Мишель, однако, его веселости не разделила и не поддержала.

— Итак, что конкретно вы тогда сделали?

— Как я уже сказал, отправился полюбоваться на него. Снял брезент, забрался в салон, положил руки на руль и на мгновение представил себе, что владею им.

— Это все понятно и объяснимо, — нетерпеливо произнесла Максвелл. — Но почему вы подумали, что Бэттл решил от него избавиться?

— Потому что на переднем левом крыле у него появилась вмятина, а одна из фар разбита. Определенно ночью с «роллс-ройсом» что-то произошло. Я это точно знаю, поскольку во второй половине предыдущего дня лично проверял его и автомобиль тогда находился в полном порядке. Нельзя сказать, чтобы ущерб был большой, но ремонт автомобилей такого класса, даже самый ничтожный, стоит многие тысячи долларов. Это не говоря уже о том, что раздобыть аутентичную запасную деталь часто невозможно ни за какие деньги. Обдумав все это, я пришел к выводу, что Бэттл ночью врезался во что-то, увидел вмятину на крыле, разбитую фару и страшно расстроился и разозлился, поскольку терпеть не мог, когда у него хоть что-то не в порядке, пусть даже самая малость. Он всегда мне выговаривал, если обнаруживал хотя бы каплю масла на полу гаража или грязный потек на номерных знаках. Думаю, он избавился от «роллс-ройса», поскольку решил, что отремонтировать его идеально — так, как ему хотелось бы, — у него не получится. Уж такой это был человек.

— Вы говорили кому-нибудь о том, что «роллс-ройс» получил повреждение?

— Нет. В конце концов, это его машина, и он мог делать с ней все, что ему заблагорассудится.

— Не помните ли вы точную дату, когда все это произошло?

— Похоже, это произошло в ночь перед моим увольнением. Как я уже говорил, проверял машину за день до этого, но никаких повреждений тогда не заметил.

— Это понятно. Но какое число стояло тогда на календаре?

Механик с минуту хранил молчание.

— С тех пор прошло более трех лет, и я точно не помню. После этого мне довелось поработать в Северной Каролине, пока не подвернулась работа в Огайо, о которой я вам говорил. Думаю, дело было в сентябре. Нет, скорее в октябре или даже ноябре, — добавил он без особой уверенности в голосе.

— Не могли бы вы назвать более точную дату?

— Послушайте, мне непросто вспомнить, где я был на прошлой неделе, а уж три года назад — тем более. С тех пор я неоднократно переезжал, сменив множество рабочих мест.

— Не могли бы вы посмотреть корешки платежных чеков, полученных от Бэттлов? Или оставшиеся от работы в Северной Каролине или Огайо? Это могло бы здорово сузить сферу поисков.

— Леди, я живу в маленькой квартирке с одной спальней в Западном Голливуде, и мне просто негде хранить такого рода хлам. Едва хватает места для одежды и обуви.

— Если вспомните, не сочтите за труд позвонить мне. Пожалуйста…

— Конечно, позвоню, если это важно.

— Это очень важно.

Мишель положила трубку и уселась за свой рабочий стол. Итак, это произошло три года назад, осенью. Если разобраться, с тех пор прошло целых три с половиной года, поскольку сейчас весна. «Минуточку, — напомнила она себе, усаживаясь на стуле прямо, — возможно, Салли Вэйнрайт помнит точную дату». Максвелл посмотрела на часы, но поняла, что звонить девушке-груму поздно. Что ж, позвонят с Кингом ей завтра утром. Ну а сейчас ей необходимо связаться с партнером и рассказать ему все, что удалось разузнать.

Она позвонила ему на мобильный, ответа не получила и оставила сообщение. Стационарного же телефона в плавучем доме Кинга не имелось. Возможно, напарник давно уже спит. Мишель некоторое время крутила в пальцах свой сотовый, не зная, как поступить. Часть сознания предлагала ей считать рабочий день законченным, возвращаться домой и ложиться спать, но другая часть противилась этому, заставляя то и дело поглядывать на зажатый в руке мобильник. Неожиданно ею овладело странное тревожное чувство. Она знала, что сон у Кинга легкий. Но коли так, почему он не берет трубку? Компаньон никогда не игнорировал ее звонков, а о том, что звонит она, ему должен сообщить номер, высветившийся на дисплее телефона. Но быть может, все дело в том, что Шон просто не в состоянии ответить на звонок?! Мишель схватила ключи и помчалась к своему пикапу, дожидавшемуся ее на парковке перед офисом.

Шон беспокойно заворочался во сне, но не проснулся. В мозгу его словно что-то лопнуло и полыхнуло, а из уст вырвался протяжный стон, но это не имело никакого отношения ни к сновидениям, ни даже к ночным кошмарам. Лодку качнуло на волнах озера, но это уже не могло его разбудить. Тело детектива лишилось способности абсорбировать кислород, и он медленно и тихо умирал.

Свет фар прорезал тьму, когда Максвелл подкатила на своем «Белом ките» к плавучему дому Кинга. Выбравшись из кабины, прошла по сходням на борт и спустилась по трапу к двери кубрика.

— Шон! — крикнула она, ударив кулаком в дверную створку. — Ты дома? — Оглядевшись, она заметила стоявшую на парковке машину Кинга и вновь воззвала: — Шон!

Потом подергала за ручку двери, но дверь оказалась запертой изнутри. Выйдя на палубу, Мишель обошла вокруг плавучего дома и заглянула в иллюминатор, который, она знала, являлся окном спальни напарника. Ничего не увидев, постучала костяшками пальцев в стекло.

— Шон! — крикнула Максвелл снова, так как ей показалось, что из спальни донесся какой-то звук. Она прислушалась. Звук повторился и напомнил Мишель болезненный стон.

Вернулась бегом к двери кубрика и толкнула ее плечом. Дверь не поддалась. Тогда детектив отошла на несколько шагов и, выставив плечо вперед, с разбегу протаранила дверь, вложив в удар всю силу тренированного тела. Не слишком прочный замок сломался, и дверь распахнулась. Выхватив из кобуры пистолет, Мишель ворвалась в помещение и сразу же ощутила свинцовую тяжесть атмосферы в комнате, что только увеличило владевшее ею паническое чувство. Откуда-то снизу доносился тихий вибрирующий звук, напоминавший гудение, источника которого она не понимала. Задыхаясь, влетела в спальню Кинга, задевая попутно в темноте какие-то предметы, и поднесла руку к выключателю. В следующее мгновение комната осветилась.

— Шон! Шон?!

Попыталась растолкать его, но у нее ничего не получилось. Тогда Максвелл стащила напарника с постели и, протащив по каюте, коридору и трапу, выволокла из кубрика на палубу. Это усилие из-за недостатка кислорода в воздухе каюты стоило ей большого труда, и она, оказавшись на улице, некоторое время хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться. Потом посмотрела на напарника. Он лежал на палубе без движения, а его лицо в свете фар казалось багровым. Отравление угарным газом, подумала Мишель и, склонившись над Кингом, начала делать ему искусственное дыхание «рот в рот». При этом, переводя дух, выкрикивала:

— Дыши, Шон! Дыши, чтоб тебя черти взяли!

Максвелл не жалела усилий. От частых глубоких вдохов у нее начался озноб и закружилась голова, но она, не обращая внимания на мелкие неудобства, продолжала работу.

— Вздохни, Шон, ну пожалуйста! Хотя бы разок. Сделай это для меня, малыш, умоляю… И не вздумай умирать, сукин сын! Я тебе этого не прощу.

Прервав на секунду манипуляции, Мишель пощупала пульс Кинга, а затем, расстегнув рубашку, приникла ухом к его груди. Биение сердца едва прослушивалось, и она, вогнав в партнера очередную порцию воздуха, выхватила из кармана мобильный телефон, набрала номер 911 и вызвала «скорую». Потом продолжила делать искусственное дыхание, готовясь в случае необходимости приступить к массажу сердца. По счастью, сердце Кинга, хотя и тихо, продолжало биться. Если бы его легкие вышли из пассивного состояния и хотя бы раз самостоятельно расширились, набирая воздух, он был бы спасен. Но несмотря на все усилия Мишель, которой начало уже казаться, что она сама вот-вот упадет в обморок, напарник оставался совершенно неподвижным.

«Он как мертвый, возможно, уже умер. Неужели я проиграла?»