Клер на минуту задумалась. Как психотерапевт Веба, знакомый с его прошлым, она неплохо представляла себе, куда следует направить объектив воображаемой видеокамеры. Психические проблемы Веба начались не с той роковой стычки во дворе, они уходили корнями в детство и были напрямую связаны с его взаимоотношениями с матерью и отчимом. Тем не менее она решила начать с еще более ранних событий из жизни своего пациента.
— Я хочу, чтобы вы вернулись в восьмое марта 1969 года, мистер оператор. Вы можете перенести меня туда?
Веб некоторое время молчал, потом сказал: «Да».
Она знала, что восьмое марта — день рождения Веба. Восьмого марта 1969 года ему исполнилось шесть лет. Это был последний год, когда он виделся с Харри Салливаном. Она хотела вызвать в памяти Веба приятные воспоминания, связанные с его отцом, а день рождения подходил для этого как нельзя лучше.
— Итак, мистер оператор, поведите вокруг камерой и расскажите мне, что вы видите.
— Я вижу дом и комнату. Но в комнате никого нет.
— Сконцентрируйтесь, подстройте фокус и снова поведите вокруг камерой. Неужели вы никого не видите? Как-никак, это восьмое марта 1969 года. — На мгновение у нее мелькнула мысль, что в тот день никакого праздника Вебу не устраивали, и она испугалась.
— Минуточку, — сказал Веб. — Кажется, я что-то вижу.
— Так что же вы видите?
— Мужчину… Нет, женщину. Она очень красивая. У нее на голове смешная шляпка, а в руках торт со свечками.
— Похоже, у кого-то в этом доме праздник. Но у кого — у мальчика или у девочки? Что вы на это скажете, мистер оператор?
— У мальчика. А вот стали появляться и другие люди. И все они кричат: «С днем рождения»!
— Как хорошо, Веб, что этому мальчику устроили праздник. А что вы можете сказать об имениннике? Как он выглядит?
— Он довольно высокий, и у него темные волосы. Вот он надувает щеки и задувает свечки на торте. И все начинают петь, поздравляя его с днем рождения.
— А отец этого мальчика тоже поет вместе со всеми? Вы его видите, мистер оператор?
— Да, я вижу его, вижу. — Веб покраснел и стал дышать шумно и быстро. Клер внимательно следила за его состоянием. Она не стала бы рисковать его физическим и психическим здоровьем ни при каких условиях.
— Ну и как же выглядит отец мальчика?
— Он очень большой. Больше, чем все мужчины в комнате. Настоящий великан.
— И что же происходит между мальчиком и его великаном-отцом, мистер оператор?
— Мальчик бежит ему навстречу, а отец поднимает его как пушинку и сажает себе на плечи.
— Какой, однако, сильный у него отец.
— Отец целует мальчика. Потом отец с ребенком на плечах кружится по комнате, и они вместе распевают какую-то песню.
— Прибавьте звука, мистер оператор. Вы слышите слова песни?
Веб было покачал головой, но потом кивнул в знак согласия.
— Да. Там что-то говорится о блестящих глазах.
Клер порылась в памяти, и тут ее осенило: она вспомнила, что Харри Салливан был ирландцем.
— Он поет песню «Ирландские глаза». Там есть такая строчка: «Ирландские глаза смеются» — верно?
— Похоже на то, — сказал Веб. — Но нет, он сочинил к этой песне свои собственные слова. Получилось смешно, и все в комнате смеются. А теперь он передает мальчику какую-то вещь.
— Это подарок? Подарок по случаю дня рождения?
Лицо Веба исказилось, и он всем телом подался вперед. Клер забеспокоилась и пересела поближе к Вебу.
— Расслабьтесь, мистер оператор. Это просто картина из жизни, которую вы наблюдаете сквозь объектив своей камеры. Повторяю, это просто репортаж из жизни семьи. Что вы видите сейчас?
— Я вижу нескольких мужчин, которые вошли в комнату.
— Что это за люди? Как они выглядят?
— На них одежда коричневого цвета, а на головах — ковбойские шляпы. У них есть оружие.
Сердце у Клер замерло. Следует ли ей продолжать этот рискованный репортаж из прошлого — или, быть может, она должна на этом остановиться? Еще раз пристально посмотрев на Веба, она заметила, что он стал успокаиваться.
— Что сейчас делают эти люди, мистер оператор? Чего они хотят?
— Они уводят отца семейства. Он кричит на них, они на него… Потом эти ковбои надевают ему на руки какие-то блестящие штуковины. Мать хватает мальчика, прижимает к себе и тоже начинает кричать.
Веб прикрыл рукой глаза и с такой силой стал раскачиваться в кресле вперед-назад, что едва его не опрокинул.
— Теперь кричат все, кто находится в комнате. И мальчик кричит: «Папочка! Папочка!» — Тут Веб сам сорвался на крик.
Вот черт, подумала Клер. Как это он сказал: «Ему надевают на руки какие-то блестящие штуковины»? Господи, помилуй! Да это же полицейские, которые пришли арестовывать Харри Салливана во время праздника, который он устроил по случаю дня рождения своего сына!
Посмотрев на Веба, Клер заговорила воркующим, успокаивающим голосом:
— Расслабьтесь, мистер оператор. Сейчас мы с вами переместимся в другое место. Отведите камеру от этой картины, а я пока подумаю, куда мы с вами отправимся. Ну вот, теперь в объективе камеры затемнение, и вы снова можете вернуться к приятной релаксации. Все ушли, никто больше не кричит и не ругается. Все исчезло. Вокруг вас бархатная, расслабляющая темнота.
Веб медленно положил руки на подлокотники, опустил затылок на подголовник и принял расслабленную позу.
Клер тоже требовалось передохнуть, и она откинулась на подушки оттоманки. Во время сеансов гипноза она навидалась всякого и узнала множество поразительных вещей из жизни своих пациентов, но привыкнуть к тому, что происходит во время сеансов, так и не смогла. Всякий раз все было по-другому, никогда не повторяясь и требуя от нее огромной эмоциональной отдачи. Кроме того, ее беспокоило состояние Веба, и она, поглядывая на него, раздумывала, следует ли ей двигаться вперед или лучше оставить все как есть и больше его гипнозу не подвергать.
Наконец она приняла решение.
— Сейчас, мистер оператор, — сказала она, — мы двинемся дальше. — Она заглянула в бумаги из дела Веба, которые перед началом сеанса спрятала под диванную подушку. Когда она, беседуя с Вебом, заглядывала в его дело, он всегда приходил в раздражение, и она это учла. Если разобраться, в этом не было ничего необычного. Кому понравится, если кто-то роется в твоем жизнеописании, не предназначенном для чужих глаз? Она сама пережила несколько неприятных минут, когда Бак Уинтерс в разговоре с ней прибег к такой же тактике — сообщил ей кое-какие сведения из ее собственного дела.
— Итак, мы перемещаемся в… — Тут она подумала, сможет ли в дальнейшем контролировать ситуацию, справится ли. Через минуту, однако, она взяла себя в руки и назвала Вебу новую дату — день и год, когда погиб его отчим.
— Что вы видите, мистер оператор?
— Ничего.
— Ничего? — удивилась Клер. — В таком случае поверните камеру. Теперь что-нибудь видите?
— Я по-прежнему ничего не вижу. Кругом сплошная темень.
Странно, подумала Клер.
— Может быть, там у вас ночь? Включите освещение, мистер оператор.
— На видеокамере нет осветительного устройства. К тому же я не хочу ничего освещать.
Клер наклонилась к Вебу: ее поразило, что на этот раз Веб обращался к самому себе. У нее было такое ощущение, что так называемый оператор направил свою воображаемую камеру в собственное подсознание. Тем не менее Клер решила продолжать сеанс.
— Объясните, почему вы не хотите осветить это место?
— Потому что я боюсь.
— Чем же напуган маленький мальчик? — Она должна была придерживаться объективных фактов, хотя Веб продолжал восхождение к вершинам субъективного. А падение, она знала, могло оказаться долгим и очень болезненным.
— Потому что там — он.
— Кто — Реймонд Стоктон?
— Реймонд Стоктон, — повторил Веб.
— А где же мама этого мальчика?
Грудь Веба высоко вздымалась, а руки с такой силой вцепились в подлокотники кресла, что побелели костяшки пальцев.