.

— Знаешь, прежде я никогда не видел тебя в платье.

— Естественно. Я не ношу платья на работу.

— Верно. И как прошел ужин?

— Мне не хватило спиртного.

— Что?

Она посмотрела на часы.

— Еще довольно рано. Не хочешь заглянуть в «Темницу»?

Казалось, Ларедо поразило ее предложение, но он быстро кивнул.

— Конечно. Хочешь переодеться?

Пайн бросила на него суровый взгляд.