— Да, отсюда открывается впечатляющий вид, Джек. Вы выбрали превосходное место. — Пайн подняла бокал. — За действительно богатых и успешных, а также за симпатичного мужчину. — Она улыбнулась. — Но вы же знаете, что деньги далеко не всегда делают человека счастливым.

— Да, конечно. Все, о чем вы говорите, не имеет никакого смысла, если вам не с кем это разделить.

— Значит, вы так и не нашли своего человека?

Лайнберри снова наполнил бокалы.

— Нашел.

Пайн медленно опустила свой бокал.

— О ком вы говорите?

— Я думаю, вы знаете, Ли.

Она откинулась на спинку кресла.

— Как долго вы влюблены в мою мать?

— Просто возьмите сегодняшнюю дату и отнимите время, которое прошло с того момента, как я с ней познакомился.

— Но она была замужем, с двумя детьми.

— Вы думаете, что я впервые увидел ее в Андерсонвилле?

— Вы сами мне так сказали.

— Нет, — качая головой, возразил Лайнберри, — я никогда вам этого не говорил.

— Ну и когда вы познакомились с моими родителями?

— Сначала я встретил вашу мать. А с Тимом мы познакомились позже, когда он появился у нее.

— Погодите минутку. Вы хотите сказать, что узнали мою мать раньше, чем познакомились с отцом?

— Да.

— Где? Как?

— Я не могу вам рассказать.

— Чепуха. Вы не можете начать движение по дороге, а потом вдруг остановиться на середине.

— Будь моя воля, я бы продолжал идти по дороге, но я не могу.

— И чья это воля?

— Я не могу ответить на ваш вопрос.

— Проклятье, тогда зачем вообще вы начали этот разговор?

— Потому что вы спросили, как долго я влюблен в вашу мать. И я решил, что сейчас самый подходящий момент для ответа на ваш вопрос. На самом деле именно по этой причине я предложил вам зайти сюда после ужина.

— По какой?

— Мне может не представиться другого шанса.

— Я ничего не понимаю. Подождите… если вы знали мою мать до того, как она перебралась в Андерсонвилль, значит, вы последовали сюда за ней.

— Верно.

— Но почему?

— Из-за обязательств.

— Но как такое может быть? Какие у вас могли быть обязательства?

— Что ваша мать рассказывала вам о своем прошлом?

— Это не имеет значения, ведь все ее слова оказались ложью.

— Как вы узнали?

— Я следователь. Я все узнаю.

Пайн открыла сумочку, достала одну из круглых подставок из бара, которую подарил ей отец, и положила на стол так, чтобы Лайнберри смог ее разглядеть.

Он никак на нее не отреагировал, лишь пил вино и смотрел на город.

— А теперь вы решили замолчать? Вы сказали, что привели меня сюда, чтобы объяснить некоторые вещи.

— Нет, я не собираюсь молчать, я думаю, как лучше сформулировать объяснения. Я часто так поступаю. Это позволяет не выставлять себя глупцом.

Выражение лица и голос Пайн смягчились.

— Но чем вы сейчас рискуете?

— Каждый человек рискует, если намерен поступить именно так в какой-то момент своей жизни. И я не исключение.

Пайн поставила бокал на стол.

— И ради этого вы разводите таинственность?

— Ваша мать могла сама вам все рассказать, — неожиданно заявил он, и в его голосе появилось напряжение и одновременно жесткость. — И тот факт, что она решила сохранить тайну, не позволяет мне предать оказанное мне доверие. Я надеюсь, вы меня поймете, Ли. А если не сможете… что ж, тогда вы совсем не такой человек, как я думал.

Несколько мгновений Пайн выглядела удивленной. Потом снова взяла свой бокал с вином.

— Ладно, наверное, я способна такое понять. — Она посмотрела на подставку из бара. — Я попросила своего приятеля навести справки о «Плаще и кинжале».

— В самом деле? И что он узнал?

— Оказалось, что это вовсе не бар, а операция контрразведки.

— Нет, не совсем так.

Пайн откинулась на спинку стула и с изумлением на него посмотрела.

— Значит, вы участвовали?.. И что же тогда это было?

— Ли…

— Пожалуйста, Джек, я обязательно должна разобраться. С тех пор прошло тридцать лет. Вам не кажется, что мне пора узнать правду?

Он немного подумал, потом кивнул.

— Вы сами сказали, что вы опытный следователь, — заговорил Лайнберри. — Что же, давайте вернемся в Нью-Йорк, в середину восьмидесятых годов прошлого века. Что вам приходит в голову, когда речь идет об операции под прикрытием?

Пайн задумалась.

— К этому времени холодная война начала затихать, — сказала она. — И контрразведывательная работа скорее должна была проводиться за океаном или в округе Колумбия. — Она пристально посмотрела на Лайнберри. — Тут может быть только один ответ. Восьмидесятые? Большое Яблоко[349]? Организованная преступность.

— В восемьдесят пятом лидеры всех пяти мафиозных семей, действовавших в Нью-Йорке, были приговорены по закону о деятельности коррумпированных организаций, занимающихся рэкетом, и отбывали в тюрьме наказание длительностью в столетие каждый. И это почти полностью их подорвало. Позднее, в девяносто втором, обвинения и показания Сальваторе «Быка» Гравано, ставшего первым мафиози, превратившимся в «крысу», помогли посадить Джона Готти. Но запустили процесс события восемьдесят пятого года и то, что произошло немного раньше.

— Откуда вы это знаете?

— Я читал. Я изучаю историю.

Пайн с сомнением на него посмотрела.

— Ладно. И мой отец каким-то образом этому помогал? Мне говорили, что он хотел стать актером. Как он оказался в «Плаще и кинжале»?

— А кто говорит, что это имело какое-то отношение к Тиму?

Пайн выглядела ошеломленной.

— Что вы пытаетесь мне сказать?

Лайнберри встал и с бокалом вина подошел к стеклянной стене террасы.

Пайн последовала за ним.

— Джек? — нетерпеливо спросила она.

Лайнберри не повернул головы в ее сторону, поставил бокал на верхнюю часть стены террасы и оперся на нее локтями.

Она схватила его за руку и повернула к себе.

— Что вы хотите мне сказать?

Он так долго на нее смотрел, что ей стало не по себе. В его глазах промелькнуло множество эмоций, но, в конце концов, осталась лишь нежность, наполненная облегчением или смирением; Пайн не могла понять, чем именно, возможно, присутствовали оба чувства.

— Ваша мать была моделью, которая в юности путешествовала по всему миру. За это время она встретила немало интересных людей, которым нравилась. Тех, кто хотел находиться рядом с ней.

— О каких людях вы говорите? — медленно спросила Пайн, хотя уже поняла, что знает ответ.

— Людей с большими деньгами и сомнительным прошлым. Со временем она поступила правильно, Ли, однако ей пришлось пойти на немалый риск.

— Вы хотите сказать, что она была подругой кого-то из мафиози?

— Она была еще слишком молодой, чтобы голосовать. Насколько хорошо вы в таком возрасте понимали, что происходило вокруг вас?

— Я понимала достаточно, чтобы не связываться с членами мафии.

— Ну вы не можете знать наверняка. То, чем они обладали, порой возбуждало и опьяняло тех, кто находился рядом. К тому же едва ли кто-то из них сам убивал. Для грязной работы существовали рядовые члены банды. Ей не довелось увидеть эту сторону. На самом деле она сначала даже не знала, что они являлись преступниками. У них ведь не было на груди таблички с надписью «мафиози».

— Так почему же она «поступила правильно», как вы только что сказали?

— Наступило время, когда ваша мать увидела их темную сторону. И она испытала отвращение.

— А кто заставил ее увидеть свет? Вы? Почему? Как? В чем состояло ваше участие? Только не нужно лгать или говорить, что вы узнали об этом из книг как «любитель истории».

— Я не всегда работал на шахте, где добывали бокситы. Или управлял деньгами других людей.

— Вы были полицейским? Или шпионом, работающим на нас?

— Я был… полезным активом. И давайте не будем углубляться в детали.

— И вы завербовали мою мать — для каких целей?