Тут она заметила молодого человека, который шел по проходу, не пытаясь спрятать восхищение ее стройной соблазнительной фигурой, длинными светлыми волосами и тридцатишестилетним лицом, которое хоть и не соответствовало уровню восклицания «Ничего себе!», тем не менее находилось от него в непосредственной близости — и это при том, что под глазом Аннабель навечно остался подарок папаши — крючковидный шрам. Пэдди Конрой был лучшим аферистом своего поколения и худшим отцом на свете. По крайней мере так считала его единственная дочь.

— Привет, — сказал юноша. Телосложением, взъерошенностью и дорогостоящей одеждой, которая намеренно создавала впечатление дешевизны и небрежности, он походил на рекламу «Аберкромби и Фитч». Аннабель немедленно вынесла вердикт: нагловатый юнец из привилегированного колледжа.

— До свидания, — буркнула она и демонстративно уставилась в газету.

— А куда вы едете? — спросил он, усаживаясь рядом.

— В другую сторону.

— Но вы же не знаете, куда еду я, — игривым тоном продолжал парень.

— И очень хорошо.

Он либо недопонял намек, либо решил пропустить его мимо ушей.

— Я еду в Гарвард.

— В жизни бы не догадалась.

— На самом деле я из Фили. Знаете, пригород такой есть: Мэйнлайн. Там у моих предков особняк.

— С ума сойти. Приятно иметь родителей с особняками, — бросила она подчеркнуто безразличным тоном.

— Особенно когда такие родители шесть месяцев в году разъезжают по заграницам… А сегодня, кстати, я устраиваю улетную вечеринку. Не хотите заглянуть?

Аннабель прямо чувствовала, как по ней шарят его глаза. «Ну ты у меня сейчас полетаешь, сукин сын». Конечно, она знала, что не надо бы, но ведь типчики вроде этого сопляка сами напрашиваются…

Она сложила газету.

— Хм. Не знаю… Улетная вечеринка? Насколько же улетная?

— А насколько захочешь.

Парня, видимо, так и подмывало ляпнуть что-нибудь вроде «цыпочка», но он не осмелился. Еще рано.

— Мне бы очень не хотелось остаться разочарованной.

Он коснулся ее руки.

— Не думаю, что ты уйдешь недовольной.

Аннабель улыбнулась и тоже похлопала его по руке.

— И что же ты можешь предложить? Выпивку и секс?

— Заметано. — Он сжал ей предплечье. — Слушай, у меня место в первом классе. Перебирайся ко мне!

— Так я не поняла… Кроме выпивки и секса, что-то еще будет?

— А, хочешь заранее знать все подробности?

— Вся жизнь состоит из подробностей… э-э…

— Стив. Стив Бринкман. — Парень лукаво хмыкнул. — Слышала поди? Да-да, мой папаша вице-президент одного из крупнейших банков страны.

— Знаешь, Стив, если у тебя на вечер припасен только кокс, и я не имею в виду уголек для камина, я в самом деле буду разочарована.

— А чего ж ты хочешь? Скажи, я все сделаю. Связей навалом.

— Ну-у, «почтовые марки» или что-нибудь посолиднее… Только не надо «лимонадного порошка», у меня от него изжога. — Аннабель пожала плечами, перечисляя уличные названия наркотиков класса крэк.

— Ого, да я смотрю, ты в теме, — сказал Стив, нервно озираясь на других пассажиров.

— А ты никогда не пробовал ухватить дракона за хвост? — спросила она.

— Н-нет… А что это?

— А так герыч вдыхают. Марафон на неделю. Если, конечно, не окочуришься.

Он убрал руку.

— Не знал…

— Тебе лет-то сколько?

— Двадцать. А что?

— Да так. Я лично люблю кого помоложе. А то парни как разменяют восемнадцать, считай, настоящий запал уже прошел. Ну, малолетки-то будут, я не поняла?

Он поднялся.

— Знаешь, я, наверное, пас…

— Да ты подожди, я не из привередливых. Мне что мальчик, что девочка. Я к тому, когда заторчишь, то какая разница?

— Ладно-ладно, понял уже. Пошел я, — поспешно выпалил Стив.

— Говорю, не торопись. Глянь-ка вот сюда. — Аннабель достала бумажник, показала Стиву свой поддельный федеральный жетон и добавила, понизив голос: — Ну что, парнишка, узнаешь герб Управления по борьбе с наркотиками? Продолжим знакомство?

— Мама!..

— Вот-вот. Раз уж ты сам упомянул маму с папой, да еще и примерный адресок дал — филадельфийский пригород Мэйнлайн, я правильно запомнила? — моя команда в два счета найдет там особняк Бринкманов. Как раз поспеем к твоей улетной вечеринке. Если, конечно, ты не передумал.

— Господи… умоляю… я же просто так… я… — Он вцепился в спинку кресла.

Аннабель накрыла его ладонь рукой и до боли сжала пальцы.

— Возвращайся в Гарвард, Стив. Когда выпустишься, тогда и ломай себе жизнь как вздумается. Но на будущее имей в виду: далеко не всегда безопасно подкатывать к незнакомкам в поездах.

Она провожала его взглядом, пока потрясенный студент не укрылся в вагоне первого класса.

Аннабель допила пиво и мельком проглядела последнюю пару газетных страниц. Тут-то и настала ее очередь бледнеть.

Американца по имени Энтони Уоллес обнаружили забитым до полусмерти на территории одного из прибрежных португальских поместий. В доме нашли три трупа. По-видимому, ограбление. Хотя Уоллес жив, он до сих пор не вышел из комы вследствие тяжелых черепно-мозговых травм, и врачи не питают надежд на благоприятный исход.

Аннабель вырвала страницу и, с трудом переставляя ноги, вернулась на свое место.

Итак, Джерри Бэггер добрался-таки до Тони, одного из ее партнеров. Португальское поместье? Она сто раз говорила ему лечь на дно и ни в коем случае не светить деньгами. Он к ее советам не прислушался и теперь валяется с отключенным мозгом. Хотя Джерри обычно не оставляет после себя свидетелей…

Но что ему удалось вытащить из Тони? Ответ Аннабель знала и так. Все.

Милтон перестал отбивать чечетку на клавиатуре и повернулся к ней.

— Ты в порядке?

Она не ответила. Экспресс мчался в Вашингтон, за окном проносилась местность, где хозяйничал Джерри, но Аннабель ничего из этого не замечала. Ее уверенность испарилась; перед собой она видела лишь картинки своей неминуемой смерти по милости Джерри Бэггера.

Поднатужившись, Оливер Стоун наконец установил на попа замшелую могильную плиту и утрамбовал грунт у основания. Затем, присев на корточки, устало смахнул с бровей пот.

Неподалеку стоял переносной радиоприемник, настроенный на местную новостную станцию. Стоун постоянно нуждался в притоке информации, подобно тому как другие люди нуждаются в кислороде для дыхания. Одно из сообщений заставило его дернуться. Сегодня в Белом доме пройдет церемония вручения государственных наград, на которой президентскую «Медаль свободы», высший знак отличия для гражданских лиц, должен получить не кто иной, как Картер Грей, недавно вышедший в отставку шеф разведывательной службы. Грей трудился на благо родины в течение четырех десятилетий, объявил радиокомментатор; говоря о Картере Грее, президент сказал, что таким человеком Америка должна по праву гордиться. Истинный, дескать, патриот и слуга народа.

Стоун придерживался другого мнения. Говоря точнее, именно он был той причиной, по которой Грей внезапно покинул свой царственный пост.

«Если бы только президент знал, что человек, которого он собрался наградить, в свое время планировал пустить ему пулю в голову…» Нет, страна не готова принять такую новость.

Он взглянул на часы. Мертвые никуда не денутся. Часом позже, приняв душ и надев свой лучший костюм, который представлял собой подержанную двойку из магазина «Гудвилл», Стоун вышел из коттеджа, где обитал, выполняя обязанности смотрителя при кладбище «Гора Сион» — месте последнего упокоения знаменитых афроамериканцев девятнадцатого столетия. Дорога из Джорджтауна до Белого дома оказалась не столь уж долгой благодаря размашистому шагу — Стоун был ростом шесть футов два дюйма и худощав.

К шестидесяти одному году он утратил лишь небольшую толику присущей ему энергии и бодрости. Коротко подстриженная седая шевелюра придавала Стоуну вид отставного сержанта-инструктора из корпуса морской пехоты. Впрочем, он до сих пор являлся своего рода командиром, хотя его разношерстное подразделение, именуемое «Верблюжьим клубом», было предельно неофициальным. В состав клуба входило еще три человека: Калеб Шоу, Рубен Родос и Милтон Фарб.