— О чем это ты?

— Эта девчонка — его дочь. Его долбаная дочь! Больше того, его единственный ребенок. Лютер Уитни трижды мотал срок, он рецидивист, похоже, с годами отточивший свое мастерство. Жена в конце концов развелась с ним, так? Не смогла больше терпеть. И вот, когда ее жизнь начинает налаживаться, она умирает от рака груди.

Он помолчал.

Теперь внимание Фрэнка было полностью приковано к нему.

— Продолжай.

— Кейт Уитни опустошена смертью матери. И отцовским предательством, как она это видит. Настолько опустошена, что полностью порывает с отцом. Настолько, что поступает на юрфак, а затем устраивается на работу в прокуратуру штата, где быстро зарабатывает репутацию жесткого обвинителя, особенно в делах, связанных с собственностью: о воровстве, грабеже, разбое. Во всех случаях она требует по максимуму. И, могу добавить, как правило, получает свое.

— Черт возьми, где ты все это разузнал?

— Несколько звонков кому надо. Люди любят рассказывать о чужих несчастьях; это вселяет в них чувство, будто их собственная жизнь чуточку лучше, что на самом деле не так.

— Ну и что нам дают все эти семейные неурядицы?

— Сет, ты только взгляни, какие перед нами открываются возможности. Девчонка ненавидит своего старика. Ненавидит с прописной «Н», да еще подчеркнутой.

— То есть ты хочешь через нее выйти на него? Но если они действительно так серьезно поругались, как это осуществить?

— Вот тут — самое интересное. Судя по всему, ненависть и отчаяние идут исключительно со стороны дочери, а не отца. Он ее любит. Любит больше всего на свете. Он соорудил у себя в спальне целый алтарь в ее честь, черт побери. Я тебе точно говорю, этот тип полностью созрел.

— Если — а насколько я вижу, это еще под очень большим вопросом, — если эта женщина согласится сотрудничать, как она свяжется со своим отцом? Могу тебя заверить, что он не будет торчать у себя дома у телефона в ожидании ее звонка.

— Не будет, но я готов поспорить, что он время от времени проверяет сообщения на автоответчике. Ты бы видел его дом. Очень аккуратный тип, всё на своем месте, вероятно, все счета оплачены наперед… И он не догадывается, что мы сели ему на хвост. По крайней мере, пока что не догадывается. Вероятно, он проверяет свой автоответчик один-два раза в день, на всякий случай.

— Значит, она оставляет отцу сообщение, договаривается о встрече, и мы его хватаем?

Встав, Бёртон вытряхнул из пачки две сигареты и протянул одну Фрэнку. Оба не спеша закурили.

— Лично я думаю, Сет, что так и нужно поступить. Или у тебя есть мысли получше?

— Нам еще нужно убедить ее пойти на это. Судя по твоим словам, пока что она не горит особым желанием.

— Полагаю, тебе нужно поговорить с ней. Без меня. Быть может, я взялся за нее слишком жестко — есть у меня такая склонность…

— Я займусь этим завтра же утром.

Фрэнк надел пальто и шляпу, затем остановился.

— Послушай, Билл, ты прости меня, если я был с тобой чересчур резок.

— Не бери в голову, — усмехнулся Бёртон. — На твоем месте я поступил бы так же.

— Спасибо за содействие.

— Рад был помочь.

Фрэнк направился к выходу.

— Слушай, Сет, окажи одну любезность старому пердуну, бывшему полицейскому…

— Что еще?

— Захвати меня с собой на задержание. Я не прочь увидеть лицо этого типа, когда обрушится молот.

— Договорились. Я позвоню тебе после того, как поговорю с его дочерью. Лично я сейчас отправляюсь домой к своей семье. Предлагаю тебе сделать то же самое, Билл.

— Вот докурю и пойду.

Фрэнк вышел. Бёртон сел, медленно докурил сигарету и утопил ее в недопитой чашке кофе.

Он мог бы скрыть имя Лютера Уитни от Фрэнка. Сказать следователю, что в базе данных ФБР совпадений не обнаружено. Но эта игра была бы слишком опасной. Если б Фрэнк когда-либо узнал правду — а он мог это сделать через несчетное число независимых каналов, — с Бёртоном будет покончено. Объяснить обман можно будет, только открыв правду, а об этом не могло быть и речи. К тому же Бёртону было необходимо, чтобы Фрэнк знал личность Уитни. План агента Секретной службы заключался в том, что следователь должен был выследить вора-рецидивиста. Выследить, но не задержать.

Встав, Бёртон надел пальто. Лютер Уитни… Не то место, не то время, не те люди. Что ж, единственным утешением для него, если так можно считать, будет то, что он ничего не успеет понять. Он даже не услышит звук выстрела. Умрет до того, как синапсы успеют передать импульс головному мозгу. Это его величество Случай. Иногда он за тебя, иногда против. Вот если б еще найти способ оставить не у дел президента и главу его администрации, можно было бы считать, что дело сделано. Однако это, опасался Бёртон, было не по силам даже ему.

Коллин оставил машину в начале квартала. Немногие оставшиеся пестрые листья мягко падали на него, гонимые ленивым ветерком. Агент оделся по-простому: джинсы, хлопчатобумажный пуловер и кожаная куртка. Характерной выпуклости под курткой не было. Волосы все еще оставались влажными после принятого наспех душа. Из кроссовок торчали голые щиколотки. У него был такой вид, словно он направлялся в университетскую библиотеку заниматься допоздна или шел на субботнюю вечеринку после футбольного матча.

Приближаясь к дому, Коллин начинал нервничать. Ее звонок удивил его. Голос звучал нормально, без надрыва, без злости. По словам Бёртона, она восприняла все достаточно неплохо, учитывая ситуацию. Но Тим знал, каким резким может быть его напарник, и именно это его тревожило. Пожалуй, решение отправить на свидание вместо себя Бёртона было не самым умным. Однако ставки были слишком высоки. Бёртон наглядно ему это показал.

Дверь открылась на стук Коллина. Он вошел, обернулся, и дверь закрылась за ним. Она стояла в прихожей. Улыбаясь. В тонкой белой ночной рубашке, чересчур короткой и чересчур обтягивающей во всех значимых местах. Приподнявшись на цыпочках, нежно поцеловала Коллина в губы. После чего взяла за руку и повела в спальню.

Она жестом предложила ему лечь на кровать. Оставшись стоять перед ним, расстегнула застежки и сбросила полупрозрачное одеяние на пол. Затем сползли вниз трусики. Коллин начал было подниматься, но она мягко уложила его назад.

Медленно взобравшись на него, Глория провела пальцами по его волосам. Потом опустила руку к затвердевшему в эрекции члену и легонько ткнула его ногтем сквозь джинсы. Коллин едва не вскрикнул: ставшие слишком тесными джинсы причинили боль. Он опять попытался прикоснуться к ней, но она остановила его. Сняла ремень, затем расстегнула джинсы; те полетели на пол. После чего освободила плоть. Та сразу же подскочила вверх, и Глория засунула ее себе между ногами, крепко сжимая бедрами.

Опустив голову, она прижалась губами к его уху.

— Тим, ты ведь хочешь меня, правда? Ты сильно хочешь трахнуть меня, да?

Застонав, Коллин схватил ее за ягодицы, но она быстро отняла его руки.

— Да?

— Да.

— Я тоже очень хотела тебя, в ту ночь. Но затем появился он.

— Знаю. Я очень сожалею, что все так обернулось. Мы поговорили и…

— Знаю, он мне все рассказал. Что ты ничего не сказал о нас. Ты вел себя как настоящий джентльмен.

— Его это никак не касалось.

— Совершенно верно, Тим. Его это никак не касалось. А сейчас ты хочешь трахнуть меня, да?

— Господи, да, хочу, Глория! Конечно, хочу!

— Так сильно хочешь, что тебе больно…

— Больно до смерти. Боже, я умираю от боли!

— Мне так хорошо с тобой, Тим, так хорошо…

— Подожди немного, малышка, только подожди… И ты узнаешь, что такое хорошо.

— Я это знаю, Тим. Похоже, я думаю только о том, как заняться с тобой любовью. Ты ведь это понимаешь, да?

— Да. — Боль стала такой невыносимой, что у Коллина на глазах навернулись слезы.

Она слизнула соленые капельки.

— Ты точно хочешь меня? Ты в этом абсолютно уверен?

— Да!

Тим почувствовал это до того, как сознание зарегистрировало случившееся. Подобно порыву холодного воздуха.