— Ваша честь, чтобы не тратить зря время суда, я хочу сделать предложение офису прокурора штата касательно его ходатайства. Если они согласятся отступить и внести одну тысячу долларов на счет общественной защиты, я отзову свой ответ и не стану требовать санкций и мы сможем разойтись по домам.
Пол Уильямс вскочил со своего места так стремительно, что у него свалились очки, которые со стуком упали на стол.
— Это неслыханно, ваша честь!
Судья Уолтерс окинул взглядом заполненный людьми зал заседаний суда, молча посмотрел на толстую папку с документами и устало махнул рукой обоим.
— Подойдите.
Встав перед судьей, Фиске сказал:
— Ваша честь, я всего лишь пытаюсь оказать им услугу.
— Наш офис не нуждается в услугах мистера Фиске, — с отвращением заявил Уильямс.
— Да ладно тебе, Поли, — всего тысяча баксов, и ты сможешь выпить кружку пива, прежде чем отправишься к своему боссу, чтобы объяснить, что все испортил. Я даже готов тебя угостить.
— Вы не получите от нас ни гроша даже за тысячу лет, — презрительно бросил обвинитель.
— Ну, мистер Уильямс, ваше предложение несколько необычно, — вмешался судья Уолтерс.
В судах по уголовным делам Ричмонда ходатайства заслушивались до или во время заседания. И к ним никогда не прилагались подробные и длинные комментарии. Печальная правда состояла в том, что большинство уголовных законов было сформулировано четко и ясно. И только в необычных делах, когда судья, выслушав устные аргументы адвоката и прокурора, сомневался касательно решения, которое следовало принять, он просил письменное резюме. Поэтому судья Уолтерс был несколько озадачен тем, что офис прокурора, не дожидаясь официального запроса, предоставил суду пояснение своей позиции.
— Я знаю, ваша честь, — сказал Уильямс. — Однако, как я уже говорил, ситуация очень необычная.
— Необычная? — не выдержал Фиске. — Скорее, дурацкая, Поли.
— Мистер Фиске, я уже предупреждал вас касательно вашего нетрадиционного поведения в зале суда и без колебаний посчитаю его неуважением, если и в дальнейшем вы будете вести себя в том же духе, — перебил его судья Уолтерс. — Продолжите ваше выступление.
Уильямс вернулся на свое место, и Фиске подошел к кафедре.
— Ваша честь, несмотря на то, что «срочное» заявление офиса общественного прокурора отправлено факсом в мой офис посреди ночи и у меня было недостаточно времени, чтобы подготовить надлежащий ответ, полагаю, если вы посмотрите на вторые параграфы на страницах четыре, шесть и девять присланного нам меморандума, вы согласитесь, что изложенные там факты, особенно в свете криминального прошлого ответчика, заявления арестовавших его офицеров полиции, а также показания двух свидетелей, оказавшихся на месте преступления, которое якобы совершил мой клиент, не стыкуются с имеющимися в данном деле фактами. Более того, прецедент, о котором сообщает офис прокурора на странице десять, совсем недавно отвергнут решением Верховного суда Вирджинии. Я вложил данные материалы в свой ответ и подчеркнул несоответствия для вашего удобства.
Пока судья Уолтерс изучал лежавшие перед ним бумаги, Фиске наклонился к Уильямсу и сказал:
— Видишь, что бывает, когда пишешь такое дерьмо посреди ночи? — И он положил свой ответ перед Уильямсом. — Поскольку у меня было всего пять минут, чтобы прочитать ваше ходатайство, я подумал, что могу оказать вам ответную любезность. Можете почитать вместе с судьей.
Уолтерс закончил просматривать документ и наградил Уильямса таким взглядом, что от него даже у самого спокойного зрителя в зале по спине пробежали мурашки.
— Надеюсь, у вас есть на это адекватный ответ, мистер Уильямс, хотя лично я даже представить не могу, каким он может быть.
Прокурор поднялся со своего стула, а когда открыл рот, чтобы ответить, обнаружил, что голос вместе с высокомерием куда-то подевались.
— Ну? — нетерпеливо проговорил судья Уолтерс. — Скажите же что-нибудь, иначе я поддержу просьбу мистера Фиске о санкциях прежде, чем ее выслушаю.
Адвокат взглянул на Уильямса, и выражение его лица слегка смягчилось. Никто ведь не знает, когда понадобится одолжение.
— Ваша честь, я уверен, что фактические и правовые ошибки в заявлении офиса прокурора возникли по причине переутомления юристов, а не намеренно. Я даже готов сократить наше предложение до пятисот долларов, но хотел бы получить личное извинение офиса прокурора за то, что они не дали мне выспаться.
В зале суда раздались смешки.
Неожиданно со стороны последних рядов послышался громоподобный голос:
— Судья Уолтерс, если мне будет позволено вмешаться, офис прокурора принимает это предложение.
Все повернулись посмотреть на человека, прервавшего заседание, — невысокого, почти лысого, толстого мужчину, одетого в полосатый костюм и рубашку с туго накрахмаленным воротником, который подпирал волосатую шею.
— Мы принимаем предложение, — повторил он низким прокуренным голосом, растягивая слова, как человек, всю жизнь проживший в Вирджинии. — И просим у суда прощения за то, что отняли у него столько времени.
— Я рад, что вы тут оказались, мистер Грэм, — сказал судья Уолтерс.
Бобби Грэм, прокурор штата от города Ричмонд, коротко кивнул, прежде чем направиться к двойным стеклянным дверям. Он не стал извиняться перед Фиске, но адвокат защиты решил не настаивать. В суде редко получаешь все, что просишь.
— Иск офиса прокурора штата отклонен без сохранения за истцом права предъявления иска по тому же основанию, — объявил судья Уолтерс и посмотрел на обвинителя. — Мистер Уильямс, думаю, вам следует выпить пива с мистером Фиске; только, полагаю, платить должен ты, сынок.
Когда объявили следующее дело, Фиске закрыл портфель и вышел из зала суда. Уильямс не отставал.
— Тебе следовало согласиться на мое первое предложение, Поли.
— Я тебе это запомню, Фиске, — сердито заявил Уильямс.
— И правильно.
— Мы все равно закроем Джерома Хикса, — прошипел Уильямс. — И не рассчитывай, что будет иначе.
Фиске знал, что для Поли Уильямса и других помощников прокуроров, с которыми ему доводилось иметь дело, его клиенты являлись врагами на всю жизнь, которые заслуживают самого сурового наказания. И в некоторых случаях они были правы. Но не во всех.
— Знаешь, о чем я думаю, Уильямс? — спросил адвокат. — Я думаю, как быстро пройдет тысяча лет.
Когда Фиске покинул зал заседаний суда на третьем этаже, он прошел мимо полицейских офицеров, с которыми служил, когда был копом в Ричмонде. Один из них улыбнулся, кивнул, здороваясь, но остальные даже не посмотрели в его сторону. Они считали его предателем, сменившим пистолет и полицейский жетон на костюм и портфель. Человеком, защищавшим интересы другой стороны. Гореть тебе в аду, брат Фиске.
Он взглянул на группу чернокожих парней с такими короткими стрижками, что те казались лысыми; штаны спущены по самое не балуйся, так, что видны боксеры, одинаковые, точно униформа банды. Куртки, большие кеды без шнурков. Они открыто бросали вызов системе правосудия и все до одного выглядели мрачными.
Парни столпились около своего адвоката, белого мужчины, расплывшегося от офисной работы, потеющего в дорогом полосатом костюме с засаленными манжетами, в мокасинах из блестящей кожи и роговых очках. Тот слегка подергивался, объясняя что-то своему отряду скаутов, и постукивал кулаком по жирной ладони. А молодые черные парни напрягали брюшные прессы под шелковыми рубашками, купленными на деньги, вырученные за наркотики, и слушали его очень внимательно. Они считали, что это единственная ситуация, когда они нуждались в нем и могли позволить себе смотреть на него без презрения или не сквозь прицел пистолета. Он был им нужен — до следующего раза. А он непременно наступит. В этом здании адвоката защищала особая магия. Здесь даже Майкл Джордан не мог прикоснуться к этому белому мужчине. Они были Льюисом и Кларком, а он — их Сакагавеей[243]. Произнеси волшебные слова, Сак. Не дай им нас победить.
