— Сегодня отличный день, а вечером обещают чистое небо. К тому же я давно не ездил на «Астоне Мартине». Мы можем стартовать в шесть и вернуться к одиннадцати или полуночи. Я могу за вами заехать.

Она обдумала его предложение.

— Хорошо. Но я приеду сюда. Это будет по дороге. И для полной ясности должна вас предупредить, что у меня есть для вас новые вопросы.

— А я надеюсь, что у меня найдутся более достойные ответы, чем сейчас.

Пайн ушла. На пути к внедорожнику она прошла мимо Джерри; второй охранник повернулся и внимательно на нее посмотрел.

— Мистер Дэнверс, рада снова вас видеть.

Джерри сразу ощетинился.

— Ясно.

Пайн посмотрела на второго охранника.

— А вас зовут Тайлер, верно?

Он улыбнулся и протянул ей руку.

— Тайлер Страуб, рад с вами познакомиться, агент Пайн.

Пайн пожала ему руку.

— Приятно видеть, что один из вас хорошо воспитан.

— Вы уезжаете?

— Да, сейчас. Но вечером вернусь. Я отправляюсь на ужин с вашим боссом в Атланту.

Он окинул ее взглядом.

— Надеюсь, у вас есть другая одежда. Мистер Лайнберри посещает только лучшие заведения.

— Послушай, Джер, — нахмурившись, сказал Страуб. — Давай сбавим обороты. Нет никакой причины так себя вести. Она классная. И дружит с боссом. Так что прекрати раскачивать лодку.

Пайн посмотрела на Страуба.

— Хороший совет, — сказала она. — Я никому здесь не враг.

Страуб задумчиво кивнул.

— Мистер Лайнберри очень высокого о вас мнения.

— Ну, это комплимент.

— Только не забудьте переодеться, — заявил Дэнверс. — Мистер Лайнберри обязательно это сделает.

— Не беспокойтесь, Джерри, сегодня вечером вы будете совершенно очарованы.

Он посмотрел на нее так, словно не верил, что это возможно.

— Кстати, улыбка еще никому не вредила, — добавила она, направляясь к своему внедорожнику.

Когда агент шла к машине, она услышала, как Дэнверс поносит Страуба за то, что тот ее поддержал.

Да, в доме Джека Лайнберри невероятно интересная жизнь, подумалось ей.

На обратном пути в Андерсонвилль Пайн позвонила Максу Уоллису.

— Мне нужна информация на Барри Винсента, который жил здесь в восьмидесятых. Возможно, вы сумеете мне помочь.

— Хорошо, — ответил Уоллис. — Но какое он имеет отношение к нашим убийствам?

— Никакого. Это связано с исчезновением моей сестры. Я… надеюсь, вы окажете мне услугу.

— Ну, если учесть, что вы мне помогаете, у меня нет возможности отказаться.

— Я это очень ценю, Макс.

— Заметано. А что вы хотите о нем узнать?

— Все, что вам удастся накопать, в том числе хотелось бы взглянуть на фотографию.

— Я посмотрю, что можно сделать. Надеюсь, я сумею отыскать что-нибудь полезное.

— Было бы замечательно.

— И еще одно. Мне позвонил Ларедо и сказал, что вы считаете, будто Сай Таннер ни при чем?

— Послушайте, это всего лишь мое мнение, Макс, а шоу ваше. Если вы хотите выписать ордер на обыск и арестовать Таннера, я не могу вам помешать.

— Но вы считаете, что это будет неправильным ходом?

— Да, прямо сейчас лучше этого не делать. Однако ситуация может измениться.

— Ладно. Каковы ваши планы на сегодня?

— Я намерена поужинать в Атланте с Джеком Лайнберри. Мы на его «Астоне Мартине» поедем в какое-то роскошное место.

— Что ж, вы начинаете жить как богачи, — пошутил Уоллис.

— Но если не считать хорошей машины и еды, я хочу больше узнать про ту ночь в восемьдесят девятом.

— Вы думаете, он что-то от вас скрывает?

— Я думаю, весь город что-то от меня скрывает. И начинаю от этого уставать.

Вечером Блюм сидела в номере Пайн, когда ее босс собиралась на ужин.

— Думаю, черное платье, которое ты надевала вчера, вполне подойдет.

— Выбора у меня все равно нет, я больше ничего подходящего с собой не взяла. Но должна сказать, что туфли на высоких каблуках сильно переоценивают.

— С таким ростом, как у тебя, они ни к чему.

— Мне нравится смотреть на мужчин сверху вниз, — с улыбкой сказала Пайн, надевая платье. Когда Блюм вопросительно приподняла брови, она добавила: — Я пошутила.

Она посмотрела на себя в висевшее на стене зеркало.

— Лайнберри уже видел меня в этом платье, но мне все равно.

— Когда?

— Во время обеда с Лорен Грэм в Америкусе. Мы встретили его там, и он присоединился к нам, чтобы выпить.

— И ты все еще была в этом платье, когда встречалась с Эдди Ларедо тем же вечером?

— А откуда ты знаешь?

— Я слышала, как вы вернулись. — Затем Блюм добавила с некоторым сомнением: — Но я не знаю, в какой номер ты направилась в конце концов.

— Каждый пошел в свой номер, где мы и оставались до самого утра, — твердо сказала Пайн.

Хотя все могло закончиться иначе, если бы она выпила еще пару бокалов и не была занята расследованием серьезных преступлений.

— Ни секунды не сомневалась.

Пайн на нее посмотрела.

— На полиграфе ты бы провалилась, утверждая это.

Блюм улыбнулась.

— У меня есть еще одна шаль, кроме той, которую я тебе давала. И с ней твой наряд будет выглядеть по-новому в глазах мистера Лайнберри, — сказала она.

— Я не пытаюсь продать себя этому мужчине, Кэрол.

— Верно, но тебе нужна от него информация. И в границах хорошего тона ты должна использовать все инструменты своего арсенала.

Пайн искоса на нее посмотрела.

— Почему мне показалось, что ты хотела использовать термин «женская хитрость»?

— Не думаю, что тут он уместен. И нет ничего дурного в том, чтобы использовать все свои преимущества.

Блюм посмотрела на мочки ушей Пайн.

— А у тебя есть другие сережки, кроме этих гвоздиков с бриллиантами? — спросила она. — Сережки с бирюзой отлично смотрелись бы с шалью, которую я собираюсь тебе дать.

— Нет, — покачала головой Пайн. — Я проколола уши, когда мне исполнилось четырнадцать, заметно позже всех моих подруг. Наверное, меня не особенно привлекали сережки. У меня есть только эти.

Блюм встала и вышла, а через минуту вернулась с парой серег-колец с бирюзой.

— Они будут выглядеть на тебе отлично и подчеркнут твою длинную шею, — сказала она.

Пайн поблагодарила ее, а когда попыталась надеть сережки, Блюм пришлось ей помочь.

— Моя… моя мама никогда ничего такого для меня не делала.

— Возможно, после работы моделью ей надоело заниматься одеждой и аксессуарами. К тому же разве ты не была девчонкой-сорванцом?

— Да, но иногда было бы приятно.

Блюм провела рукой по ее густым волосам, пригладив их.

— Не сомневаюсь, агент Пайн. Было бы.

Пайн начала красить ресницы, потом губы.

— Джек Лайнберри был влюблен в мою мать, — неожиданно сказала она.

— Откуда ты знаешь?

Пайн бросила на нее быстрый взгляд.

— Для этого не нужно быть гением. Я думаю, многие мужчины были в нее влюблены.

— Яблоко от яблони.

— Кэрол, с чего ты взяла? Я совсем не похожа на свою мать. Она никогда в жизни не занималась тяжелой атлетикой. И понятия не имела, что такое смешанные боевые единоборства. А уж если ей сказали бы, что я агент ФБР…

— И что она ответила бы?

Пайн закончила накладывать макияж и спрятала пудру и помаду в сумочку.

— Я не знаю, — рассеянно ответила она. — Да и какое это имеет значение?

— Для тебя имеет, как и должно быть.

— Мне совсем не хочется об этом говорить.

— Но сегодня вечером, возможно, придется.

Пайн удивленно на нее взглянула.

— Что ты имеешь в виду?

— Лайнберри был влюблен в твою мать. А теперь он пригласил на ужин тебя.

— И что с того?

— Несмотря на то, что ты превосходный следователь, иногда инстинкты тебя подводят, когда речь идет о мужчинах.

— Я не совсем понимаю, — сказала Пайн, расчесывая волосы.

— Вот и я об этом. Ты не понимаешь.

— Ты думаешь, что Джек Лайнберри в меня влюблен?