А дальше незнакомец заговорил про деньги.

Сто долларов в день в течение гарантированных двух недель. Лу-Энн быстро сосчитала в уме. Итого, одна тысяча долларов — и очень реальная перспектива дальнейшей работы по таким же расценкам. При этом неполный рабочий день. Мужчина сказал, максимум четыре часа. Это никак не скажется на ее работе в придорожном кафе. Получается, двадцать пять долларов в час. Никто из знакомых Лу-Энн никогда не зарабатывал столько. Подумать только, за целый год это будет двадцать пять тысяч долларов! И это только за полдня, то есть на самом деле ставки будут пятьдесят тысяч долларов в год. Такие огромные деньжищи получают врачи, юристы и кинозвезды, а не бросившая школу женщина с ребенком, живущая в безнадежных тисках нищеты с каким-то типом по имени Дуэйн…

И словно в ответ на ее не высказанные вслух мысли, тот зашевелился и посмотрел на нее налитыми кровью глазами.

— Черт побери, что ты делаешь?

Голос Дуэйна был наполнен растянутыми гласными здешних мест. Лу-Энн показалось, что эти самые слова, произнесенные этим самым голосом, она слышит от самых разных мужчин всю свою жизнь. Вместо ответа она быстро схватила со стола пустую банку из-под пива и жеманно улыбнулась, озорно изгибая брови.

— Как насчет еще одного пива, малыш?

Ее полные губы соблазнительно обсосали каждый слог. Это возымело желаемое действие. При виде своего алюминиево-солодового божества Дуэйн застонал и повалился обратно в объятия грядущего похмелья. Несмотря на частые попойки, он так и не научился переваривать спиртное. Меньше чем через минуту Дуэйн уже снова крепко спал. Игривая улыбка быстро погасла; Лу-Энн снова перечитала записку. Работа, по словам неизвестного, заключалась в том, что ей предстоит пробовать новую продукцию, прослушивать рекламные объявления, высказывать свое мнение. Что-то вроде анкетирования. «Демографический анализ», — определил мистер Джексон, что бы это ни означало, черт побери. Все постоянно этим занимаются. Это связано с расценками на рекламу и тому подобное. Сто долларов в день просто за то, чтобы высказывать свое мнение, — Лу-Энн совершенно бесплатно занималась тем же самым почти каждую минуту своей жизни.

На самом деле это слишком хорошо, чтобы быть правдой. После звонка эта мысль уже неоднократно приходила в голову Лу-Энн. Она совсем не такая тупая, как думал ее отец. Больше того, за ее привлекательной внешностью скрывался гораздо более сильный интеллект, чем мог предположить покойный Бенни Тайлер, и к нему добавлялась проницательность, вот уже несколько лет позволявшая ей жить, полагаясь лишь на саму себя. Однако лишь изредка люди заглядывали дальше внешности. Лу-Энн частенько грезила о жизни, в которой ее сиськи и попка не будут первым, последним и единственным, что в ней замечают и о чем говорят.

Молодая женщина посмотрела на свою дочь. Девочка проснулась; ее взгляд метался по всей комнате и наконец радостно остановился на лице матери. Лу-Энн улыбнулась малышке. В конце концов, разве что-нибудь может быть хуже, чем их нынешнее жалкое прозябание? Как правило, ей удавалось продержаться на одном месте пару месяцев (если повезет, полгода), после чего ей давали расчет, с обещанием снова взять на работу, как только дела пойдут лучше, чего никогда не происходило. Без аттестата о среднем образовании она сразу же попадала в категорию тупиц. А из-за того, что она уже столько времени жила с Дуэйном, Лу-Энн уже давно решила, что заслуживает это клеймо. Однако Дуэйн был отцом Лизы, даже если у него не было никакого желания жениться на Лу-Энн, — впрочем, она его и не подталкивала к этому. И все же Лу-Энн, выросшая в далеко не самой счастливой и заботливой семье, была твердо убеждена в том, что прочная семья играет важную роль в благополучии ребенка. Она прочитала все журналы и просмотрела кучу телевизионных передач на эту тему. В Рикерсвилле Лу-Энн по большей части оказывалась чуть выше планки на получение пособия по безработице; на каждое даже самое плохое место приходилось минимум по двадцать соискателей. Лиза непременно добьется в жизни большего, чем ее мать, — Лу-Энн готова была посвятить всю свою жизнь тому, чтобы это стало действительностью. Но, имея тысячу долларов, возможно, она сможет добиться чего-нибудь и для себя самой. Эти деньги станут ее билетом в лучшую жизнь. На них можно будет жить до тех пор, пока она не найдет приличную работу; они станут той суммой, отложенной на черный день, в которой Лу-Энн так отчаянно нуждалась все эти годы, но которую так и не могла накопить.

Рикерсвилл умирает. Этому фургону суждено стать для Дуэйна склепом. Он никогда не сможет подняться выше того, что есть у него сейчас, а возможно, опустится еще гораздо ниже, прежде чем земля поглотит его. И фургон мог бы стать и ее склепом, с ужасом осознала Лу-Энн, но только этого не будет. Только не после сегодняшнего звонка. Только не в том случае, если она придет на встречу. Сложив листок бумаги, Лу-Энн убрала его в сумочку. Выдвинув из шкафа ящичек, набрала в нем мелочь на автобус. Закончив с волосами, застегнула платье, подхватила Лизу и бесшумно покинула фургон и крепко спящего Дуэйна.

Раздался резкий стук в дверь. Мужчина порывисто встал из-за стола, поправил галстук и открыл лежащую перед ним папку. В пепельнице валялись три смятых окурка.

— Войдите, — твердым и четким голосом произнес он.

Дверь открылась, в кабинет вошла Лу-Энн и огляделась по сторонам. Левая ее рука сжимала ручку переноски, в которой лежала Лиза, с нескрываемым любопытством озиравшаяся вокруг. Через правое плечо Лу-Энн была перекинута большая сумка. Мужчина задержал взгляд на толстой вене, спускающейся вниз по длинному накачанному бицепсу Лу-Энн до переплетения других вен на ее мускулистом предплечье. Несомненно, эта женщина обладала незаурядной физической силой. А какой у нее характер? Такой же сильный?

— Вы мистер Джексон? — спросила Лу-Энн.

Говоря, она смотрела ему прямо в лицо, дожидаясь, когда его глаза произведут неизбежную инвентаризацию ее лица, груди, бедер и так далее. Неважно, какое у него общественное положение; в этом отношении все мужчины одинаковые. Поэтому Лу-Энн крайне удивилась, заметив, что мужчина не оторвал взгляда от ее лица. Он протянул руку, и Лу-Энн крепко ее пожала.

— Совершенно верно. Пожалуйста, садитесь, мисс Тайлер. Благодарю за то, что пришли. У вас очаровательная дочь. Не хотите поставить переноску вот сюда? — Мужчина указал в угол кабинета.

— Лиза только что проснулась. На улице и в автобусе она всегда засыпает. Ничего страшного, я поставлю ее здесь.

Словно в знак согласия, малышка в этот момент радостно загукала.

Мужчина кивнул, выражая свое согласие, после чего снова сел за стол и еще раз просмотрел папку.

Лу-Энн поставила переноску и большую сумку на пол рядом с собой, достала связку пластмассовых ключей и дала их малышке, чтобы та с ними играла. Выпрямившись, она с нескрываемым любопытством изучила Джексона. Дорогой костюм. На лбу бисеринки пота, похожие на ниточку мелкого жемчуга. Судя по всему, Джексон немного нервничал. В иной ситуации Лу-Энн списала бы это на свою внешность. Большинство мужчин, с которыми она встречалась, либо вели себя как полные дураки, пытаясь произвести на нее впечатление, либо, подобно раненым животным, замыкались в себе. Однако сейчас что-то подсказывало ей, что тут дело совсем в другом.

— Я не увидела на вашем офисе таблички. Никто не знает, что вы здесь. — Лу-Энн с любопытством посмотрела на него.

Джексон натянуто улыбнулся.

— В нашем бизнесе мы не принимаем в расчет тех, кто случайно проходит мимо. Нам неважно, знают ли о нас посетители торгового центра. Мы ведем свой бизнес через телефонные звонки, назначенные встречи и тому подобное.

— Похоже, сейчас у вас назначена встреча только со мной. В приемной никого.

Джексон сплел руки. У него задергалась щека.

— Мы стараемся разнести наших посетителей по времени, чтобы им не приходилось ждать. В этом регионе я единственный представитель фирмы.