Дочь сидела на той самой крохотной кухоньке, где еще маленькой девочкой помогала матери печь пироги и закручивать в банки помидоры и стручковую фасоль, выращенные на маленьком огороде за домом. Упав на стол, она снова и снова повторяла эти слова, содрогаясь всем телом. Эдвина попыталась говорить с дочерью на языке разума, но у нее не хватило красноречия, чтобы пробить оболочку чувства вины, окружающую стройную женщину, входившую в жизнь пухленькой малышкой с густыми черными волосами и кривыми ножками. Старуха показала Ванде письмо, однако это нисколько не помогло. Она не смогла переубедить свою дочь.

И вот теперь Ванды больше нет, и приехала полиция. И Эдвине предстояло сделать то, что она должна была сделать. В свои восемьдесят два года, воспитанная в страхе Божьем, Эдвина солжет полиции — только так она и может поступить.

— Миссис Брум, примите мои соболезнования в связи со смертью вашей дочери.

Старухе показалось, что слова Фрэнка прозвучали искренне. По глубоким складкам сморщенного от старости лица скатилась одинокая слезинка.

Следователь показал Эдвине записку, оставленную Вандой, и та прочитала ее с помощью мощной лупы, лежавшей на столе под рукой. Затем подняла взгляд на застывшего в ожидании следователя.

— Не могу себе представить, о чем Ванда думала, когда это писала.

— Вам известно, что в доме Салливанов произошло ограбление? И грабитель убил Кристину Салливан?

— Я слышала по телевизору, когда это только случилось. Ужасно, просто ужасно.

— Ваша дочь ничего не рассказывала об этом?

— Конечно, рассказывала. Она была так расстроена… Они с миссис Салливан были в хороших отношениях, в очень хороших. Это сразило Ванду.

— Как вы думаете, почему ваша дочь свела счеты с жизнью?

— Если б я могла, я бы вам рассказала.

Это двусмысленное заявление повисло в воздухе. Наконец Фрэнк сложил записку и убрал ее.

— Ваша дочь не рассказывала о своей работе ничего такого, что могло бы пролить свет на убийство?

— Нет. Ей очень нравилась ее работа. Судя по ее словам, к ней относились хорошо. Жить в большом доме — это здорово…

— Миссис Брум, я так понимаю, какое-то время назад у Ванды были нелады с законом.

— Это было давно, господин следователь. Очень давно. И с тех пор она вела правильную жизнь. — Прищурившись и крепко сжав губы, Эдвина Брум посмотрела в глаза Сету Фрэнку.

— Не сомневаюсь в этом, — поспешно согласился тот. — В последние несколько месяцев Ванда никого не приводила домой? Быть может, кого-то, кого вы не знали?

Эдвина молча покачала головой. Это хоть было правдой.

Фрэнк долго смотрел на нее. Затянутые матовой пеленой катаракты глаза спокойно выдержали его взгляд.

— Я так понимаю, когда это произошло, вашей дочери не было в стране?

— Она отправилась вместе с Салливанами на остров. Как мне сказали, они летают туда каждый год.

— Но миссис Салливан не улетела вместе с ними.

— Наверное, не улетела, господин следователь, поскольку ее убили здесь, в то время как все остальные были там.

Фрэнк едва сдержал улыбку. Старуха далеко не так глупа, как могло показаться.

— У вас нет никаких мыслей насчет того, почему миссис Салливан не полетела вместе с остальными? Быть может, Ванда вам что-то говорила?

Покачав головой, Эдвина погладила черную с белым кошку, запрыгнувшую к ней на колени.

— Что ж, спасибо за то, что побеседовали со мной. Еще раз примите мои соболезнования по поводу вашей дочери.

— Спасибо. И мне тоже больно. Очень больно.

Старуха с трудом поднялась из кресла, чтобы проводить следователя до двери, и тут у нее из кармана вывалилось письмо. Ее измученное сердце пропустило удар, когда Фрэнк наклонился, поднял письмо и, даже не взглянув на него, протянул ей.

Эдвина Брум проследила, как он отъехал от дома, и, медленно опустившись в кресло перед камином, развернула письмо.

Оно было написано мужским почерком, который был так хорошо ей известен: «Я этого не делал. Но если я скажу тебе, кто это сделал, ты мне не поверишь».

Для Эдвины Брум это было все, что ей требовалось знать. Лютер Уитни был ее давним другом, и в тот дом он проник лишь из-за Ванды. Если полиция и схватит его, то только не с ее помощью.

И она сделает то, о чем ее попросил друг. Да поможет ей Бог, только так она и может поступить.

Сет Фрэнк и Билл Бёртон пожали друг другу руки и сели. Они находились у Фрэнка в кабинете, солнце только что взошло.

— Сет, я очень признателен, что вы встретились со мной.

— Это не совсем обычно.

— Чертовски необычно, если хотите знать мое мнение. — Бёртон усмехнулся. — Ничего не имеете против, если я закурю?

— Как насчет того, что я к вам присоединюсь?

Оба достали свои сигареты. Подавшись вперед, Бёртон протянул следователю зажженную спичку, после чего откинулся на спинку.

— Я уже давно работаю в Секретной службе, и у меня это первый подобный случай. Но я все понимаю. Старый Салливан — один из близких друзей президента. Помогал ему делать первые шаги в политике. Настоящий наставник. Они знакомы друг с другом много лет. Чисто между нами, я не думаю, что президент на самом деле ждет от нас чего-то, помимо видимости участия. Мы ни в коей мере не собираемся наступать вам на пятки.

— У вас в любом случае нет на это полномочий.

— Вот именно, Сет. Вот именно. Черт возьми, я восемь лет проработал в дорожной полиции и знаю, что такое расследование. Меньше всего вам нужно, чтобы кто-то посторонний заглядывал вам через плечо.

Беспокойство у Фрэнка в глазах потихоньку начинало гаснуть. Бывший сотрудник дорожной полиции, ставший агентом Секретной службы. Этот человек посвятил всю свою жизнь служению закону. По меркам Фрэнка, лучшего нельзя было и представить.

— Итак, что вы предлагаете?

— Я вижу свою роль как информационный канал президента. Что-то происходит — вы звоните мне, и я докладываю президенту. Затем, когда он встретится с Уолтером Салливаном, он сможет со знанием дела рассказать о ходе расследования. Поверьте мне, это не показная шумиха. Президент искренне обеспокоен этим делом. — Бёртон внутренне усмехнулся.

— И никакого вмешательства со стороны федералов… Вы не передумаете?

— Черт побери, я не из ФБР. Это не федеральное расследование. Считайте меня частным посланником важной персоны. На самом деле это не более чем профессиональная любезность.

Сет обвел взглядом свой кабинет, медленно осмысливая ситуацию. Проследив за его взглядом, Бёртон постарался как можно точнее оценить сидящего напротив человека. Он знавал многих следователей. По большей части они обладали средними способностями, что вкупе со стремительно растущей загруженностью обуславливало очень низкий процент задержаний и еще более низкий процент обвинительных приговоров. Однако Бёртон предварительно навел справки насчет Сета Фрэнка. Этот парень в прошлом работал в полиции Нью-Йорка, послужной список у него длиной в целую милю. С тех пор как он пришел в полицию округа Миддлтон, здесь не было ни одного нераскрытого убийства. Ни одного. Конечно, это сельский округ, и все же стопроцентная раскрываемость очень впечатляет. Все это вселило в Бёртона уверенность. Ибо хотя президент попросил его установить контакт с полицией лишь для того, чтобы выполнить данное Салливану слово, у Бёртона имелись свои собственные причины стремиться получить доступ к расследованию.

— Если что-то случится очень быстро, возможно, я не успею сразу же поставить вас в известность.

— Я не прошу чудес, Сет; просто немного информации, когда у вас будет такая возможность. Только и всего. — Встав, Бёртон загасил сигарету. — Договорились?

— Сделаю все, что в моих силах, Билл.

— О большем не смею просить. Итак, у вас есть какие-либо ниточки?

— Возможно. — Сет пожал плечами. — Возможно, они никуда не приведут. Сами знаете, как бывает.

— Можете мне не рассказывать. — Бёртон направился было к выходу, но остановился и обернулся. — Послушайте, в качестве компенсации: если вам в ходе расследования потребуется обойти какие-либо ограничения, получить доступ к базам данных и тому подобное, дайте мне знать, и ваша просьба получит гриф «срочно». Вот номер моего телефона.