Поначалу Шэси упивалась своей властью и творящимися кругом разрушениями и беззакониями. Но прошло время, и ее стала одолевать скука. Шэси не развлекали казни, не веселили пытки, не радовали вести о победах ее черной армии, да и глупый приемыш Гао-дин вызывал раздражение и отвращение. Шэси уже жалела о том, что так легко разделалась с императором Жоа-дином: ведь если бы она вела с ним затяжную кровопролитную войну, с многолетней осадой дворца, шпионажем и прочими военными хитростями, ей было бы чем себя занять. А подписывать смертные приговоры да издавать указы об очередном повышении налогов — вот тоска! Разве к этому она стремилась! В ней клокотала ярость, как лава в кратере вулкана, и не находила выхода.

От беспросветной скуки у Шэси началась бессонница. Теперь императрица ночами напролет бродила по дворцу, пугая охрану и слуг. Она выходила на площадь для казней, потом направлялась к дворцовому пруду, в котором иногда кого-нибудь собственноручно топила, но нигде и ни в чем не находила развлечения. В одну из таких прогулок Шэси ушла слишком далеко от своего дворца и вдруг поняла, что заблудилась.

Она стояла среди настоящего леса, так поначалу ей показалось. Потом она поняла, что это разросся орешник и лиственницы, бывшие раньше за северной дворцовой стеной. Стену давно сломали, благородный мрамор превратили в мусор, и теперь деревья постепенно наступали на дворцовый комплекс.

— Завтра же прикажу все вырубить и сжечь, — прошипела Шэси. — Ненавижу, всю эту лиственную дрянь!

Она уже хотела было повернуть обратно и искать дорогу во дворец, как вдруг в глубине этого импровизированного леса заметила слабый проблеск света. Будто зажглась свеча в окне, затянутом бумагой.

— Это могут быть враги, лазутчики, наемники, подосланные, чтобы убить меня, — прошептала Шэси. Ей всегда думалось, что весь мир вокруг только и жаждет с нею разделаться. И поэтому она предпочитала наносить упреждающие удары. Встань перед Шэси сам карающий небожитель, она бы и на него замахнулась мечом.

К слову, меч — тяжелый, как смертный грех, и острый, как язык сплетницы, — всегда был при императрице. Она не расставалась с ним ни на минуту, даже когда совершала омовение или предавалась плотским утехам (одной из известных забав Шэси было то, что она собственноручно оскопляла очередного любовника после того, как он заканчивал ее ублажать). Самозваная императрица бесшумно извлекла меч из ножен и ступила в непроходимые заросли — туда, где мерцал странный свет. Самые корявые ветки опускались перед ее лицом, норовя оцарапать или выбить глаз, древесные корни выступали из земли, путались под ногами, словно не пускали Шэси туда, куда она так стремилась. Шэси не была глупа, она почувствовала, что здесь ей противостоит сила, неподвластная ее указам. Черное сердце императрицы радостно забилось.

— Наконец-то мне хоть кто-то воспротивился! Как надоело жить среди покорных слюнтяев! Им рубишь головы, а они норовят целовать тебе руки!

И императрица остервенело принялась продираться сквозь заросли, не обращая внимания на то, что ее драгоценный наряд ветки рвут в клочья. Вся исцарапанная, исколотая, исхлестанная ветками, Шэси шла вперед, а свет за деревьями разгорался все ярче и ярче; теперь он напоминал огромный костер, только не было ни дыма, ни треска сгорающих поленьев...

Заросли неприветливого орешника оборвались внезапно, и воспаленному взору императрицы предстала небольшая круглая поляна, ярко освещенная неизвестно откуда исходящим светом. Впрочем, посмотрев вверх, Шэси определила источник света — он шел из прорехи, образовавшейся в черном сукне ночного неба.

Будь на месте Шэси обычный человек, его сердце сковал бы благоговейный ужас перед неведомым и непостижимым, но императрица уже давно не была человеком. Потому она бестрепетно шагнула на освещенную поляну, держа обеими руками меч. Шагнула и замерла.

Потому что навстречу ей с неба медленно опускались две молнии.

Если молнии вообще могут медленно опускаться.

Потом Шэси увидела, что это не молнии, а два дивных цилиня. На спинах цилиней сидели всадник и всадница в одеждах, которые подобает носить исключительно небожителям и служащим Небесной Канцелярии.

Страх не страх, ужас не ужас, а что-то сковало ноги императрицы Шэси так, что она не могла двинуться с места и только смотрела, как всадник и всадница спешились и подошли к ней.

— Вот это встреча! — сказал всадник. Это был прекрасный юноша в роскошном халате, подвязанном ярко-алым поясом. — Губительница Яшмовой Империи, преступница, объявленная Небесной Канцелярией вне закона, пожаловала к нам в гости! Не знаю, чем и встретить ее: то ли попаляющим огнем, то ли чумой, то ли вечным гладом. Юй, дорогая, как ты полагаешь, нам не пора как следует повоспитывать эту непотребную женщину?

— Возлюбленный Ань, погоди! — воскликнула спутница юноши. Она была также прекрасна; в волосах ее сверкали звезды вместо заколок, а платье лучилось лунным сиянием. — Как она сюда пробралась? Мы ведь окружили это место такой стеной! Ты говорил, что Шэси никогда не сможет...

— А она и не сможет, Юй, — усмехнулся Небесный Чиновник Ань, которого вы, о бесценный мой читатель, конечно же узнали. — Сама видишь, она не способна и глазами хлопнуть. Она завязла в нашей волшебной стене, как сверчок в соевом твороге: И может так простоять до тех пор, пока ее кости не превратятся в труху. Давай ее так и оставим, по-моему, достойное наказание. Завтра все проснутся, а узурпаторши Шэси нет и в помине! Поначалу ее, конечно, поищут. Но сюда никто дороги не найдет, уж это-то я обещаю. Добрые люди опомнятся и изгонят из страны всех негодяев. Империя восстанет в былом блеске, на престоле воцарится справедливость... Впрочем, что это я говорю! Размечтался, однако!

— Вот-вот, — многозначительно подняла пальчик красавица по имени Юй. — Именно что размечтался. Если я самая курносая Небесная Чиновница, то ты — самый мечтательный Небесный Чиновник. Добрых людей в Империи сейчас днем с огнем не сыщешь. Справедливость одним махом не восстановишь. Видит Небесная Канцелярия, что я первая готова покарать эту тварь, но разве для этого мы нынче спустились на землю?

— Ты, как всегда, права, моя дорогая Юй Расторопные Тапочки...

— Туфельки!..

— Конечно, Туфельки, как я мог оговориться... Что ж. Давай совершим то, за чем явились.

Шэси стояла и действительно не могла шевельнуть даже кончиком пальца. Мало того, меч в ее руках на глазах покрывался пятнами ржавчины, трухлявел и осыпался, будто сделан был из песка... Но способность мыслить и запоминать Шэси не утратила. В голове ее возникали и рушились сотни разнообразных замыслов, а собственное бессилие доводило до исступления. Она узнала эту Небесную Чиновницу! Когда-то она собственноручно отрубила ей голову! Эта тварь, столь надменно поглядевшая на Шэси, была служанкой ненавистной Нэнхун! Какая польза от зла, если ты убиваешь врага, а он становится почти богом?!

Шэси казалось, что голова ее разлетится на тысячу кусков от клокочущей ярости и ненависти. На миг узурпаторша подумала, что ослепла, потому что глаза ее застлало невозможной тьмой... Но миг прошел, и тьма миновала.

И узурпаторша Шэси увидела, что она стоит не на краю поляны, а у входа в скромные и потому прекрасные покои. Все в них сияло неземным светом, дышало миром, которого жаждет измученное сердце. На стенах висели темно-красные полотнища с начертанными Пятью Высшими Иероглифами. Шэси присмотрелась и увидела, что каждый из Высших Иероглифов на самом деле представляет собой бессмертного Просветленного, божество, когда-либо воплощавшееся на земле.

Шэси перевела взгляд с Высших Иероглифов на тех, кто находился в сверкающей комнате. Это были Небесный Чиновник Ань, его спутница Небесная Чиновница Юй и...

... На почетном месте сидела императрица Нэнхун, красотой и совершенством затмевавшая солнце. У нее были новые руки и новые ноги — взамен тех, что отсекла Шэси, — и они сверкали подобно свежевыпавшему снегу. Но не это заставило сердце Шэси дрогнуть. В своих чудесных руках Нэнхун держала годовалого мальчика...