— Дело Макаллистера, — автоматически сказала Пайн.

— Парень насиловал и держал взаперти маленьких девочек, и они рожали ему детей в течение пятнадцати лет. А когда девочкам исполнялось восемнадцать, он их убивал. Не существовало на свете урода ужаснее. Мне со страшной силой хотелось пустить ему пулю в лоб, когда нам наконец удалось его поймать. И ты сумела меня остановить.

— Я помню, Эдди. Я знаю, что ты говоришь правильные вещи. И я их принимаю. Я ничего не испорчу, когда мы доберемся до убийцы.

— Ни секунды в этом не сомневался, — твердо ответил Ларедо.

Она удивленно на него посмотрела.

— Ты серьезно, даже после того, что случилось с парнем после «сигнала Эмбер»? — спросила она.

— Послушай, всем необходимо хотя бы раз спустить пар.

Лицо Пайн смягчилось.

— Мне нравится Эдди два-ноль намного больше, чем предыдущая версия.

— Да, даже моя бывшая мне так сказала. Дениз добавила, что я лишь неудачно выбрал время.

— Ну, в жизни часто все зависит от выбора момента.

Зазвонил телефон Ларедо, он нажал на кнопку и стал слушать. Когда он отключил связь и ничего не сказал, Пайн с тревогой на него посмотрела.

— Пожалуйста, не говори мне…

— Нет, это Уоллис. У нас хорошие новости. У них появилась информация на мальчика. С адресом.

— Где?

— Нам нужно вернуться в Колумбус, Джорджия.

Пайн развернулась на сто восемьдесят градусов и вдавила педаль газа в пол.

Франсиско Гомес.

Все называли его Фрэнки, так сказали Уоллису, Пайн и Ларедо: наверное, чтобы ему было легче приспособиться к новой жизни.

Они сидели в гостиной маленького домика, расположенного довольно далеко от роскошных апартаментов Ханны Ребане и Бет Клеммонс, где недавно умерла Клеммонс. Франсиско Гомес жил в районе, знававшем лучшие дни и ночи. Здесь селился рабочий класс — кусок заброшенной Америки, где все вокруг вызывало болезненные чувства.

Напротив них на стуле сидела женщина за сорок с мышиными волосами в узорчатом хлопковом платье и черных туфлях без каблука. Ее звали Джини Дункан, и в ее глазах стояли слезы.

— Фрэнки был хорошим мальчиком, — сказала она, вытирая глаза платком.

Пайн слышала, как наверху кричали и смеялись дети, а топот маленьких ног грозил сломать стропила.

— Когда вы взяли его к себе? — спросил Уоллис, который открыл свой официальный блокнот и приготовился записывать.

— Около шести месяцев назад. Кажется, он появился здесь из Техаса. На самом деле полной ясности с этим не было. Мы берем к себе детей. Сейчас с нами живут трое. — Она подавила рыдание. — Не считая Фрэнки.

— Мы? — уточнила Пайн. — Вы и ваш муж?

— Да. Сейчас Роджер на работе, в местном агентстве по продаже автомобилей.

— Он продавец? — спросил Ларедо.

— Нет. Механик. Продавцам платят в основном комиссию. А нам нужен постоянный доход. Роджер хорошо знает свое дело и неплохо зарабатывает. Но они столько берут с клиентов за его услуги, что он должен получать больше, — быстро добавила она. — А так мы едва сводим концы с концами.

— У вас есть свои дети? — спросил Ларедо.

Она покачала головой.

— У нас так и не получилось. Моя вина. Поэтому мы стали приемными родителями. Этим детям необходимы взрослые, которые будут вести их по жизни.

— Да, так и есть, — сказал Уоллис. — Это очень благородно с вашей стороны.

— Мы действуем через нашу церковь. Они принимают детей из других частей страны. Нам пришлось пройти множество проверок, но мы не возражали, ведь дети драгоценны. Конечно, нам платят. Большая часть денег идет на детей, но кое-что остается. Это трудная работа.

— Я не сомневаюсь, — сказал Уоллис и достал что-то из кармана. — А теперь, мадам, нужно провести официальное опознание Фрэнки. У меня есть фотография.

Дункан напряглась.

— Я видела его портрет в новостях, — сказала она. — Именно по этой причине я вам позвонила. Я… должна посмотреть?..

— Если возможно, — мягко сказал Уоллис. — Чтобы отбросить все сомнения.

Уоллис протянул фотографию.

Дункан посмотрела на нее, сжалась, побледнела и поспешно вернула ему снимок.

— Это… Фрэнки, — прошептала она.

Уоллис убрал фотографию.

— Мы сочувствуем вашей потере, — сказал он.

Шум наверху усилился.

— Остальные дети не знают. Они еще такие маленькие, и я думаю, не нужно им ничего говорить. Просто скажу, что Фрэнки теперь в другой семье.

— Вы сами решите, как лучше, миз Дункан, — сказал Уоллис.

— Когда вы в последний раз видели Фрэнки? — спросила Пайн.

Дункан откинулась на спинку стула, половина обивки которого облезла, и поверх набросили старый коврик.

— Три дня назад, — ответила она. — Фрэнки ушел в школу, а когда вовремя не вернулся, я стала расспрашивать соседей, не видел ли его кто-то. Он уже успел завести друзей, и я подумала, что он пошел к кому-то из них в гости.

— Как он ездил в школу и как возвращался домой?

— На автобусе. По утрам я обычно провожала его до остановки. Но днем он возвращался сам. Здесь полно детей. И родителей.

— В то утро вы также проводили его до остановки?

Джини Дункан покачала головой, и ее глаза снова наполнились слезами.

— Нет. Он… сказал, что знает дорогу и хочет пойти один. Я подумала… его смущает то, что я с ним хожу. Большинство соседских детей идут до остановки сами. Может быть, они над ним смеялись.

— А вы узнавали, присутствовал ли он на всех уроках? — спросила Пайн.

— Да, он был на всех.

— И сел на автобус, который возвращался домой?

— Да.

— И вышел на обычной остановке?

На лице Дункан появились сомнения.

— Дело в том, что дети и родители, с которыми я разговаривала, не смогли сказать наверняка. Полиция побеседовала с водителем автобуса, но на каждой из множества остановок садится и выходит столько детей, что он не всегда в состоянии запомнить, кто, когда и где. И… там было много мальчиков, похожих на Фрэнки.

— Вы хотели сказать латиноамериканцев?

— Да.

— Значит, вам не удалось убедиться, что он вышел на своей остановке?

— Не удалось. Но зачем ему выходить в другом месте? Он хорошо знал свою остановку.

— Возможно, кто-то предложил ему выйти раньше.

— Но кто мог так поступить? Даже если и так, Фрэнки не стал бы выходить в другом месте. Я постоянно его предупреждала, чтобы он не разговаривал с незнакомцами.

— Это мог быть человек, которого он знал.

— Я не могу поверить, чтобы кто-то из тех, кто нас знает, так поступил с Фрэнки.

— Он мог пойти домой вместе с кем-то из других ваших детей?

— Нет, они ходят в детский сад. И в другое время. Фрэнки учился в четвертом классе. У меня никогда не возникало сомнений относительно автобуса. Он хорошо говорил по-английски, сказал нам, что его научила мама.

— А где его родители?

— Я не знаю. Мне никто ничего не говорил. И у Фрэнки было совсем немного их фотографий. Кажется, он родился здесь.

Ларедо посмотрел на Пайн.

— И как вы поступили, когда не сумели его найти? — спросила та.

— Я начала звонить всем подряд, в том числе в школу. В конце концов я сообщила в полицию.

— Они приехали и все записали? — спросил Уоллис.

— Да. Больше они не появлялись. Пока я… пока не увидела фотографию и не услышала описание в новостях. Я сразу поняла, что это Фрэнки. — Она поджала губы. — Могу я… вы мне не расскажете, что с ним случилось?

Уоллис посмотрел на двух агентов ФБР, прежде чем ответить.

— Его смерть произошла не от естественных причин, и я сожалею об этом, — ответил он.

И вновь ее глаза наполнились слезами.

— Кто-то причинил ему боль?

— Боюсь, что так.

Пайн наклонилась вперед.

— Вот почему так важно, чтобы вы рассказали нам все, что помните, — сказала она. — О его друзьях. О людях, которых он упоминал. О подозрительных личностях, крутившихся около вашего дома в последнее время.