Наконец я почувствовала, как фоб вытаскивают из могилы. А потом – о счастье! О свобода! – со скрежетом вылезли гвозди из крышки, и я откинула ее, оттолкнула, как дверь, закрывающую мне путь к свободе!

Крышка отлетела, и я услышала печальное:

– Упс!

Я выскочила из гроба и заметила, как чьи-то сапоги шевелятся под крышкой. Похоже, я оглоушила собственного спасителя! Я подняла и отшвырнула ненавистную крышку вниз, в могилу. И после этого протянула руки к тому, кто меня спас:

– Я вас обожаю! Вы меня спасли!

Спасатель встал на ноги, повернулся ко мне и оказался довольно-таки замурзанного вида гномом.

Я опустилась перед ним на колени:

– О славный гном! Вы спасли мне жизнь и вправе требовать от меня чего угодно! Я, как Госпожа Ведьм, клянусь выполнить любую вашу просьбу.

– Три.

– Ч-что?

– Три просьбы,– возя по земле носком башмака и одновременно деликатно ковыряясь в носу, сказал гном.– Исстари так положено: ежели гном спасает красавицу, она выполняет три его просьбы.

– Хорошо, пусть будет три! Я на все согласна!

Я порывисто обняла гнома, который продолжал

ковырять в носу. От гнома пахло землей и компостом, но я на этом не заострила внимания.

От моих объятий гном слегка зашатался, но было видно, что ему это понравилось.

– Могу ли я узнать имя своего спасителя? – куртуазно спросила я, стряхивая комки земли со своих джинсов.

– Тарталья,– скромно сказал мой спаситель и опустил глазки в землю. Глазки у него, между прочим, были золотисто-желтые и несколько лукавые.

– Тарталья? Серьезно?

– Да. А что такого?

– Нет, ничего. Просто... редкое имя. И красивое.

Гном расцвел.

– А кстати,– огляделась я,– я что-то не пойму, где нахожусь.

И впрямь окружающий пейзаж не радовал глаз. Куда ни глянь – нависали темные каменистые своды, и лишь изредка между ними пробивали бледные лучи какого-то серого света. А еще повсюду тянулись длинные ряды каменных надгробий, одинаковых, словно выложенных по линеечке.

– Кладбище,– прошептала я.

– Да, совершенно верно, Госпожа,– сказал Тарталья.– Изволите видеть – старое кладбище ведьм. Некрополь.

– А есть еще и новое?

– Конечно, под Оро. А тут уже никого не хоронят.

– А меня?

– Так я почему и разрыл могилку-то вашу,– начал объяснять Тарталья.– Хоронить здесь запрещено, это музей, сюда иногда эти... экскурсии приводят. Многие знаменитые ведьмы здесь похоронены. А я хранителем некрополя работаю. Могилки, стало быть, обхожу, проверяю, что и как. Подметаю, мусор убираю, все-таки эти экс...экскурсанты сорят много. А тут смотрю – могила свежая. И как-то светится. Значит – ведьма-то в ней живая. Ну я и давай раскапывать. И не зря раскопал!

– Спасибо тебе, Тарталья,– с чувством сказала я,– Я знаю, что «спасибо» на хлеб не намажешь, поэтому выполню три твоих желания и даже больше. А сейчас было бы очень здорово, если бы ты меня отсюда вывел во Дворец Ремесла.

– Это само собой,– кивнул Тарталья и вынул палец из носа. Палец, слава всем святым, оказался чистым.– Эй, Бригелла!

– Бригелла?!

– Братец мой меньшой,– пояснил Тарталья,– Тоже за некрополем присматривает. Вообще вся наша семья тут трудится. Испокон веков.

Подошел Бригелла. На мой взгляд, он практически ничем не отличался от Тартальи, даже в носу ковырял тем же пальцем.

– Привет, – сказал мне Бригелла, а потом обратился к брату: – Чаво тебе?

– «Чаво»! – передразнил Бригеллу Тарталья.– Неуч, перед Госпожой стыдно. Остаешься здесь за старшего, пока я Госпожу во Дворец Ремесла отведу, понятно?

– Понятно. А зачем тебе во Дворец Ремесла?

– Надо,– твердо сказал Тарталья.

– Он меня спас,– пояснила я Бригелле.– И я хочу его достойно вознаградить.

– А-а,– протянул Бригелла.– Ну ты смотри, Тарталья, не продешеви. А то Моргана тебя с потрохами съест.

– Моргана? – ахнула я.– Это же фея!

– Ага, фея, как же,– хмыкнул Бригелла.– Выйдет фея за какого-то там гнома. Моргана – такая же гномиха, как и все мы. Его жена, между прочим. И ревнивая, жуть. Так что поторапливайтесь в свой дворец, Госпожа. Иначе, ежели Моргана вас с Тартальей застанет, это ж будет ужас кромешный.

– Все поняла. Не хочу быть жертвой ревнивой жены. Тарталья, уведи меня отсюда.

Тарталья взял меня за руку (хорошо, что моя рука до сих пор была в перчатке) и повел. Мне пришлось принагнуться, чтобы соответствовать росту своего спутника. Мы немного попетляли среди могил, потом вышли на довольно просторную дорогу, выложенную темным гранитом. Дорога привела нас к стене, украшенной лепниной. Тарталья нажал на какой-то завиток в лепнине, и часть стены отъехала в сторону.

– За мной,– горделиво выпятил тщедушную грудь Тарталья.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Оказалось, что мы вышли в одну из оранжерей дворца. О, какое же блаженство снова вдыхать напоенный ароматами редкостных цветов воздух! В оранжерее работал фонтан, и я решила слегка привести себя в порядок. А то после восстания из могилы выглядела я непрезентабельно.

Я сняла перчатки и бросила их в урну. Потом принялась мыть руки под струями фонтана. Тарталья при этом нетерпеливо наблюдал за мной. Слава святой Вальпурге, у меня с собой была пачка неиспользованных бумажных платков – ими я кое-как вытерла грязь с лица и одежды.

– Нормально? – спросила я Тарталью.

– Вообще-то с косметикой было лучше,– деликатно сказал гном.

– Какая косметика?! Это могильная пыль!

– Так вот я и говорю...

– Ну, Тарталья, ты совсем в женской красоте не разбираешься! Интересно, какая у тебя жена...

– Жена у меня того...

– Что?

– Неинтересная совсем.

– Сочувствую.

– Ага.– Тарталья глядел на меня как-то непонятно.– Ну что, пошли в твои покои, родным и близким тебя доставлять?

– Идем. Тут-то я уж знаю дорогу.

Но не успели мы сделать и трех шагов, как двери оранжереи распахнулись, и в скромную обитель клематисов и примул ринулись толпой студентки третьей ступени. Это уже были довольно сильные ведьмы, но, к сожалению, безголовые, как и прочие тинейджеры в их возрасте.

– Ищем здесь! – воскликнула одна, самая тощая и высокая,– Прочешем всю оранжерею!

Мне стало жалко оранжерею, которой грозил столь радикальный метод воздействия, и я громко сказала, почти закричала:

– Эй, девушки, кого ищем? Что суетимся?

Взгляды всех студенток скрестились на мне как шпаги. А потом девушки дружно выдохнули:

– Вот она!

До меня дошло.

– Девушки, так вы меня ищете?

– Да, Госпожа,– склонились они в неумелом реверансе.– Вас ищет весь дворец.

– Ну вот, я нашлась. И пропадала-то, может, час или два, а шороху навели...

Предводительница студенток изумленно подняла на меня глаза:

– Час или два? Госпожа, вас нет во дворце уже целые сутки!!! Ваши близкие сходят с ума, привлечены все силы розыска и охраны, даже газетчики что-то пронюхали о вашем исчезновении, но их пока удается сдерживать...

– Сутки? – Теперь пришел черед мне вытаращивать глаза.– Ну ничего себе! Дайте-ка я попью водички из фонтана, надеюсь, она экологически чистая...

Но попить мне не дали. Две студентки несубтильного формата и вида вцепились мне в руки и сказали:

– Теперь мы вас ни за что не отпустим, пока не передадим лично Анне Николаевне Гюллинг!

– Боже, моя бедная тетя, мой Брайан! Как они пережили эти сутки?

И чтобы узнать это, я вместе со студентками и Тартальей бросилась вон из оранжереи.

Мою встречу с тетей, Брайаном, Дарьей Белинской и мессиром Рупрехтом описать невозможно. Это была какая-то фантастическая скульптурная группа «Воссоединение Грузии и блока НАТО», периодически орошаемая слезами умиления и восторга. Студентки тоже совались в семейные объятия, но их кто-то быстро выпроводил. Я подозреваю, что этим «кем-то» был Тарталья. Наконец объятия завершились, обильные слезы осушились платками, все расселись на диванах в большой гостиной, и Анна Николаевна потребовала от меня: