— Не хотите присоединиться? — спросил Тайрон. — Мне хотелось бы познакомиться с дамой, которая так лихо расправляется с «Котельной».

Элеонора скрестила руки на груди и зашагала прочь.

Тайрон посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на Тома:

— Эй, я что-то не так сказал?

— Нет, Тайрон, я что-то не так сказал.

И Том тоже ушел.

Он подумал, не пойти ли за Элеонорой и возобновить «дискуссию», но не нашел в себе сил. Кроме того, он боялся — боялся скорее своих слов, чем слов Элеоноры. По пути обратно в купе он услышал доносящийся с нижнего этажа вагона смех. Посмеяться сейчас не мешало бы. Лэнгдон торопливо спустился по лестнице и повернул направо, следуя на звук. Здесь купе были подешевле и поменьше, чем у него. Без душевых, но с уборными и раковинами. В конце коридора у дверей одного из купе стояли Реджина и дама с картами Таро, разговаривая с кем-то внутри.

Реджина увидела его и помахала рукой. Подойдя ближе, он заметил сидящую на стуле в купе пожилую женщину. Затем — сложенную инвалидную коляску, прислоненную к стулу напротив. Том повернулся к даме с Таро и внимательно ее оглядел. На ней по-прежнему красовался разноцветный головной убор, однако она переобулась из деревянных туфель в тапочки. Тем самым ее рост уменьшился на четыре дюйма — женщина оказалась довольно маленькой. При ближайшем рассмотрении он увидел чрезвычайно яркие голубые глаза, полные озорства и обаяния, и теплую улыбку. Том заметил, что в расположенном через проход купе есть светлая, украшенная бисером дверь с оттянутой и закрепленной занавеской. Еще ему почудился запах фимиама, хотя, вероятно, в поездах «Амтрака» такое строго запрещено.

— Полагаю, это ваше купе, — обратился он к даме с Таро.

— Надо же, мистер Лэнгдон, у вас развитые экстрасенсорные способности, — сказала она с хриплым смехом.

— Откуда вы… — он оборвал себя на полуслове и посмотрел на Реджину. — Да, инопланетяне тут ни при чем. Это вы ей сообщили.

— Познакомьтесь с Друселлой Пардо, Том, — представила женщину Реджина. — Можете ничего ей не говорить, она и так все знает.

Друселла изящным жестом протянула руку:

— Близкие друзья называют меня Мисти. И я заранее знаю, что мы станем хорошими друзьями, так что можешь сразу так ко мне обращаться.

У Мисти был южный акцент, но с особенной ноткой.

— Из Нового Орлеана? — спросил он.

— Да — через Балтимор. Очень хорошо, ты догадливый, Том.

Она подошла ближе, и он пришел к выводу, что запах фимиама на самом деле был запахом духов Мисти.

— Раньше Мисти работала дипломированным бухгалтером в Балтиморе, — пояснила Реджина.

— У меня обнаружился математический дар, а дары следует применять в более высоких целях, чем уклонение от налогов, — верно, Том?

— Несомненно.

— Ты права, Реджина: он милый, — сказала женщина с инвалидной коляской. Она доедала стоящий перед ней на подносе ужин.

— Не знал, что в этом поезде подают еду и напитки в купе, — с улыбкой сказал Том. — Мне пришлось тащиться в вагон-ресторан.

— Разумеется, подают, — дама улыбнулась в ответ. — Все, что вам нужно, — иметь вот это, — она указала на свое инвалидное кресло, — и тогда Реджина принесет ужин прямо к вам.

— Где же мои манеры, — посетовала проводница. — Позвольте представить вас друг другу: Линетт Монро, Том Лэнгдон.

Линетт было около шестидесяти пяти. Длинные седые волосы, изящные черты — она по-прежнему выглядела очень привлекательно. Несмотря на инвалидность, она, похоже, пребывала в прекрасном настроении.

— Я слышала, вы работаете с этими киношниками, Том, — сказала Реджина.

— Там настоящий Макс Пауэрс? — спросила Линетт. — Обожаю его картины.

— Женщина, которая с ними, — начала Реджина, — в списке пассажиров значится как Элеонора Картер, но, думаю, на самом деле она — едущая инкогнито кинозвезда или кто-то в этом роде. У этой дамы есть стиль. И она потрясающе красива. Том, она кинозвезда?

— Вообще-то, я знаком с ней — она сценарист, не актриса. Хотя не буду спорить насчет стиля и кра-соты.

А вот в ее здравом уме он прямо сейчас сомневался.

— Вы уже познакомились — в смысле, не сегодня?

— Да, много лет назад. Вместе делали репортажи.

— Как я слышала, это не все, — сказала Мисти. Том уставился на нее:

— Что тебе известно?

— В поезде слухи распространяются быстрее, чем в любом другом месте, — кроме, пожалуй, церкви. Люди случайно слышат — ну, ты понимаешь, — она придвинулась еще ближе к Тому, — тесные купе и все такое.

— Хочешь сказать, люди подслушивают.

— Ну, можно и так сказать, хотя это менее вежливо. Мой девиз таков: если у тебя не найдется для кого-нибудь хороших слов, разыщи Мисти и расскажи ей все, что у тебя на уме.

— Дамы, мне пора идти, — сказал Лэнгдон и мягко отстранился от Мисти.

Реджина взяла поднос Линетт:

— Мне тоже.

Когда они уходили, Друселла окликнула:

— Эй, Том!

Тот повернулся. Женщина раскинула веером карты Таро.

— У меня возникло предчувствие, что между нами есть некая связь.

— Мисти, у него есть девушка в Лос-Анджелесе, он едет к ней на Рождество, — сказала Реджина. — Она озвучивала «Каппи — волшебного бобра» на телевидении.

Том ошеломленно уставился на нее:

— Откуда вам известно это?

— Агнес Джо рассказала.

Он с раздражением посмотрел на обеих женщин:

— С такими дамами, как вы, зачем нам вообще ЦРУ?

— Ну же, Том, — нарочито медленно произнесла Мисти, — взрослому мужчине нужна взрослая женщина. Мультики не согреют тебя по ночам, дорогой.

— Эта Мисти — что-то с чем-то, — сказал Лэнгдон Реджине после того, как они взобрались по лестнице.

Девушка улыбнулась:

— Она просто демонстрирует дружелюбие в стиле южан. Не имеет в виду ничего серьезного. Ну, или отчасти не имеет в виду. Мы близкие друзья.

— Как я понимаю, она много ездит поездами.

— О да. Предсказывает людям судьбу, читает по ладоням, раскладывает карты — все это бесплатно. Обычно она едет поездом «Кресцент» из Колумбии в Новый Орлеан. Во Французском квартале у самой площади Джексона у нее маленький магазинчик. Я там бывала, там здорово.

— А что насчет Линетт? Мило с вашей стороны принести ей еду.

— Ну, тяжело передвигаться по поездам в коляске. И у нее рассеянный склероз, но она все равно никогда не опускает рук. Мы отлично проводим время.

— Похоже, вы хорошо знаете своих пассажиров.

— Они для меня очень многое значат. Вообще-то…

— Ах ты, воришка!

Они повернули головы и увидели Гордона Мерриузера.

— Прошу прощения? — сказала Реджина.

Мерриузер, громко топая, направился к ним:

— Меня обокрали. И, держу пари, это сделала ты. Собственно, ты единственная, кто мог это сделать. Я лишу тебя работы, и ты проведешь Рождество в тюрьме, — прорычал он.

— Постойте, — ответила Реджина. — Мне не по душе ваш тон и ваши обвинения. Если у вас что-то пропало, я заполню заявление, и мы уведомим соответствующие органы.

— Не читай мне нотации, — огрызнулся Мерриузер. — Я хочу вернуть мои вещи. И прямо сейчас.

— Поскольку мне неизвестно, что это за вещи и кто их взял, это будет затруднительно, сэр.

Том встал между ними:

— Послушай, Горд, я не знаменитый адвокат, в отличие от тебя, но даже я в курсе, что люди невиновны, пока не доказано обратное. Если нет прямых улик, кто именно украл твои вещи, то ты клевещешь на эту женщину прямо при свидетеле, а это может обойтись дорого, как ты наверняка знаешь.

Мерриузер впился в него взглядом:

— Да что ты знаешь о клевете?

— Меня зовут Том Лэнгдон. Я журналист, занимающийся расследованиями; получил Пулитцеровскую премию, между прочим. Как-то я написал историю про американского юриста в России, который занимался очень плохими делами. Теперь он строчит апелляции из тюрьмы. И, как я обнаружил, если и есть более могучая сила, чем юридические документы в суде, то это опубликованная в газете история, в которую вцепится весь свет.