Белый фургон стоял на первом парковочном месте. Когда Декер приблизился, фары дважды мигнули. Водительское стекло опустилось. За рулем сидела другая женщина, с резко очерченными скулами. Она напоминала наркомана, скользящего к ломке и обратно.

— Может, мне сесть за руль? — спросил Декер, разглядывая ее тощую фигуру. — Я хочу добраться до места целым.

Она мотнула головой и ткнула большим пальцем в сторону задней части фургона.

— Вы уверены, что справитесь?

Вместо ответа она выровняла колеса фургона и уставилась в лобовое стекло.

Декер влез в фургон и задвинул боковую дверь.

Женщина тронулась, едва Амос устроился на сиденье.

Пистолет, ткнувшийся Декеру в правый висок, не сильно удивил его. В конце концов, сколько людей они могли привлечь к этой операции? По его расчетам выходило максимум двое, и он оказался прав.

У него забрали сумку и вышвырнули в заднюю дверь. Потом его обыскали, и человек явно удивился, что Декер безоружен. Телефон отправился следом за сумкой.

Человек дернул его за рукав и бросил ему на колени оранжевую рубаху. Декер взял ее.

— Похоже, она маловата.

Никто не ответил.

— Ты сейчас Билли, Белинда? — спросил Декер у водителя. — Или это была шуточка для «Севен-илевен»?

Он видел, как парик слез. Из зеркала заднего вида на него глянули те же глаза, которые он видел в магазине. Но они сильно отличались от глаз, которые он помнил по институту, глаз подавленной девочки-подростка по имени Белинда Уайетт. Видно, та девочка ушла навсегда.

— Отличная маскировка, — сказал Амос, — но я запомнил руки. Их трудно изменить, если не надевать перчатки.

Она продолжала смотреть на него, и в этом взгляде Декер видел накопленную за двадцать лет ненависть, которая готова сорваться с привязи.

«И броситься на меня».

Декер поднял рубаху.

— Немного приватности, пожалуйста.

Взгляд ушел из зеркала.

Он начал переодеваться — непростая задача для такого крупного человека в ограниченном пространстве. Человек с пистолетом забрал его одежду и обувь и бросил их назад. Декер боролся с рубахой, но все равно не смог застегнуть ее на животе. Он откинулся на спинку сиденья и обернулся к человеку с пистолетом, сидящему в глубине фургона:

— Привет, Себастьян.

Декер увидел пистолет. «Смит и Вессон», 45-й калибр. Тот самый .45. Оружие, из которого застрелили его жену и половину жертв в Мэнсфилде. Этот пистолет был последним, что увидела его жена перед смертью. Возможно, им воспользовались и для убийства Джайлса Эверса. А может, копу, который обернулся насильником, не досталось легкой смерти. Но, опять же, Декеру было плевать на Джайлса Эверса.

Леопольд вдавил ствол в скулу Декера.

— Белинда, я не знал о твоем прошлом, — сказал Амос. — Когда я встал на групповой сессии и сказал, что хочу пойти работать в полицию, что хочу стать копом. Я не знал, что плохой коп заманил тебя в групповое изнасилование и едва не убил.

Взгляд вновь метнулся к нему, но водитель молчал.

Разум Декера отмотал воспоминания на тот день в институте. Он, двадцатилетний, встал посредине группы и объявил, что теперь его цель — пойти работать в полицию, стать хорошим копом. Что он хочет защищать людей, оберегать их от зла. Амос посмотрел на остальных, людей вроде него, с новыми, а иногда пугающими разумами и личностями. Кто-то встретил его слова восхищенной улыбкой, кто-то остался равнодушен. И только одна пара глаз выражала нечто большее, нежели все остальные, вместе взятые. Сейчас он ясно это видел. Видимо, у его безупречного ума были изъяны, поскольку это воспоминание, всегда хранившееся в голове, не производило на него впечатления. Декер всякий раз проходил мимо него, пока не застрял. Пока оно не ударило в него, когда он потирал сквозь пластик свой старый значок в полицейском управлении Берлингтона.

«Мой джинн. Мое желание сбывается. Смерть».

«Пластиковый значок, — думал он прямо перед тем, как его осенило. — Пластиковый коп. Не настоящий. Коп, который причинил тебе боль. Джайлс Эверс.

И, услышав мои слова, ты приравняла меня к нему. И я, наверное, могу это понять, поскольку в тот момент ты была самым ранимым, самым уязвимым человеком».

Он вспомнил тот взгляд как самый потрясенный, который когда-либо видел. Но тогда Амос его не заметил — ведь он страшно нервничал, стоя перед чужими людьми и рассказывая о своем будущем.

Его разум перестал жужжать, и Декер вернулся к настоящему.

— Вот почему ты меня выделила, верно? — сказал он Уайетт. — «Братан»? Братство копов. Братство футболистов, ведь я был одним из них. В институте все об этом знали. Но не твой братан, их братан. Джайлса Эверса и его шайки. Однако я пришел сюда сказать, что я ничего не знал о твоем прошлом. Если б я знал, то не сказал бы тех слов. Прости. Я хотел быть копом, потому что хотел помогать людям. Не вредить им, как Эверс.

Они ехали дальше. Белинда и Леопольд не разговаривали, и Декер начал задумываться почему. Он рассчитывал, что будет говорить, пока какие-то его слова не найдут отклика. Возможно, они собираются с духом, готовятся к тому, что хотят с ним сделать. Но эта пара уже убила стольких людей, что вряд ли им понадобится серьезная подготовка перед тем, как пустить в него пулю.

— Я встречался с Клайдом Эверсом. Он рассказал мне все, что случилось в средней школе в Юте. Теперь я знаю, зачем ты сделала это в Мэнсфилде. Но может, ты хочешь что-то добавить?

Он выжидающе смотрел на нее.

Глаза вновь блеснули. Но сейчас они смотрели не на него. На Леопольда.

Периферийным зрением Декер увидел, как ствол чуть качнулся вверх и вниз. Когда ты киваешь, твоя рука иногда двигается в том же направлении. Значит, командовал здесь Леопольд. Это информация. И, возможно, полезная для того, что нужно сделать Декеру.

Потому что задача есть не только у этих двоих. У Амоса Декера тоже есть задача. Он пришел сюда не за тем, чтобы умереть, хотя и такой исход вполне возможен.

— Думаю, оно говорит само за себя, а? — сказала Уайетт.

Ее голос был глубже, чем когда она была женщиной, и глубже, чем когда она разговаривала с Декером в роли Билли-уборщика. Удивительно, насколько Белинда была способна его модулировать. Но слова были намного важнее голоса. Ей было все равно. Никаких сожалений. В этом взгляде была пустота. Сейчас ей тридцать шесть. И Декер сильно сомневался, что в последние тридцать из них у нее был хоть один простой, нормальный день. Это не может не изменить тебя. Как ты можешь уважать, ценить и заботиться о мире и людях, если они ненавидят сам факт, что ты делишь с ними одну планету?

— Ты убила людей, которые тебя изнасиловали? Я имею в виду остальных, помимо Джайлса Эверса?

— Ну, это было бы слегка банально, — сказала Уайетт. — Я предпочла буквализму символизм.

Декер почувствовал, как багровеет от этих жестоких слов. Этот искореженный разум, ищущий мести, свел его жену и дочь к символам?

Декер чувствовал на своей щеке дыхание Леопольда. В нем был запах чеснока, желчи, но не алкоголя. Это хорошо. Он не хотел, чтобы пьяный держал у его головы пистолет. Однако этот парень еще и кололся. А наркотики в дыхании не учуешь.

Амос не видел татуировку с двумя дельфинами, сейчас ее прикрывал рукав. Но татуировка была, он это знал. Все это было в досье Леопольда. Все. Декер запомнил каждое слово из его досье. Преступление против его семьи. Каждую подробность. Досье на Эверса, на мистера и миссис Уайетт. Плата Эверса. Деньги на счетах. Сайт «В правосудии отказано». Это был интересный материал. Очень интересный.

— Думаю, я в состоянии понять твое отношение. Я хочу сказать, жертвы в Мэнсфилде были невиновны, но разве для тебя есть невиновные, верно? Нет.

— Я знаю, что ты больше не чувствуешь жалости, сочувствия или симпатии, — сказала Уайетт. — Потому что и я их не чувствую. Так что не трудись. Я не глупа. Я такая же, как ты.

«Черта с два», — подумал Декер.

— Знаешь, мы нашли твоих маму и папу, — сказал он. — Их похоронят должным образом. Не знаю, как ты к этому относишься. Но ты убедительно донесла свою мысль. Медэксперт сказал, они долго там пробыли. Так что их похоронят.