— Да, я читал. Два года назад Хармс объявил, что во время спецоперации он подвергся воздействию токсичного химического вещества под названием «Эйджент орандж», которое стало причиной того, что он совершил убийство. А знаете что? Руфус Хармс не подвергался воздействию токсичных веществ, потому что никогда не участвовал в спецоперациях. Бо€льшую часть двух лет, которые прослужил в армии, он провел на гауптвахте за неподчинение, среди прочего. И это не секрет; можете сами проверить, если будет такое желание. То есть если вы еще не проверили. — Рэйфилд посмотрел на Майкла, который опустил глаза. — Так что забирайте свои бумажки, возвращайтесь в Вашингтон, и пусть они отправляются по инстанциям. Их ждет такая же судьба, что и все остальные. Некоторые невинные люди окажутся в очень неприятном положении, но мы с вами живем в Америке. Думаю, именно по этой причине я сражался за свою страну: чтобы она могла и дальше гордиться свободами, дарованными ее гражданам. Даже если иногда они нарушаются.

— Вы просто вот так меня отпустите?

— Вы не наш заключенный. А у меня и без вас хватает забот и настоящих преступников, включая того, кто несколько минут назад отметелил троих охранников. Но вам придется ответить на пару вопросов, которые вам задаст один из моих людей в самое ближайшее время. Они будут касаться того, что произошло в комнате для посетителей. Нам это необходимо для рапорта о случившемся.

— Значит, то, что здесь произошло, попадет в официальный отчет, включая мое присутствие здесь и все остальное?

— Совершенно верно, так и будет. Вы сами приняли решение приехать сюда, я тут совершенно ни при чем. И вам придется жить дальше с последствиями вашего поступка.

— Знаю, но я не рассчитывал, что события примут такой оборот.

— Жизнь полна сюрпризов.

— Послушайте, а вам действительно необходимо отправлять отчет по инстанциям?

— Ваше присутствие здесь в любом случае отмечено в официальных бумагах, мистер Фиске, вне зависимости от того, что произошло в комнате для посетителей. Ваше имя значится в книге, и там же стоит номер пропуска.

— Похоже, я плохо подумал…

— Пожалуй. Насколько я понимаю, вы не слишком сведущи в делах армии? — Майкл стоял с несчастным видом, и Рэйфилд задумался. — Послушайте, мы должны составить рапорт, но при прочих равных я могу не отправлять его по официальным каналам. Возможно, из него получится исключить ваше присутствие здесь, в тюрьме.

Майкл с облегчением выдохнул.

— Вы можете это сделать?

— Возможно. Вы же юрист. Как насчет quid pro quo?[249]

— В каком смысле?

— Я выброшу рапорт, а вы — ходатайство. — Он помолчал, глядя на молодого адвоката. — Это позволит правительству сэкономить на очередном гонораре для адвоката. Хочу сказать, благослови, Боже, права каждого обращаться в суд, но это уже начинает надоедать.

— Мне нужно подумать, — сказал Майкл, отвернувшись. — В любом случае в ходатайстве имеются определенные технические недостатки. Возможно, вы и правы.

— Я прав. Не хочу портить вам карьеру. Мы просто все забудем. И, надеюсь, я не прочитаю про это дело в газетах. В противном случае ваше посещение тоже перестанет быть тайной. А теперь прошу меня простить. — Рэйфилд развернулся на каблуках и зашагал прочь, оставив за спиной расстроенного Майкла.

Рэйфилд направился прямо в свой кабинет. Подозрения Руфуса были совершенно обоснованными; на внутренней стороне стола в комнате для посетителей имелось подслушивающее устройство, которое практически сливалось с деревом. Рэйфилд еще раз прокрутил разговор между Майклом и Руфусом. Кое-что ему помешал разобрать стук ручки по столу, а радиоприемник полностью заглушил все, о чем говорили Руфус и Райдер. Хармс не был дураком, однако Рэйфилду удалось узнать достаточно, чтобы понять, что у них потенциально очень серьезная проблема. И беседа с Майклом не решила его дилеммы — по крайней мере, окончательно. Он взял телефонную трубку, набрал номер и короткими четкими предложениями изложил события тому, кто находился на другом конце провода.

— Дерьмо господне, поверить не могу…

— Я знаю.

— И все это произошло сегодня?

— Ну, я же докладывал вам, что чуть раньше приезжал Райдер; и да, это произошло сегодня.

— Проклятье, почему вы разрешили ему встретиться с Хармсом?

— А вам не кажется, что, если б мы ему запретили, это укрепило бы его подозрения? Разве у меня был выбор после того, как он прочитал письмо Хармса в Верховный суд?

— Тебе следовало позаботиться о сукином сыне раньше. У тебя было двадцать пять лет, Фрэнк.

— Двадцать пять лет назад мы собирались его прикончить, — резко возразил Рэйфилд. — И посмотрите, что произошло: мы с Тремейном полжизни провели, наблюдая за ним.

— Вы оба делаете это не совсем бесплатно. Сколько сейчас стоит твое маленькое гнездышко? Миллион? У тебя будет очень комфортная жизнь после отставки. Чего нельзя сказать о нас, если все выйдет наружу.

— Дело не в том, что я не хотел прикончить Хармса. Проклятье, Тремейн как раз сегодня попытался сделать это в изоляторе, но такое впечатление, что у Хармса имеется шестое чувство. Он становится опасным, как змея, когда его загоняют в угол. У парней из охраны ограниченные возможности, к тому же мы на виду, к нам проявляют особый интерес; случаются неожиданные инспекции и проверяющие из АСГС[250]… Ублюдок просто не желает умирать. Давайте вы приедете к нам и попробуете с ним разобраться.

— Ладно, ладно, спорить нет смысла… Ты уверен, что все мы названы в его письме? Как такое возможно? Он ведь даже не знал, кто я такой.

Рэйфилд не колебался ни мгновения. Имя человека, с которым он разговаривал, не было названо в письме, но Рэйфилд не собирался ему об этом говорить. Они все были на крючке.

— Откуда я знаю? У него было двадцать пять лет на размышления.

— И как ему удалось отправить письмо на свободу?

— Я каждый день ломаю над этим голову. Охранник видел проклятое письмо. Там была его последняя воля, и всё.

— Однако он сумел.

— Я уверен, что тут не обошлось без Сэма Райдера. Он принес с собой радиоприемник, тот заглушил «жучок», который мы установили, и я не слышал, о чем они говорили. Уже это должно было вызвать мои подозрения.

— Я никогда не доверял Райдеру. Если б он не добился признания Хармса невменяемым, тот уже давно был бы мертв.

— Второе письмо, которое мы нашли в портфеле Фиске, было машинописным. Без подписи в конце, знаете, будто его напечатала личная секретарша или сам Райдер. Кстати, оба документа оригинальные.

— Проклятье, почему сейчас? Ведь прошло столько времени…

— Хармс получил письмо из армии, он упомянул о нем в своем ходатайстве. Возможно, оно пробудило его память. Могу заверить вас, что до сих пор он либо не помнил, что тогда произошло, либо держал это при себе все двадцать пять лет.

— Почему он так поступил? И почему, черт побери, армия после стольких лет решила отправить ему письмо?

— Я не знаю, — ответил Рэйфилд, который очень нервничал.

На самом деле он знал. Причина была написана в ходатайстве Руфуса к суду. Но Рэйфилд решил пока придержать эту карту.

— И, естественно, у тебя нет того таинственного письма из армии?

— Нет, пока нет.

— Оно должно находиться в его камере, хотя я не могу представить, как оно могло к нему попасть.

— Иногда мне кажется, что Хармс — волшебник, — сказал Рэйфилд.

— А еще какие-то посетители у него были?

— Только брат Джош Хармс. Он приезжает примерно раз в месяц.

— Что с Руфусом?

— Похоже, его дела плохи. Удар или сердечный приступ. Даже если ему удастся выкарабкаться, он уже не будет прежним.

— Где он сейчас?

— Его везут в госпиталь в Роаноке.

— Какого черта ты его выпустил?

— Док велел. В его обязанности входит спасать жизни, и не важно чьи — заключенного или нет. Вам не кажется, что, если б я отменил его приказ, это выглядело бы подозрительно?