Чем дольше говорила Пайн, тем меньше становился Фабрикант.

— Где вы хотите побеседовать? — спросил он, когда та замолчала.

— Здесь есть бар. И мне не помешает выпить.

Они нашли место как можно дальше от остальных посетителей бара, к ним подошла официантка и взяла заказ. Пайн выбрала пиво, Блюм — кока-колу, Фабрикант — бокал «Мерло».

— Так почему Москва? — спросила Этли. — Мне совершенно точно известно, что ваша поездка носит спонтанный характер и является следствием моего визита.

— Я не уверен, что должен вам что-то объяснять.

— Вы выбираете такой путь? — сказала Пайн. — У меня есть все основания задержать вас за глупость.

— У меня две степени доктора философии из двух университетов Лиги плюща, — резко ответил Фабрикант.

— Ну так ведите себя соответственно, — вмешалась Блюм. — Господи, мы не можем впустую тратить время.

Все молчали, пока им не принесли заказ.

После того как официантка ушла, Фабрикант вытер пот со лба.

— Ладно, послушайте: то, что вы рассказали, навело меня на мысль, что поездка в Москву необходима, — сказал он.

— Что именно? — спросила Пайн.

— Прежде всего, что русские побывали в доме Бена. — Он замолчал и принялся постукивать пальцами по столу.

— Оскар, мы ждем, — поторопила его Пайн.

— Давид Рот.

— Кто?

— Человек, фотографию которого вы мне показали, ту, что на вашем телефоне. Тот, кто занял место Бена. Я его знаю. Его зовут Давид Рот.

— Но почему вы не сказали мне сразу? — спросила Пайн.

— Потому что хотел все обдумать. Более того, именно по этой причине я намерен лететь в Россию.

— Но почему? — удивилась Пайн. — Разве Рот — русский?

— Нет. Но он много знает о России.

— Откуда вы его знаете?

— Он хорошо известен в определенных кругах.

— В каких именно?

Фабрикант выпрямился и посмотрел в глаза Пайн.

— Давид Рот является одним из главных инспекторов по ОМП.

Пайн и Блюм переглянулись.

— Рот инспектирует оружие массового поражения? — переспросила Пайн.

— У него легендарное прошлое, — продолжал Фабрикант. — Дело в том, что его отец, Герман Рот, был одним из ведущих инспекторов во время первой проверки, которую наша страна проводила вместе с Советским Союзом в девяностых годах. Обе стороны договорились об уменьшении ядерных арсеналов, а для этого требовались реальные проверки на местах. Именно тогда произошел развал Советского Союза, однако инспекции продолжались, и сокращение арсеналов завершилось к две тысячи первому году. Со временем Давид занял место отца.

— Но зачем эксперту по ОМП спускаться на муле на дно Гранд-Кэньон? — спросила Пайн.

— Понятия не имею, — ответил Фабрикант. — Но это вызывает тревогу.

— Я бы сказала, что это преуменьшение года. Я же говорила, что речь идет о правительственном перевороте внутренними силами.

— А вы уверены, что в заговоре участвуют только внутренние силы?

Пайн, собравшаяся сделать глоток пива, медленно опустила бутылку.

— Что вы имеете в виду?

Фабрикант огляделся по сторонам и понизил голос:

— Русские пытались повлиять на результаты последних выборов, используя самые разные инструменты: средства массовой информации, внедрение фальшивых сведений, попытки давления на избирателей и так далее.

— Все это задокументировано, — заметила Этли.

— Да, но не исключено, что это лишь первый шаг.

Она подалась вперед.

— Вы хотите сказать, что их план включает в себя несколько шагов?

— Все, что делают русские, рассчитано на большие сроки, — ответил он. — В этом отношении они похожи на китайцев. А американцы склонны мыслить короткими периодами. Взгляните на наш бизнес, к примеру. Он существует лишь на протяженности одного квартала, поскольку Уолл-стрит считает, что так правильно.

— То есть вы хотите сказать, что вмешательство в последние выборы могло быть лишь первым залпом? — вмешалась Блюм.

— Давайте взглянем на проблему так: они атаковали наш демократический процесс выборов, но вследствие этого произошло кое-что еще, — ответил Фабрикант.

— Что?

— Многие американцы перестали верить властям. А также Конгрессу и средствам массовой информации. — Он указал пальцем на Пайн: — И ФБР.

— И к чему это нас ведет?

— История показала, что, когда люди перестают верить властям, правительства часто свергаются, — сказал Оскар.

— Но здесь подобные вещи невозможны, — возразила Блюм. — Вы сами сказали, что у нас не банановая республика.

— Ну, так говорят про себя все страны, пока с ними не случается что-то подобное

— О какой вовлечённости русских идёт речь? — спросила Пайн.

Фабрикант пожал плечами:

— Точно не знаю. Но некоторые американцы, занимающие высокопоставленное положение, восхищаются русскими. Они считают, что их модель управления эффективнее в ряде важных аспектов. И они такого же мнения о китайцах, способных принимать решения и мгновенно их выполнять. В то время как демократия беспорядочна и неэффективна; к тому же она часто впадает в ступор. Что делает диктатуру более привлекательной формой правления.

— Но только не для меня, потому что тогда нам пришлось бы расстаться со свободой, — заявила Пайн. — Я предпочитаю беспорядочность и недостаточную эффективность.

— Но вы уже частично расстались со свободой, — парировал Фабрикант. — Ради компенсаций, которых никогда бы не получили. Я не стану утверждать, что согласен с таким подходом. Более того, я его противник. Но эти идеи не настолько безумны, чтобы другие в них не верили. Мало того, я смело могу утверждать, что многие из тех, кто стоит у власти, поддерживают диктатуру.

— Значит, вы считаете, что русские перешли от удаленных атак на информационные системы к работе с некоторыми американскими партиями с целью превратить нашу страну в нечто напоминающее Россию? — спросила Блюм.

— Лаконично, но точно во всех принципиальных аспектах, — ответил Фабрикант.

Пайн и Блюм еще раз переглянулись.

— Итак, по поводу вашего путешествия в Москву? — сказала Пайн.

— Я намерен проверить свою теорию. Я провел там значительное время, и у меня имеются серьезные контакты в критически важных местах. Возможно, мне удастся получить какие-то ответы.

— И что будет, если ваша теория окажется верной? — спросила Блюм.

— Тогда я вернусь и попытаюсь помешать ее реализации.

— Однако мы можем прочитать о свержении правительства уже в завтрашних газетах, — заметила Этли.

— Но мы все равно должны попытаться, — сказал Фабрикант.

— Я не намерена сдаваться, — заявила Пайн. — Просто считаю, что нужно действовать максимально быстро.

— И как вы предлагаете это сделать? — спросил Фабрикант. — Я не могу вбежать туда и закричать о заговоре и попытках свержения правительства при помощи русских. В таком случае я просто исчезну.

Этли посмотрела на часы.

— Ладно, вы всё еще успеваете на свой рейс, — сказала она. — У вас есть мой телефон, а у меня — ваш. Будем поддерживать связь.

Казалось, Фабриканта удивило ее поведение.

— Благодарю вас.

— Еще рано меня благодарить. Мы не знаем, что принесет нам завтрашний день.

Они встали и направились к выходу из кафе, где столкнулись с двумя мужчинами в форме.

И тут все договоренности были нарушены.

Так было написано на блестящих значках.

Их было двое; стройные, мускулистые, мощные предплечья с выступающими венами, холодные взгляды. Каждый держал руку у ремня с кобурой, возле рукояти пистолета.

Тот, что справа, посмотрел на Этли.

— Специальный агент Пайн? — спросил он.

Она наклонила голову, оглядывая полицейского с головы до ног. Потом посмотрела ему в лицо.

— В чем дело?

— Мы получили инструкции задержать вас, — вмешался второй полицейский.