Паланкин принцессы Фэйянь остановился у главного входа в блистающую сотнями лампад и фонарей залу. Казалось, что с неба опустились все созвездия для того, чтобы поприветствовать принцессу. Служанки помогли Фэйянь выбраться из паланкина и, поддерживая шлейф ее парадного платья, пошли следом за ней к возвышающемуся посреди залы престолу. Женщина, сидящая на престоле, была прекрасна и совершенна. Ее лицо напоминало бутон божественного лотоса, дивные глаза сияли, как аметисты, а приоткрытые в улыбке алые губы, казалось, созданы были на погибель всему мужскому племени. Это и была Ют-Карахон-Отэ, Почтенная Мировая Матушка, императрица Чхунхян.

Появился давешний толмач, уже успевший сменить лиловый наряд на светло-зеленый с золотом.

Толмач, не переставая кланяться императрице, встал неподалеку от престола.

Фэйянь знала, что согласно дворцовому церемониалу ей должно как гостье первой приветствовать божественную императрицу. Поэтому она, не доходя нескольких шагов до престола, склонилась в изысканном и почтительном поклоне и сказала на языке Яшмовой Империи:

– Я, смиренная принцесса Фэйянь, владычица Яшмовой Империи и княгиня острова Лунтан, почтительно приветствую ваше величество!

Толмач немедленно перевел. Императрица Чхунхян сошла с престола, спустилась по ступенькам и встала рядом с Фэйянь. И тут оказалось, что они – и императрица, и принцесса – одного роста и даже возраста. Но это лишь на первый взгляд.

– Я не настолько плохо знаю язык Яшмовой Империи, – медленно, подбирая слова, заговорила Ют-Карахон-Отэ, – чтобы нам понадобился толмач.

Упомянутый толмач лицом стал под цвет своему светло-зеленому одеянию и поспешил удалиться из залы. А принцесса Фэйянь почему-то подумала, что Почтенная Мировая Матушка – женщина с весьма своеобычным норовом.

Однако пока этот норов никак особенно не проявлялся. Императрица Чхунхян милостиво взяла принцессу Фэйянь за руку и поцеловала в щеку.

– Я воистину рада видеть вас, драгоценная принцесса Фэйянь, – сказала она. – Я молилась всем сердцем богам Жемчужного Завета, чтобы они привели вас сюда, и молитва моя исполнилась.

– Рада служить вашему величеству, – потупилась Фэйянь.

– Служить?! О нет! Это я буду служить вам, моя бесценная гостья, и поверьте, почту сие за великую честь! Угодно ли вам свершить омовение и отдохнуть перед пиром?

– Да, – кивнула принцесса Фэйянь. – Путешествие по морю, сколь ни было приятным, все же было и утомительным. Кроме того, свежесть впечатлений от вашего прекрасного дворца и города…

– О, вы еще и не видели толком всех красот Уэдо! Но эта нам только предстоит. Впереди праздник ханоми, этот праздник вы никогда не забудете, принцесса, клянусь вам!

– Я верю вам, ваше величество.

Императрица меж тем лично проводила принцессу до предназначенных ей покоев. Эти покои занимали небольшой отдельный дворец, соединенный с главным дворцом крытым мостиком из нефрита. Когда Фэйянь очутилась в отведенных ей покоях, ей показалось, будто она находится на дне моря – окна были застеклены стеклом зеленого цвета, и от этого казалось, будто свет проходит сквозь толщу морской воды.

– Оставляю вас на попечение служанок, – сказала императрица Чхунхян. – Я подобрала самых умелых и расторопных. Надеюсь, вы хорошо отдохнете и будете на вечернем пиру блистать как распустившийся цветок лотоса.

– Вы слишком добры ко мне, ваше величество, – только и сказала Фэйянь.

– Да, я добра, – качнула высокой прической императрица. – И у вас будет еще немало поводов убедиться в моей доброте.

Фэйянь не придала значения этим словам, подумав, что императрица Чхунхян все-таки не очень хорошо владеет языком Яшмовой Империи. До вечера Фэйянь постаралась как следует отдохнуть. Она позволила служанкам раздеть себя и искупать в отделанной плитами лазурита ванне, а позже сделать ей легкий массаж. От массажа глаза принцессы начали слипаться, она подала знак служанкам, чтобы те удалились, а сама, укрывшись покрывалом из плотного лилового шелка, задремала. Постепенно дремота перешла в крепкий сон. Фэйянь снилось, что она бродит и бродит без конца среди изумрудно зеленеющей бамбуковой рощи. Она идет, отчего-то слишком усталая, чтобы восхищаться окружающей красотой. Ей не хватает воздуха для полноценного вдоха, сердце сжимает непонятная тоска, и больными, воспаленными глазами принцесса ищет кого-то среди гладких зеленых стволов. Ноги вязнут в земле… Фэйянь останавливается и вдруг видит свою мать, императрицу Нэнхун, окруженную бледно-золотым сиянием.

– Матушка! – простирает к ней руки принцесса. – Матушка, где мы?!

Императрица Нэнхун качает головой:

– Тише, дитя мое, тише. Мы во владениях Летающей Царицы Чая. Она может разгневаться на нас за то, что мы говорим громко.

– Матушка, давай уйдем отсюда! – просит Фэйянь, стараясь сделать хоть шаг в сторону матери, но отчего-то ей это не удается – ноги словно попали в вязкую смолу, ступней не шевельнуть…

– Из владений Летающей Царицы Чая невозможно уйти, пока она сама того не пожелает, – печально говорит Нэнхун. – Мы обречены, доченька.

– Обречены на что? – восклицает Фэйянь.

– О, тише, тише! – умоляюще складывает руки Нэнхун. – Не буди Уносящих Свет! Молю тебя, возлюбленное мое чадо, не противься грядущему. Тебе не одолеть Царицу Чая. Она всесильна, она не знает, что такое отказ, она видит прошлое и будущее каждой души. О, не противься, не противься!

– Матушка, не оставляй меня! – просит принцесса Фэйянь и все-таки делает несколько шагов по направлению к матери. И каждый из этих шагов дается ей с величайшим трудом, словно Фэйянь идет сквозь загустевший овсяный кисель…

– Мама! – восклицает Фэйянь и касается рук матери…

Но что это?!

Вместо прекрасной императрицы Нэнхун на принцессу мертвыми глазами пялится призрак, обряженный в лохмотья белесого тумана. Лицо призрака искажается злобой, глаза наливаются яростным желтым светом, в пасти клацают острые черные зубы… Фэйянь отшатывается в страхе,

– Не противься! – повторяет призрак замогильным голосом.

Фэйянь бежит прочь, прочь! Но земля под ногами предает ее, превращается в болото, засасывающее все сильнее и сильнее. Фэйянь в отчаянии хватается руками за стволы бамбука, но руки хватают пустоту – эта бамбуковая роща тоже не более чем призрак.

И болотная жижа, забив рот, нос, уши, смыкается над головой принцессы. Нет ни вздоха, ни удара сердца…

– Не противься! – жирным, тягучим голосом говорит болото.

Фэйянь понимает, что она мертва. И понимает также, что находится в пустоте, в нигде, в никак. Нет уже никакого болота, нет призраков, возможно, и ее самой также нет. Впрочем, думает Фэйянь, она все-таки есть, потому что в какой-то миг начинает ощущать свое тело, хотя и не видит его. Ощущает так, как в том стыдно и признаться! Жар невероятной, немыслимой похоти обрушивается на Фэйянь, доводит до исступления, до безумия. И теперь Фэйянь видит себя – она лежит нагой на ложе, выглядящем как перламутровая раковина. Ложе светится, а кругом по-прежнему тьма. Фэйянь извивается на ложе, ненавидя себя и свое тело за то, что происходит.

– О боги! – молит она. – Помогите мне!

– Боги не в силах тебе помочь, – слышит Фэйянь странный, мелодичный и в то же время какой-то неживой голос – Только я помогу тебе. Только я утолю твою страсть и исполню все твои желания.

И когда обладатель голоса приближается к ложу и вступает в круг света, Фэйянь не может сдержать вопля ужаса. Перед нею тот, кого нельзя наречь никаким именем, тот, кого устрашатся и Владыки ада…

– Я возьму тебя и подарю тебе наслаждение, – говорит чудовище.

– Нет! – заходится в крике Фэйянь. – Лучше смерть, чем вечный позор!

– Ты глупа, принцесса, – слышит она страшный голос – Это не позор, а честь. Ты вознесешься до небес…

– Нет, – повторяет Фэйянь. – Нет, нет, нет!

И чувствует, как кости ее хрустят, а лоно вспыхивает огнем невыносимой боли. Тело ее словно раздирают в клочья…