Я коснулась плеча Леканта:

– Я готова.

– Я все видел, – покаянно сказал Лекант. – Отражение в стекле…

Если бы я была живой, кровь прилила бы к моим щекам и я не знала, куда деться от стыда. А тут я просто спросила дрожащим голосом:

– И как тебе увиденное?

– Ты прекрасна, – сказал Лекант. – Я хочу еще раз тебя поцеловать.

– А на концерт мы не опоздаем?

– Нет… – Лекант прижался своими губами к моим, и в это же мгновение что-то произошло.

Мы словно оказались заключенными в какую-то капсулу. Будто бы нырнули глубоко-глубоко под воду в пузыре воздуха. А когда вынырнули и я оторвалась от губ Леканта, оказалось, что мы стоим под раскидистыми ветвями белой акации, что разрослась на поляне, хорошо знакомой мне по моим предыдущим археологическим изысканиям.

Поляна не пустовала. На ней были расставлены маленькие, почти крошечные столы и столики, а над ними кружились призрачные огоньки светляков. За столиками сидела всякая мелкая нечисть и нежить. Кое-кто из них заприметил нас и выразил недовольство, но в основном на нас не обращали внимания. Оккультная малышня в преддверии концерта веселилась и праздновала вовсю, словно был канун Иванова дня.

Наконец посреди поляны засияла капсула портала, и из нее вышла сверкающая и прекрасная фея Елена Нейс. Все ее тело, и платье, и крылья переливались мириадами огоньков, светлые волосы были заплетены в две длинные косы, на ногах алели туфельки, похоже сшитые из лепестков лотоса.

– Благословенны будьте все, пришедшие сегодня послушать меня! – нежнейшим переливчатым голосом сказала Елена Нейс. – Я благодарна вам за то, что вы есть и каждый делаете свое маленькое дело в этом огромном мире. А ведь это главное, правда?

Мелкота зашумела, дескать, правда-правда. Елена Нейс поклонилась (косы коснулись земли), потом выпрямилась и сказала:

– Я буду петь вам на старинном языке волшебства и чар. Его немногие помнят, и еще меньше тех, кто говорит или поет на нем. Но этот язык дарит беспечальное счастье и отверзает запертые двери памяти. Послушайте же мою песню.

И Елена Нейс запела. Я не вслушивалась в слова старинного языка, я стояла, совершенно зачарованная голосом певицы. Этот голос то журчал, как горный родник, то звенел хрустальной льдинкой в бокале, то струился потоком шелка с плеч любимой женщины… Он обволакивал и пленял, но это слабо сказано. Он был как откровение: после него вся прожитая жизнь казалась никчемной и в то же время безумно важной. Голос Елены Нейс выделял из нашей разноликой толпы каждого и каждого возносил на недосягаемую высоту, обожествлял, благословлял и возвеличивал. Голос Елены Нейс открывал перед глазами сердца новые миры и пространства, поворачивал время вспять, словно заставляя его служить нам… Я вдруг почувствовала, что плачу. Я никогда не плакала с тех пор, как умерла. Я думала, это свойство для меня навсегда утрачено. Как оказалось, нет. И это было замечательно!

Елена Нейс пела долго, казалось, прошли столетия, прежде чем прозвучали заключительные ноты. Но когда после ее песни наступила мертвая тишина, я услышала, как далеко, на башне рядом с мэрией, пробили часы – два пополуночи.

И всего-то?

Елена Нейс снова поклонилась. Онемевшая было публика взорвалась неистовыми воплями и аплодисментами. Светлячки бешено плясали в безлунном небе, домовые свистели, лешие и полевые обнимались и братались между собой… Я посмотрела на Леканта. Он не видел меня. Он смотрел на Елену Нейс такими глазами, словно она открыла ему суть бытия.

Я ощутила болезненный укол ревности. И это называется любовь?! Я его оживляла, сходила по нему с ума, а он остекленел от одной только песни?

Мне тут же стало стыдно за такие мысли, потому что Лекант будто опомнился и перевел взгляд на меня.

– Что? – шепотом спросила я его. – Что случилось?

– Чудо, – ответил он и притянул меня к себе. – Тийя, я все вспомнил.

– Что ты вспомнил?

– Благодаря этой волшебной песне я вспомнил, кто я и откуда и для чего послан тебе.

– Лекант… Лекант, это здорово. Но выглядишь ты ужасно вымотанным. Давай ты вернешься в гостиницу, а завтра мы встретимся, и ты все мне расскажешь. Тебе надо поспать…

– Мне не надо спать, – счастливо засмеялся Лекант. – Потому что я бдящий.

– Кто?

Лекант словно не услышал моего вопроса.

– Это одно из моих имен-свойств, – проговорил он задумчиво. – Сколько же мне предстоит открыть!

– Лекант, уйдем отсюда, – заныла я. Мне отчего-то стало страшно, и уже не радовали ни мелкая оккультная шушера, ни Елена Нейс, распивающая в их компании древесные соки.

Лекант посмотрел на меня.

– Да, уйдем, – кивнул он. – Но не в гостиницу и не к тебе домой.

– А куда?

– Скорее когда.

Лекант обнял меня, и все исчезло.

А потом оказалось, что мы словно застыли в текучем серебре. Все вокруг блестело, струилось, извивалось, это было страшно и прекрасно одновременно.

– Где мы? – спросила я Леканта.

– Когда мы, – поправил он меня. – Сейчас ты увидишь, как я возникну.

Серебряная гора поднялась из серебряного моря. Точнее, не гора, а волна. И вдруг все развеялось. На место серебра низринулась тьма, такая ужасная, что меня стиснуло холодом. А потом в этой тьме возник крошечный свет, не больше булавочного прокола, и из этого света вдруг ударили во все стороны ослепительные лучи.

– Это я, – прошептал Лекант.

– Так ты – звезда?

– Нет, – покачал головой он. – Я свет звезды.

И тут я новыми глазами увидела его.

Лекант сиял. Его одежды были белы как снег, а лицо казалось ярче света. Сапфировые глаза ужасали своим блеском, тело напоминало расплавленное золотое стекло, но самое главное…

Самое главное, у Леканта были крылья.

Из тысячи тысяч золотых перьев.

Эти крылья взметнулись и загородили собой полсвета.

– Лекант, мне страшно, – прошептала я и упала на колени.

И все пропало.

Наступила благословенная темнота.

Потом я поняла, что у меня просто закрыты глаза.

Я открыла их и увидела, что Лекант – прежний, в джинсах и рубашке, без крыльев, без сияния – склонился надо мной и тихо гладит мои волосы.

– Успокойся, Тийя. Я не хотел тебя напугать.

– Где мы, Лекант?

– В храме Тысячи Звезд. Я перенес нас сюда, чтобы нам было удобнее разговаривать. Сможешь ли ты теперь слушать меня?

Я села, расправила плечи. Тело ощущало себя так, словно через него пропустили электрический ток. Но в остальном…

– Да, Лекант, я тебя слушаю.

– Тийя, я вспомнил, кто я. Таких, как я, люди называют словом дхиан – Дыхание Неба. Если ты думаешь, что я ангел, то ты ошибаешься, потому что ангелы не имеют плоти, а я имею. Эта плоть дана мне звездной пылью, а душа – дыханием святых, охраняющих место из мест – Шамбалу. Я – один из бдящих, охраняющих дорогу к Древу Дара – Азимандии. Вот почему я именовал себя Лекантом Азимандийским.

– Значит, ты родился из света звезд?

– Такие, как я, не рождаются, они скорее создаются по воле Владыки Шамбалы. Я не человек, Тийя, хотя устроен внешне и внутренне как человек.

– Ничего не понимаю.

– Со временем ты поймешь. Дхианы – а нас, таких, немного – разделяются на дхианов Порядка и дхианов Хаоса. И Владыка Шамбалы сотворил дхианов Порядка мужчинами, а дхианов Хаоса – женщинами.

– Елки-палки, – слабо улыбнулась я. – И тут неравенство. Опять у вас женщины самые плохие.

– Почему плохие? Я этого не говорил. Дхианы Хаоса тоже делают свое дело и призваны разрушать так же, как мы призваны созидать.

– Значит, ты – дхиан Порядка?

– Да.

– И ты воюешь с дхианами Хаоса?

– Создаю для них трудности, так лучше сказать.

– Но почему ты оказался скелетом и в гробу?

– Потому что меня победили.

– Кто?

– Вот этого я не вспомнил. Я знаю только одно: я боролся с дхианом Хаоса, и она сумела в тот момент времени преодолеть меня. Она скрыла мое тело в гробнице Хранящих и погребла с должными заклятиями. Но мой дух рвался на волю и преодолел всякое заточение. Прошло несколько сотен лет, прежде чем моя гробница вышла из земных пластов на поверхность. И когда я был близок к освобождению, я почувствовал тебя, Тийя, и полюбил тебя, и воззвал к тебе. Ты спасла меня, снова сделав одним из бдящих. Я так благодарен тебе!