А для того чтобы осуществить свой замысел, Джексону вовсе не потребовалась армия людей. Больше того, на его взгляд, выражение «широкий заговор» являлось оксюмороном.

На него работала большая группа помощников, рассеянных по всему земному шару. Однако никому из них не было известно, кто он такой на самом деле, где живет и как сколотил состояние. Никто не был посвящен в его грандиозные замыслы, в устроенные им комбинации мировых масштабов. Все эти люди просто выполняли свою часть работы и получали за это щедрое вознаграждение. Если у Джексона возникала необходимость получить какую-либо информацию, к которой у него не было прямого доступа, он связывался с кем-либо из своих помощников и в течение часа получал нужное. Это была идеальная обстановка для того, чтобы замыслить, спланировать, а затем осуществить — быстро, четко и безоговорочно.

Джексон никому полностью не доверял. А поскольку он мог без труда создать свыше пятидесяти различных образов, зачем ему это было нужно? Имея в своем распоряжении самые совершенные компьютеры и средства связи, он мог буквально находиться одновременно в нескольких местах. В разных обличьях. Джексон усмехнулся. Может ли он считать весь мир своей огромной сценой?

Джексон перевернул страницу альбома, и его улыбка погасла, сменившись чем-то более тонким; это была смесь неподдельного любопытства и чувства, практически незнакомого ему, — неуверенности. И чего-то еще. Сам он ни за что не назвал бы это страхом; этот демон никогда не донимал его. Скорее Джексон описал бы это как неизбежность судьбы, безошибочную уверенность в том, что два железнодорожных состава вышли с противоположных концов на один перегон, и теперь, какие бы действия они ни предпринимали, их зловещая встреча неминуемо произойдет незабываемым образом.

Джексон задержал взгляд на примечательном лице Лу-Энн Тайлер. Из двенадцати победителей лотереи она, вне всякого сомнения, глубже всех врезалась ему в память. В этой женщине была опасность, опасность и непредсказуемость, что притягивало Джексона подобно самому мощному в мире магниту. Он провел несколько недель в Рикерсвилле, штат Джорджия, местности, выбранной по одной простой причине: необратимому циклу нужды и безнадежности. В Америке много подобных мест, которые правительственные чиновники описывают как районы с «низким уровнем душевого дохода», «недопустимыми стандартами здравоохранения и образования», «отрицательным экономическим ростом». Голые термины, которые ничего не раскрывают о людях, стоящих за статистическими данными, не проливают свет на свободное падение большой прослойки общества в беспросветную нищету. Джексон, безжалостный капиталист, с удивлением ловил себя на том, что не против попутно сделать здесь какое-нибудь доброе дело. Он никогда не выбирал в качестве победителей людей богатых, хотя и не сомневался, что убедить их дать согласие было бы значительно проще, чем тех бедняков, которых ему приходилось подолгу уговаривать.

Джексон обратил внимание на Лу-Энн Тайлер, когда та ехала на работу на автобусе. Он сидел напротив, с измененной внешностью, разумеется, сливающийся с окружением — в рваных джинсах, грязной рубашке и бейсболке с эмблемой бейсбольного клуба «Джорджия буллдогз». Нижняя часть его лица была закрыта всклокоченной бородой, проницательные глаза прятались за толстыми стеклами очков. Внешность Лу-Энн сразу же произвела впечатление на Джексона. В этом автобусе она казалась не от мира сего: все остальные выглядели такими больными, такими отчаявшимися, словно уже считали дни до собственных похорон. Джексон смотрел, как Лу-Энн играет со своей дочерью, слушал, как она здоровается со знакомыми, и видел, как их плохое настроение заметно рассеивается ее дельными замечаниями. Затем он выяснил все детали жизни Лу-Энн, от детства в нищете до нынешней жизни в фургоне вместе с Дуэйном Харви. Джексон несколько раз побывал в фургоне, пока Лу-Энн и ее «кавалера» не было на месте. От него не укрылись старания этой женщины поддерживать в доме чистоту и порядок, несмотря на неряшливость Дуэйна Харви. Все вещи дочери Лу-Энн хранила отдельно, в безукоризненном порядке. Джексон понял, что Лиза для нее — главное в жизни.

Перевоплотившись в водителя-дальнобойщика, Джексон провел много вечеров в придорожном кафе, где работала Лу-Энн. Он внимательно наблюдал за ней, отмечая, как условия ее жизни становятся все более невыносимыми, не раз замечал, с какой грустью она смотрит на свою малышку-дочь, мечтая о лучшей доле. И тогда, после всех этих наблюдений Джексон выбрал ее, чтобы сделать счастливой. Это случилось десять лет назад.

После чего Джексон за все эти годы ни разу не виделся и не разговаривал с Лу-Энн; однако редкую неделю не вспоминал о ней. Сначала он внимательно присматривал за всеми ее передвижениями; однако шли годы, Лу-Энн переезжала из одной страны в другую в соответствии с его пожеланиями, и его усердие заметно ослабло. В последнее время она полностью выпала из его поля зрения. Последним, что Джексон слышал о Лу-Энн, было то, что она жила в Новой Зеландии. В следующем году она могла отправиться в Монако, Скандинавию, Китай. Лу-Энн будет порхать с места на место до самой своей смерти. Она никогда не вернется в Соединенные Штаты, в этом Джексон был уверен.

Он родился в богатстве, окруженный всеми мыслимыми материальными благами, а затем все это у него отняли. Ему пришлось своим умом, своим потом, своими нервами зарабатывать все назад. Лу-Энн Тайлер родилась, не имея ничего; она пахала как вол за гроши, имея впереди беспросветное будущее, — и взгляните на нее сейчас. Джексон подарил Лу-Энн Тайлер весь мир, позволил ей стать тем, кем она всегда хотела быть: кем-то отличным от Лу-Энн Тайлер. Он улыбнулся. Как, с его-то любовью к обману, он может не оценить подобную иронию судьбы? Почти всю свою сознательную жизнь Джексон выдавал себя за других. Последние десять лет своей жизни Лу-Энн жила чужой жизнью, вписываясь в границы чужих образов. Он долго смотрел на живые карие глаза, высокие скулы, длинные волосы; провел пальцем по изящной, но в то же время сильной шее и снова подумал об обреченных железнодорожных составах и той воистину прекрасной катастрофе, которую они смогут когда-нибудь устроить. Его глаза зажглись идеей.

Войдя к себе домой, Донован сел за стол в гостиной, достал из чемоданчика документы и разложил их перед собой. Его переполнял восторг. Потребовалось несколько недель, десятки телефонных звонков и долгие хождения из одного места в другое, чтобы собрать всю информацию, которую он сейчас просматривал заново.

Первоначально задача казалась ему более устрашающей: и действительно, кажется, она заранее была обречена на неудачу — хотя бы из-за огромных объемов информации. В течение того года, когда исчезла Лу-Энн Тайлер, из аэропорта имени Кеннеди вылетело больше семидесяти тысяч международных авиарейсов. В день ее предположительного бегства вылетов было двести, или десять вылетов в час, потому что с часа ночи до шести утра международных рейсов не было. Донован существенно сократил объем поисков, введя дополнительные параметры: женщина в возрасте от двадцати до тридцати лет, вылетающая международным рейсом из аэропорта имени Кеннеди в день, когда состоялась пресс-конференция, в промежуток времени от семи часов вечера до часу ночи следующего дня. Пресс-конференция продолжалась до половины седьмого, и Донован сомневался, что Лу-Энн могла успеть на семичасовой рейс, но вылет могли задержать, а журналист не собирался рисковать. Это означало, что ему предстояло изучить шестьдесят рейсов и около пятнадцати тысяч пассажиров. Донован уже успел выяснить, что большинство авиакомпаний хранят сведения о полетах в течение пяти лет, после чего вся информация отправляется в архив. Вроде бы его задачу должно было упростить то, что с середины семидесятых почти все авиакомпании начали переводить архивы на компьютер. Однако в поисках списков пассажиров десятилетней давности Донован наткнулся на каменную стену. Ему ответили, что такие сведения может получить только ФБР, и то лишь после судебной санкции.