— Включая тот, в котором сейчас работаете?
Сара заморгала и неожиданно отвернулась, а Фиске стало стыдно за свои слова.
— Уверен, ваш отец был отличным мировым судьей. Здравый смысл, справедливые решения… Простой человек.
Она взглянула на него, пытаясь понять, потешается ли он над ней, но увидела, что Джон произнес это совершенно искренне.
— Именно таким он и был. Как правило, отец имел дело с браконьерами и штрафами за нарушение правил дорожного движения, но никто не уходил от него с чувством, что с ними поступили несправедливо, так мне кажется.
— Вы часто с ним видитесь?
— Он умер шесть лет назад.
— Мне очень жаль. А ваша мама жива?
— Она умерла еще раньше папы. Сельская жизнь — штука непростая.
— Сестры или братья?
Сара покачала головой и, как показалось Джону, почувствовала облегчение, когда принесли их заказ.
— Я только сейчас понял, что ничего сегодня не ел, — сказал Фиске, откусив большой кусок лепешки.
— Со мной такое часто случается. Кажется, сегодня утром я съела яблоко…
— Плохо. — Он окинул ее взглядом. — Вам худеть ни к чему.
Сара тоже оценивающе посмотрела на него: несмотря на широкие плечи и круглые щеки, он выглядел почти изможденным, и воротник рубашки свободно болтался вокруг шеи, а талия была слишком узкой для человека его размеров.
— Вам тоже.
Через двадцать минут Фиске отодвинул от себя пустую тарелку и откинулся на спинку стула.
— Я знаю, вы очень заняты, поэтому не стану зря тратить ваше время. Мы с братом редко виделись, и я должен заполнить информационные пустоты, если хочу найти того, кто его убил.
— Мне показалось, что это работа детектива Чандлера.
— И моя — неофициально.
— Ваше прошлое в качестве копа? — спросила Сара, и Джон приподнял одну бровь. — Майкл мне много про вас рассказывал.
— Правда?
— Да, правда. Он очень вами гордился. От копа до адвоката. Мы с Майклом много об этом разговаривали.
— Послушайте, меня несколько беспокоит то, что человек, которого я совсем не знаю, обсуждал мою жизнь.
— Вам не о чем волноваться — мы считали, что это интересная смена профессии.
Фиске пожал плечами.
— Будучи копом, я тратил все свое время и силы, чтобы убрать преступников с улиц. Теперь зарабатываю на жизнь тем, что их защищаю. И, говоря по правде, начинаю им сочувствовать.
— Никогда не слышала такого признания от копа.
— Неужели? И скольких копов вы знаете?
— Я люблю скорость, и у меня куча штрафов за превышение. — Сара насмешливо улыбнулась. — А если серьезно, почему вы решили так кардинально сменить поле деятельности?
Джон задумчиво повертел в руках нож.
— Я арестовал одного парня с целым кирпичом кокаина. Он работал посредником у торговцев наркотиками, перевозил товар из пункта А в пункт Б. У меня имелась другая причина его остановить и обыскать его машину, и я нашел кокаин. Так вот, этот парень со словарным запасом первоклассника сказал мне, что думал, будто везет кусок сыра. — Фиске посмотрел Саре в глаза. — Вы можете такое представить? Лучше б он заявил, что не знал, как кокс к нему попал. Тогда его адвокат, по крайней мере, мог бы говорить о разумных основаниях для сомнений при предъявлении обвинения в хранении. И попытаться убедить судей, что человек, который выглядит, ведет себя и разговаривает как настоящий отброс, на самом деле думал, что несчастье и страдание их детей стоимостью в десять тысяч баксов — всего лишь кусок швейцарского сыра… — Он покачал головой. — Можно упечь десять таких уродов в тюрьму, только вот на их место будет сотня новых претендентов. Им больше некуда идти. Если б было, они не остались бы на улицах. Проблема в том, что, если не дать людям надежду, им становится все равно, что они делают с собой и другими.
Сара улыбнулась.
— Что тут смешного? — спросил он.
— Вы очень похожи на вашего брата.
Фиске замолчал и провел рукой по мокрому пятну от стакана на столе.
— Вы много времени проводили с Майком?
— Да, довольно много.
— И вне работы?
— Мы ходили в бары, ужинали вместе, просто гуляли. — Сара сделала глоток из своего стакана и улыбнулась. — Меня никогда раньше не допрашивали.
— Допросы иногда бывают очень болезненными.
— Правда?
— Да. Например, как сейчас: что-то подсказывает мне, что смерть Майка не слишком сильно вас удивила. Я прав?
Сара мгновенно стала серьезной.
— Нет, она привела меня в ужас.
— Ужас — да. А как насчет удивления?
Около их столика остановилась официантка и спросила, принести ли им десерт и кофе. Фиске попросил счет.
Они вернулись в машину и направились в сторону округа Колумбия. Начался мелкий дождь — октябрь здесь был странным и переменчивым, и жаркие дни сменялись холодными или, наоборот, приятными в любой отрезок времени. Сейчас стояла жаркая и сырая погода, и Сара включила кондиционер на полную мощность.
Фиске выжидательно посмотрел на нее, она поймала его взгляд, тяжело вздохнула и медленно заговорила:
— В последнее время Майкл действительно казался каким-то нервным и рассеянным.
— Это было необычно?
— Мы уже шесть недель занимаемся расшифровкой стенограмм. Все страшно нервничают, легко выходят из себя и раздражаются, но Майкл великолепно себя чувствовал.
— Вы думаете, это как-то связано с судом?
— У Майкла не было особой жизни за его пределами.
— Если не считать вас?
Сара наградила его пронзительным взглядом, но промолчала.
— Вам предстоит разбирать какие-нибудь серьезные и противоречивые дела? — спросил Джон.
— У нас все дела такие.
— Но он не поделился с вами никакими подробностями?
Глядя прямо перед собой, она снова промолчала.
— Все, что вы можете рассказать мне, поможет, Сара.
Она слегка сбросила скорость.
— Ваш брат был забавным человеком. Вы знали, что на рассвете он заходил в почтовую комнату для клерков, чтобы первым найти интересное дело?
— Меня это не удивляет. Он никогда ничего не делал наполовину. А как обычно обрабатываются ходатайства?
— Почтовая комната клерков — это то место, где письма с апелляциями открывают и обрабатывают. Каждое ходатайство отправляется к специальному аналитику, который определяет, соответствует ли данное прошение требованиям правил суда, и так далее. Если оно написано от руки, как бывает с большинством in forma pauperis, они проверяют, насколько оно читабельно. Затем информация попадает в базу данных под именем того, кто подал прошение, его копируют и направляют в общую комнату судей.
— Как-то раз Майкл говорил мне, что в суд поступает огромное количество заявлений. Судьи просто не в состоянии прочитать все.
— Они и не читают. Прошения делят между судьями, и клеркам поручается составить по ним меморандумы. Например, мы получаем около ста прошений в неделю. У нас девять судей; таким образом, каждому кабинету причитается примерно по двенадцать. Из двенадцати заявлений, попадающих в офис судьи Найт, я могу написать заключение по трем. Его отправляют во все остальные кабинеты. Затем помощники других судей просматривают мой отчет и составляют рекомендации судьям на предмет того, следует ли суду принять данное прошение к рассмотрению.
— Получается, что вы, клерки, наделены огромной властью.
— В некоторых областях — да, но не в том, что касается решений. Черновик решения, составленный клерком, по большей части представляет собой краткое изложение фактов дела и объединение ссылок. Судьи используют клерков для черной работы. Самое большое влияние мы имеем в том, что касается проверки ходатайств.
— Значит, судья может даже не увидеть поданное в суд прошение до того, как он решит, заслушать дело или нет? — задумчиво проговорил Джон. — Он просто читает заключение и рекомендации клерка…
— Возможно, только рекомендации клерка. Судьи проводят дискуссионные конференции примерно раз в две недели. Там обсуждаются все прошения, обработанные клерками, и проводится голосование. Если набирается по крайней мере четыре голоса — необходимый минимум, — дело отправляется на рассмотрение.