— И вы помогли ему поступить правильно, — сказала Пайн.

— Нам просто повезло, что я давно заказал экскурсию на муле в каньон. И у нас все получилось.

— Чего нельзя сказать о бедной Салли Белль, — заметила Пайн. — Зато для остального человечества все закончилось хорошо.

Бен протянул руку, и Этли ее пожала.

— Я недооценил вас, — признался он. — Я считал себя профессионалом, а вас — любителем. Оказалось, что все наоборот.

— Я никогда не смогу понять мир, в котором вы живете, Бен. И никогда не захочу его понять.

— Я и сам начинаю приходить к такому же выводу. Как Давид?

— Насколько мне известно, он отправился в давно ожидаемый отпуск в место, где земля повсюду плоская.

— Я думаю, он заслужил это во всех смыслах.

Пайн посмотрела на братьев.

— И вы получили возможность провести время как одна семья. Никогда не принимайте это как должное. У многих людей нет семьи, которой они могли бы насладиться.

Блюм бросила проницательный взгляд на Пайн, но промолчала.

На этот раз Пайн и Блюм потратили целую неделю, чтобы проехать на «Мустанге» через всю страну. Они часто останавливались, чтобы взглянуть на Америку так, как ни одна из них прежде не имела возможности на нее посмотреть.

Они сидели в небольшом кафе в Арканзасе, ели жареное мясо и пили сладкий охлажденный чай за столиком для пикника, а рядом дети в шортах и футболках играли в пятнашки.

— Знаешь, у нас действительно красивая страна, — сказала Пайн.

— На самом деле это много стран в одной, и каждая наделена собственной необычной красотой и сражается с собственными проблемами. — Блюм откусила кусочек соленого огурца, предварительно окунув его в острый соус. — Но повсюду в основе лежит человечность, и… я даже не знаю, как сказать; наверное, общие ценности. Нечто вроде клея, скрепляющего нас вместе. — Она смолкла и улыбнулась. — Напоминает моих шестерых детей.

— В каком смысле? — спросила Пайн.

— Я не могу вспомнить ни одного дня, чтобы они не поссорились, пока росли. Кто-то кого-то начинал дразнить. Или кто-то кого-то стукнул. Или какая-нибудь парочка устраивала соревнование, кто кричит громче. А в это время двое других играли — и отлично проводили время. Но на следующий день они были готовы прикончить друг друга.

— И что, по-твоему, это значит? — спросила Пайн.

— Можно только надеяться, что, когда кто-то из них заболеет, или серьезно пострадает, или будет по-настоящему нуждаться в сочувствии, все придут к нему на помощь. Ну, а в остальном, боюсь, рассчитывать не на что. Жизнь несправедлива, и люди себя обманывают, если думают, что кто-то взмахнет волшебной палочкой и все начнут мирно играть в песочнице. Очевидно, мы устроены иначе. — Она снова замолчала, чтобы сделать глоток чая. — Но, должна сказать, несмотря на вопли и драки, они были замечательными. И я не поменяла бы их ни на что другое.

Они вернулись в машину, опустили верх и поехали на запад.

— Я могла бы к этому привыкнуть, — сказала Блюм. — Может быть, нам следует устраивать такие поездки каждый год.

— Тельма, — сказала Пайн.

— Что?

— Я буду Тельмой. А ты — Луизой.

— Ну, ты и Джина Дэвис примерно одного роста. И я даже не знаю, сколько людей говорили мне, что я похожа на Сьюзен Сарандон, — добавила Блюм с довольной улыбкой.

— Значит, мы готовы начать?

— Настолько готовы, что я могу закричать от радости.

Блюм так и сделала, размахивая руками, словно находилась на каком-то спортивном соревновании.

Этли Пайн никогда так не смеялась за всю свою жизнь.

Пайн сидела в обновленном кабинете, подгоняя настройки своего эргономического кресла — настоящего произведения искусства, — способного на все, кроме разве что полетов. Впрочем, нельзя исключать, что где-то имелись соответствующие рычаги управления. Она провела ладонью по красному дереву нового письменного стола, посмотрела на новый ковер, а потом — на новую массивную дверь.

И перевела взгляд на стену, где так и остались вмятины.

Блюм считала, что они должны играть роль сдерживающего фактора, и Пайн охотно с ней согласилась.

Она просматривала заголовки новостей на экране своего лэптопа. Страна шумела из-за серьезных изменений, произошедших в правительстве. Некоторые высокопоставленные лидеры неожиданно заявили об отставке. В том числе верхушка генералов Пентагона, глава Службы национальной безопасности и генеральный прокурор США, каждый давал собственные объяснения. Но ни в одном из заявлений не упоминалось участие в заговоре, направленном на уничтожение Северной Кореи.

Другие получили новые назначения, которые многих застали врасплох. Часть ключевых советников Белого дома также ушли в отставку, объяснив свое решение тем, что они хотят больше времени проводить с семьей. А президент неожиданно объявил, что, возможно, не станет участвовать в следующих выборах. Наконец, возобновились мирные переговоры с Северной Кореей, но теперь в них главную роль играли Южная Корея и Япония.

Даже по нынешним стандартам это был исключительный новостной цикл. Очевидно, Доббс с максимальной пользой использовал диск. Пайн ожидала, что в самое ближайшее время его назначат заместителем директора. «Проклятье, — подумала она. — Может быть, он станет кандидатом в президенты».

Зазвонил ее офисный телефон.

— Да, госпожа Блюм?

— Специальный агент Пайн, вас хочет видеть джентльмен.

— По какому поводу?

— Он из Вашингтона, округ Колумбия, с запросом.

— Хорошо.

Дверь распахнулась, и в сопровождении Блюм в кабинет вошел мужчина лет тридцати, который вел себя чрезвычайно самоуверенно. Острые черты лица, пристальный взгляд, синий костюм, накрахмаленная белая рубашка и солидный галстук, из нагрудного кармана выглядывает платок.

Пайн встала.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

— Меня зовут Уолтер Тиллман. Я работаю на федеральное правительство.

— Так говорят многие, однако это далеко не всегда оказывается правдой. Могу я посмотреть на ваши документы?

Он достал бумажник и показал удостоверение личности с фотографией.

— Хорошо, что вы хотите? — спросила Пайн.

— Передать вам официальное приглашение в округ Колумбия.

— Зачем?

— Чтобы встретиться с некоторыми людьми, которые хотят с вами поговорить, — ответил Тиллман.

— Зачем? — повторила Пайн.

Он дернулся, и его взгляд помрачнел.

— Они считают вас талантливой и хотят, чтобы вы работали непосредственно на них.

— У меня уже есть работа.

Он окинул взглядом небольшой офис.

— Послушайте, без обид, но вы сидите в тесном кабинете в жуткой глуши.

— Нет, я нахожусь в местном офисе ФБР, в красивой Аризоне, рядом с единственным уникальным природным заповедником мирового значения, который имеется в нашей стране.

— Однако должность, которую вам предложат, будет значительно более престижной; вы перейдете на новый уровень и будете получать намного больше денег.

— Я не для того пошла работать в ФБР, чтобы разбогатеть. И меня не интересует престиж.

— Я не уверен, что вы меня поняли. Вас хотят видеть в округе Колумбия. На самом высоком уровне.

— И я отклоняю это предложение.

Тиллман окончательно отказался от соблюдения норм вежливости.

— Вы считаете себя особенной, не так ли? Из-за того, что сделали? — прорычал он.

Этли посмотрела на две вмятины на стене и подумала, как же ей трудно отказаться от желания сделать третью.

— Вот что я вам скажу, Уолт. В тот день, когда ваши парни приберут собственное дерьмо, к моему удовлетворению, я подумаю о вашем предложении. Но я не настолько глупа, чтобы задыхаться от счастья из-за подобных перспектив. Что-нибудь еще?

— Нет, пожалуй, это все, — мрачно ответил он.

— Хорошо, потому что мне нужно уходить. Госпожа Блюм вас проводит.

И в тот же миг, словно она дожидалась этого момента, Кэрол распахнула дверь.