— Они уже на пенсии. Но адвокатура штата в курсе и учитывает все обстоятельства. Если она склонится к тому, что надо поверить Монтгомери, и окажет поддержку тебе, тогда суду не останется ничего другого, как дать тебе свободу. Практически сразу же.

Играя мышцами под облегающей футболкой, Марс накинул полотенце на шею и уселся напротив Декера.

— Как, по-твоему, надолго это затянется?

— Не думаю, что надолго.

— Какой он был? — тихонько спросил Марс.

— Кто, Монтгомери?

Марс кивнул, потупив глаза в пол.

— Наверное, похож на многих из парней, с которыми ты познакомился в тюрьме.

— То есть просто шизанутый говнюк, любящий причинять людям боль?

— Он был вьетнамским ветераном. Сказал, привез оттуда головные боли. Боль была нестерпимая. Встал на путь преступления, чтобы платить за наркотики, потому что ветеранское ведомство помогать ему не хотело.

— Но почему он убил моих родителей?

— Ты действительно хочешь услышать это? Это ровным счетом ничего не изменит.

— Расскажи, — взглянул на него Марс.

— Не в том месте и не в то время. Монтгомери пытался заложить вещи в магазине твоего отца. Сказал, что тот не стал их брать, возможно выдав что-то уничижительное. Монтгомери взбесился, проследил за ним до дома; он хотел денег, но твой отец сказал, что он простой служащий, что владелец каждый вечер кладет деньги в банк. Так что… он сделал то, что сделал, воспользовавшись для этого твоим дробовиком, найденным у тебя в комнате. И бензином из гаража.

— И ты ему веришь? — Марс пристально разглядывал пол.

— Он выложил подробности, известные только тому, кто там был.

— Но ты веришь, что это сделал он? — снова поднял глаза Марс.

Декер промолчал.

— Значит, ты ему не веришь, так?

— Невелика важность, во что я верю. Важна лишь истина.

— Это даже близко не подошло к ответу на мой вопрос, — раздраженно бросил Марс. — Почему ты все так чертовски осложняешь, Декер?

— Моя работа — поиск истины, Мелвин. Я сказал это тебе при первой же встрече. В данный момент я не верю никому.

— И мне в том числе?

— С тобой я уже близок к этому. Быстрее, чем обычно. — Помолчав, он добавил: — Наверное, потому, что ты такой симпатяга.

— Вот не думал, что у тебя есть чувство юмора, — рассмеялся Марс.

— Нет ни малейшего. Наверное, это ты на меня влияешь.

— И куда же я отправлюсь, пока все это будет решаться?

— На конспиративную квартиру ФБР. Это в Остине.

— Не бывал в Остине с тех пор, как играл за Техасский.

— Так я и думал… — Декер помедлил. — Есть к тебе вопросик.

— Лады, валяй.

— Я прочел полный протокол вскрытия твоей матери.

Оцепенев, Марс бросил на Декера настороженный взгляд:

— И что? Там что-то не так?

— Я увидел заключение коронера, что у твоей матери была последняя стадия рака мозга.

Марс едва не свалился со скамьи, но сумел удержать равновесие, шлепнув ладонью об пол, чтобы выпрямиться.

— По твоей реакции могу заключить, что ты не знал.

— Чушь собачья! — воскликнул Марс.

— Согласно протоколу — нет. Там есть снимки опухоли. Тебе я их не покажу, потому что выстрел картечью причинил немалый ущерб. Четвертая стадия, практически всегда летальная. Тед Кеннеди[403] умер как раз от этого.

Мелвин уперся в пол неверящим взглядом широко распахнутых глаз.

— Она никогда мне не говорила. Ничегошеньки.

— Она не выказывала никаких признаков заболевания?

Прижав полотенце к лицу, Марс тихонько зарыдал в него. Декер, совершенно неготовый к этому, откинулся на спинку кресла и просто ждал.

Когда рыдания наконец утихли, Мелвин вытер лицо насухо и медленно выпрямился. Грудь его еще порывисто вздымалась.

— Потеряла вес. Аппетита у нее почти не было. И головные боли. Говорила, мигрени.

— Больницу она посещала? Проходила какое-нибудь лечение?

— Просто не верится! У нее был рак мозга, и мне ничего не сказали? Она умирала, и им даже в голову не пришло ни словцом упомянуть об этом единственному ребенку?!

— Я понимаю, что это потрясло тебя, Мелвин. Но если б она начала лечиться, ты бы знал об этом, верно?

— Не знаю. Я частенько отлучался из дому. Но она не теряла волос и ничего такого. Я бы заметил.

— А в конце она еще работала?

Марс поднял глаза.

— Нет. Батя сказал, что хочет дать ей передышку. Я-то просто подумал, потому что я скоро получу деньги. Я никогда… — Его голос пресекся.

— Они посещали врача в городе?

— Надо думать. У них был свой дантист. И иногда мама посещала хиропрактика. Она столько трудилась, что у нее руки-ноги не гнулись.

— Имя врача тебе известно?

— Нет. — Марс помолчал. — Наверное, тогда все дело было во мне, Декер. На самом деле я не так уж и беспокоился о родителях. Чересчур был поглощен футболом. Но… но я все равно любил их. Собирался заботиться о них. Но… блин!

Он снова уставился в пол с лицом, искаженным муками раскаяния.

— Тебе пришлось многовато вынести для такого юного парня, Мелвин. Я бы не корил себя так уж сильно.

— Этот рак мозга. По-твоему, он имеет какое-то отношение к их гибели?

— Не понимаю какое. Но того, что я сейчас не понимаю, хватило бы на целую библиотеку.

Выпрямившись на скамье, Марс снова утер лицо.

— Что мне делать, если меня освободят, Декер? — глухо спросил он, поглядев на Амоса, как ребенок, потерявшийся в мире, о существовании которого даже не подозревал.

Декер, почувствовавший себя от этого вопроса как-то неуютно, отделался молчанием.

— Мне было почти двадцать два, когда я покинул мир, — понурив голову, продолжал Марс. — Сейчас мне почти сорок два. Тогда я был мальчишкой, теперь я мужчина. Но тогда у меня были планы. Масса планов. А теперь у меня… ни малейшего понятия, какого черта мне делать.

Подняв глаза, он увидел абсолютно непроницаемое выражение лица Декера и отвел взгляд.

— Забей. Соображу как-нибудь. Как всегда.

— Давай делать по шагу за раз, Мелвин.

— Ага, верно, — рассеянно проронил Марс.

Декер подался вперед. Настало время поговорить о том, ради чего он сюда явился.

— А что, если ты не делал этого, но и Чарльз Монтгомери тоже не делал этого?

— Что?! — ошеломленно подскочил Марс.

— Какой есть третий вариант, Мелвин? Вот что я хочу знать.

— Третий вариант?

— Прошлое твоих родителей чересчур туманно. Тогда никто на это не смотрел, потому что имелись неопровержимые доказательства твоей вины. Но здесь слишком много дыр. В одной из этих дыр может таиться объяснение причины их убийства.

— Например?

— Не знаю.

— Но ты не веришь Монтгомери? Он знал, что было у меня дома.

— Ему мог рассказать все это тот, кто действительно совершил это.

— Но зачем ему это? Сознаваться в преступлении, которое он не совершал?

— Потому что он и так уже покойник. Что ему еще пара убийств? Второй-то раз его не казнят. И что, если кто-то попросил его сделать это, пообещав в обмен обеспечить его жену и ребенка на всю жизнь?

Марс тяжело осел на скамье.

— Обеспечить их на всю жизнь? Это большие деньжищи. Мои родители… Какое до них дело тому, у кого есть большие деньжищи? Или до моего освобождения из тюрьмы столько времени спустя?

— На это у меня ответов нет. Только вопросы.

Марс потер лицо потной ладонью.

— Ты меня просто огорошил всем этим дерьмом, чел. Сперва говоришь, что у мамы был рак, а теперь еще это, — в сердцах буркнул он.

— Я полагал, ты можешь пожелать узнать правду. Настоящую правду. Если б я провел в тюрьме двадцать лет за то, чего не совершал, я бы хотел знать, кто именно меня туда запроторил. И почему.

Марс молча таращился на него пару секунд, прежде чем кивнуть:

— Ага, я тоже. Так как я могу помочь?

— Вспомнив о родителях все, что можешь. Что-то сказанное ими, показавшееся странным. Письма, телефонные звонки, выбивающиеся из ряда. Посетители. Что-нибудь такое, что может подсказать нам, откуда они прибыли.