Там лежали — вместе с фотографией с Мерси — все, что осталось от ее родителей. Галстук-бабочка отца. Цепочка для ключей с логотипом компании, добывавшей бокситы. Дюжина подставок для бокалов, которые они с Мерси использовали в качестве импровизированных шашек. Лавандовая расческа матери. Кольцо и пара сережек, обычная бижутерия, но драгоценная для нее. Маленький сборник стихов. Перочинный нож отца с инициалами. Книжка комиксов с «Чудо-женщиной». Треснувшая чашка.

И еще… она достала маленькую куклу с вмятинами на лице, оставшимися после того, как она полежала в чемодане, и поправила прядь фальшивых волос, чтобы они не закрывали правый глаз. Это была ее кукла Скитер из «Маппет-шоу».

У Мерси была такая же, только ее звали Салли. Пайн хотела, чтобы Мерси назвала свою куклу Скутер, потому что Скитер была его сестрой-близнецом. Но Мерси даже слышать об этом не хотела из-за того, что Скутер был мальчиком. Пайн улыбнулась детским воспоминаниям.

Довольно давно она едва не выкинула эти вещи. Но в последний момент что-то ее остановило, хотя Пайн не понимала, что именно. Она медленно сложила все обратно в чемодан и застегнула молнию.

Она встретилась с Блюм в гостиной, и они отправились обедать в кафе «Темница», которое им порекомендовал Таннер.

Они пешком дошли от «Коттеджа» до главной улицы, привлекательной своей необычностью, но немного неухоженной. Вечер выдался приятный и прохладный, и вокруг было множество гуляющих. Пайн поняла, что многие из них туристы, потому что они постоянно брались за фотоаппараты или чаще за телефоны и фотографировали витрины магазинов, оригинальные дома, скульптуры или знаки, попадавшиеся у них на пути.

Когда Пайн и Блюм подошли к кафе «Темница», они увидели веселую вывеску с силуэтом мужчины, сидящего за решеткой, и разноцветный навес над входом. Надпись старинным шрифтом в окне сообщала:

Они вошли внутрь, молодая женщина со светлыми волосами, собранными в хвост, черной блузе, доходившей до бедер, темных джинсах и балетках проводила их к столику, и они принялись изучать меню, в котором имелся богатый выбор говядины и овощей. Пайн также заказала разливное пиво, а Блюм джин с тоником.

— Симпатичное место, — сказала Блюм, оглядывая полный зал. — Складывается впечатление, что здесь обедает чуть ли не весь Андерсонвилль.

— Я думаю, сюда редко заходят туристы, — добавила Пайн.

Они сделали заказ официантке с мрачным голосом, усталым лицом и седыми волосами.

— Ты хорошо помнишь город? — спросила Блюм, когда они принялись за выпивку.

— Не слишком, — ответила Пайн. — Этого заведения здесь не было. И мы не часто ездили в Андерсонвилль. Однако он изменился не так уж сильно, во всяком случае, насколько я помню. Не думаю, что тогда в городе процветал туристический бизнес, посвященный Гражданской войне, но, даже если что-то и было, то совсем не так активно.

— Ну, каждый город должен использовать то, что у него есть. Маленькие местечки просто стараются выжить.

— Маленькие местечки созданы для людей, пытающихся выжить.

Позднее, когда они уже почти закончили есть, появился Сай Таннер, который окинул взглядом зал. Его сопровождала пожилая женщина. Он заметил Пайн и Блюм и поспешил к их столику вместе с женщиной, медленно шедшей за ним.

Блюм ему улыбнулась.

— Привет, Сай, а где Роско?

Он улыбнулся в ответ и приподнял шляпу.

— Привет, Кэрол. Старина Роско остался снаружи, жует резиновую кость и выступает в качестве неофициального зазывалы. — Потом он повернулся к пришедшей вместе с ним женщине. — Это Агнес Ридли. — Он выжидательно посмотрел на Пайн. — Она помнит вашу семью, агент Пайн.

Пайн бросила на женщину любопытный взгляд. Ей было сильно за семьдесят, сквозь редкие седые волосы проглядывала розовая кожа. Маленькая, пухлая, с добрым лицом, одета во фланелевую рубашку, потертые джинсы и неуклюжие ортопедические туфли белого цвета. В голубых глазах за стеклами очков в роговой оправе поблескивали оттенки серого.

— Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Ридли, — предложила Пайн.

— Мне бы не хотелось вам мешать, — извиняющимся голосом ответила Ридли.

— Вы нам не помешаете. Пожалуйста, мы уже практически закончили.

Они уселись за столик, и Пайн снова внимательно посмотрела на женщину.

Ридли тоже не спускала с нее глаз, полных робкого удивления, словно она не могла поверить, что перед ней действительно Этли Пайн.

— Наверное, вы меня не помните, — наконец, заговорила Ридли. — А я видела, как вы росли. Вы и ваша сестра были высокими.

— Я пытаюсь вас вспомнить, но…

— Ну, вы не называли меня тогда миссис Ридли, — сказала пожилая женщина. — Вы говорили «мисси Агги».

В глазах Пайн появилось понимание.

— Теперь я вспоминаю, — сказала она.

— Как мило, — ответила довольная Ридли. — Мы жили в нескольких милях отсюда, но здесь, в округе Самтер. Я познакомилась с вашей матерью в церкви. У меня не было своих детей, поэтому я часто приходила посидеть с вами и вашей сестрой.

Глаза Пайн широко раскрылись.

— Со мной и Мерси?

— Да, дорогая. И я хорошо знаю имя Этли. У меня была тетя с таким именем. Мы называли вас Ли. Но я не знала ни одного человека по имени Мерси.

— Меня называли «Ли» до тех пор, пока я не отправилась в колледж.

Лицо Ридли сморщилось.

— Вы были удивительной парой, — сказала она. — Никогда не разлучались. И никто не мог отличить вас друг от друга.

Блюм посмотрела на Пайн.

— Однояйцевые близнецы, — сказала Блюм. — Я не знала. Ты никогда не говорила. — В ее голосе прозвучала легкая обида.

— Я… никогда не могла спокойно об этом говорить. — Пайн помолчала, и выражение ее лица смягчилось. — У моей сестры вот здесь была крапинка, — продолжала она, прикоснувшись к щеке рядом с носом. — А у меня нет. Мерси говорила, что Бог ее поцеловал, потому что она появилась на свет первой, и поцелуй превратился в крапинку.

— Звучит чудесно, — сказала Блюм.

Пайн повернулась к Ридли.

— Значит, вы помните моих родителей? — спросила она.

Улыбка Ридли погасла.

— Я знала и очень любила вашу маму, Ли. — Она тут же поправилась. — Я хотела сказать, Этли.

— Ли меня вполне устроит, миссис Ридли.

— Конечно, я была старше. Но мы с вашей матерью дружили. Джулии приходилось много работать, чтобы сводить концы с концами, она выполняла самые разные поручения и посещала встречи, поэтому ей требовалась приходящая няня. А вашего отца я знала не слишком хорошо. Но он, конечно, любил своих маленьких девочек.

— Но как моя мама попадала в разные места? — спросила Пайн. — Ведь, насколько я помню, у нее не было машины.

— Я позволяла ей брать мой старый пикап «Додж», — ответила Ридли. — На нем я обычно приезжала. Она не могла платить много, и я редко просила деньги. У моего мужа была хорошо оплачиваемая работа. Мы ни в чем особо не нуждались. — Она замолчала, и ее лицо сморщилось еще сильнее, как цветок, превращающийся обратно в бутон. — Моя «плата» состояла в общении с вами.

— Как жаль, что я не жила рядом, — вмешалась Блюм. — У меня шестеро детей, и все, конечно, когда-то были младше двенадцати. Большую часть времени я себя чувствовала так, будто попала под грузовой поезд.

— А вы помните, что тогда произошло? — спросила Пайн, не сводившая глаз с Ридли.

Пожилая женщина медленно кивнула головой.

— Да, помню. Это очень сильно ударило по жителям города. Никогда прежде здесь не случалось ничего подобного. И, благодарение Господу, потом тоже.

— А что вы можете рассказать о тех событиях? — спросила Пайн. — Я была очень маленькой, и в моих воспоминаниях много пробелов. К тому же взрослые не говорили со мной о похищении сестры.

— Ну, я уверена, что они очень тревожились из-за того, как случившееся на вас повлияло. Я ходила в больницу, чтобы помочь вашей матери. Она практически не отходила от вас, пока вы там находились.