— Вы спрашивали, осталась ли у него семья и не был ли он уже смертельно болен. Так вот, в обоих случаях вы правы. Он оставил после себя жену с двумя малыми детьми, а у него самого был рак поджелудочной железы. В поздней стадии. Ему оставалось жить от силы два месяца.

— А что жена с детьми? Как у них дела?

— Похоже, что им неожиданно привалила нехилая сумма. Живут в Калифорнии, в Бель-Эйр[491], в доме за три миллиона.

— И как они это объясняют?

— Страховка. Полис на десять миллионов долларов.

— Ничего себе!

— Это уж точно. Тем не менее возмещение полностью выплачено.

— Хорошо, но я сильно сомневаюсь, что при оформлении страховки в графе «род занятий» Хаас написал «наркодилер». И никогда не поверю, что нормальная страховая компания выписала бы ему полис на такую огромную сумму. Он же был практически при смерти!

— Полис оформлен не американской компанией. Это какая-то заморская фирма, которую мы попытались «пробить», но сразу же уперлись в каменную стену. Это мог быть просто способ расплатиться с его семьей за то, что он подставил моих агентов.

— И тут страхование жизни, — задумчиво проговорил Декер.

— Вот именно. Но почему вы сразу решили, что Хаас мог быть смертельно болен?

— Потому что я был уверен, что про ваших ребят он соврал. Нисколько они не скурвились. По-моему, просто набрели тут, в Бэронвилле, на что-то такое, из-за чего их понадобилось срочно вывести из игры. А Хаас, который и так уже был практически мертвец, да еще с семьей, о которой надо заботиться, оказался в этом деле очень кстати. Он заставил вас думать, что они преступники, в то время как настоящие преступники — это те, кто их убил. И те, кто заплатил его семье за его заведомо ложное заявление. Скорее всего смертельную дозу морфина он ввел себе сам.

— Ладно, выходит, в Бэронвилле действует группировка, которая занимается распространением фентанила в особо крупных масштабах. И использует в качестве перевалочной базы местный фулфилмент-центр. Какова, по-вашему, здесь роль Росса?

— Должно быть, он забирает фентанил из центра и распространяет по конкретным адресам. В кабинете у него лежит спортивная сумка. Я уже выяснил, что после работы он каждый раз отправляется на тренировку. Но зачем таскать с собой тренировочные шмотки, когда в спортзале есть раздевалка с запирающимися шкафчиками? В конце концов, почему нельзя просто держать эту сумку в машине?

— Ну ведь у них тут вроде досмотр на выходе, где проверяют сумки и прочие вещи?

— У них здесь только металлоискатели, порошок в пластиковых бутылках на них не звенит. Да, сумки досматривают, но готов поспорить, что у его сумки — двойное дно. Я открывал ее, когда пролез к нему в кабинет, и она показалась мне больно уж мелковатой для таких наружных размеров. А чтобы спрятать такие флакончики, много места не надо.

— Да, пожалуй…

Декер ткнул пальцем в пластиковый флакон.

— Так что лучше просветите меня, что тут за экономика.

— Цена производства килограмма героина и килограмма фентанила примерно одинакова — где-то от трех до четырех тысяч. А на улице за кило героина можно получить уже шестьдесят тысяч. Но фентанил отличается гораздо более сильным действием — из одного килограмма его можно получить двадцать четыре кило конечного продукта, что делает это вещество куда более прибыльным. Из килограмма фентанила можно сделать около семисот тысяч таблеток, которые продаются примерно по двадцать пять «баков» за штуку. — Она повнимательнее пригляделась к флакончику. — Здесь примерно пять тысяч миллиграммов порошка.

— У него в кабинете двадцать коробок. В той, которую я открыл, флаконов было пять. Если в других по столько же, то сколько все это может стоить по уличным меркам?

Кемпер быстро подсчитала в уме.

— Если это фентанил, то у мужика в кабинете товару примерно на девять миллионов «баков».

— Интересно, сколько таких партий проходит через центр в месяц?

— Вот и мне интересно, — обеспокоенно отозвалась Кемпер.

— Мне только что пришло в голову, что все эти сумасшедшие суммы в долларовом выражении больше наводят на мысли о преступной группировке международного масштаба, нежели о какой-то мелкой шайке из захудалого городка.

Она кивнула:

— Вы просто читаете мои мысли, Декер. Могу сообщить вам, что мексиканские картели практически полностью переключились на фентанил. Либо импортируют его напрямую из Китая, либо производят на месте — как при помощи совершенно законных фармакологических корпораций, так и подпольно, из закупленного у тех же китайцев сырья. Продают и в виде порошка, как в этой бутылочке, — в чистом виде или разбавляют героином, но чаще всего штампуют из него таблетки, причем миллионами. А с фентанилом вот какая штука: если он добавлен в таблетки, дилеры обычно и не имеют понятия, что он там есть. Покупатели тем более. Курить или нюхать многие опасаются — хотя бы из-за того, что не хотят выглядеть наркоманами даже в собственных глазах. А вот закинуться таблеткой — другое дело. Это им представляется более законным и безопасным — ну как же, ведь почти такие же и доктора выписывают! Они выглядят в точности как любые оксикодоновые таблетки, и их частенько принимают одновременно с ксанаксом и прочими такими транквилизаторами. На них иногда даже штампуют цифру «80», потому что это стандартная доза «окси». «Мутная восьмидесятка» — так их называют на улице. Как я уже говорила, стоят они в среднем по двадцать пять «баков» за штуку, а средний наркоман принимает до двадцати таблеток ежедневно.

— Пятихатка в день… Недешевое удовольствие.

— Мне приходилось арестовывать торговцев, которые продавали как минимум по тысяче таблеток в сутки. На улице такое количество называется «лодочка». А есть дилеры, которые сбывают гораздо больше.

Декер посмотрел на порошок:

— Думаете, это сырье для изготовления таблеток?

— Не исключено. А это означает, что штампуют их тоже где-то неподалеку. Иначе какой смысл поставлять эту дрянь в подобный городишко?

— А сколько места для этого требуется?

— Вы можете заниматься этим хоть в собственной спальне — ну или в каком-нибудь закутке легального предприятия. Но туда нужно установить соответствующее оборудование, в первую очередь таблеточный пресс — четвертьтонный, полутонный или мощнее, в зависимости от намеченной производительности[492]. Четвертьтонный пресс штампует от трех до четырех тысяч таблеток в час. А еще потребуются люди, чтобы работать на нем и паковать готовую продукцию. Кроме того, нужно всерьез соблюдать технику безопасности. Мы несколько раз привлекали к налетам на подобные подпольные производства обычных копов, и те трогали фентанил без перчаток. Схватится такой «боец» за вещество голыми руками — и, глядишь, уже лежит на полу весь синий. Это очень опасно.

— Ну чего-чего, а пустых помещений тут хватает. Вообще-то первым делом мне в голову приходит тот заброшенный дом, в котором нашли ваших парней. Когда у тебя целый дом в распоряжении, таких прессов туда целую кучу напихать можно. Кстати, вот вам и объяснение, почему там было электричество, хотя там давно никто не живет.

Кемпер округлила глаза:

— Думаете?

— Как я уже говорил, в тот вечер кто-то наверняка запускал над этой улицей квадрокоптер.

— Ну да, только вы так и не объяснили зачем.

— Думаю, что они вывозили оборудование и одновременно завозили тела. И хотели убедиться, что никто за ними не наблюдает или просто случайно там не появится. А наблюдение с воздуха — идеальный в таком случае способ. Это как раз то, что дроны умеют делать лучше всего.

— Тогда нам нужно как можно скорее опять осмотреть этот участок — не осталось ли каких-то следов того, что там штамповали таблетки.

— Я заодно и соседний дом проверил бы — тот, в котором я застрелил Брайана Коллинза. Он тоже пустует и от электросети тоже не отключен.