Мэр поморщился. Мадам Герцык была его непреходящей зубной болью. Когда-то она пыталась практиковать как ясновидящая, но потенциал у нее был нулевой, поэтому пришлось перебросить ее на заведование музеем. После этого мадам Герцык не упускала случая отмстить привилегированным оккультистам за непрестижность и малооп-лачиваемость своей должности.

— Сударыня, — с наивозможным терпением обратился к Евпраксии мэр. — Не может быть и речи о терроризме. Мы делаем все необходимое, чтобы ликвидировать последствия… Я, так же как и вы, болею душой за наш город, за людей (и за нелюдей тоже), за демократию! Толпа заколыхалась, выплеснув на ступеньки мэрии, к импровизированной трибуне, плюгавого пожилого «юношу» с острым синеватым носом, мокрыми губами и противной привычкой вечно косить глазами в какое-то прекрасное далеко. В тщедушных ручках «юноша» тискал замусоленный микрофон. Мэр тоскливо сглотнул слюну. Пожилой юноша был не кем иным, как печально известным репортером прожженной радикальной газетенки «Реальный рубеж», отличавшейся крайней одиозностью взглядов и страстью к скандальным, но непроверенным фактам. Имя репортера было Сидор Акашкин, но подписывал он статьи громким псевдонимом Не Любимый За Правду. Впрочем, не любили его вовсе не за правду, а за извращенную страсть к порче чужих репутаций и публицистический произвол. Сидор страдал псориазом, сенной лихорадкой, заиканием, энурезом и клаустрофобией, часто лежал в больницах с переломами той или иной конечности — все это было результатом тех проклятий и наговоров, которые сыпались на Сидора в результате крайнего неприятия его образа действий.

— Гэ-гэ-гэ-гэспэдин мэр! — проверещал Сидор. — Правда ли, что нашествие саранчи на город связано с появлением в Щедром нового могущественного колдуна?

Мэр скис лицом и исподтишка послал в сторону корреспондента заклятие, обеспечивающее реципиенту скорую и неизлечимую диарею. Не помогло. Видимо, у корреспондента-правдолюбца к таким вещам выработался стойкий иммунитет.

— Мы пока не располагаем такими сведениями, — расплывчато ответил Изяслав Радомирович. — Но эту версию мы тоже проверяем. И если выяснится, что такое событие действительно имеет Место, все виновные будут наказаны.

— Еще вопрос! — не унимался корреспондент. — Как представители властей нашего города относятся к тому, что новый колдун вызвал на поединок представителя одной из религиозных конфессий?

— Я оставлю этот вопрос без комментариев, — ответил мэр, но корреспондент был просто сверх всякой меры нахален и настырен:

— Вам придется ответить, гэспэдин мэр! Возможно, что от исхода этого поединка зависит судьба всего нашего города! Что вы намерены предпринять?

Мэр уловил перемену в настроении толпы. Мгновение назад она просто неорганизованно бесновалась, а теперь, стихнув, напряженно ждала ответа.

— Согласно Уставу нашего города, — заговорил мэр, стараясь, чтобы каждое его слово падало в души, как семя в плодородную почву. — Согласно Уставу нашего города, принятому двенадцать лет назад, граждане должны соблюдать идеологическую терпимость. Все, что сверх терпимости, не имеет права на существование. Предлагаю вам самому решить, относится ли поединок между служителем культа и служителем оккультизма к примерам толерантности.

— Значит, вы запретите поединок? — не унимался Сидор Акашкин.

Мэр посмотрел на толпу. Во взоре его сверкали слезы отеческого негодования и смиренного долготерпения.

— Соотечественники! — вскричал мэр. — Дорогие мои земляки! О чем мы с вами думаем? О том ли, что на родных полях идет сейчас благородная битва за урожай? О том ли, что в микрорайоне Крохоборове введен в эксплуатацию новый жилой дом на пятьсот семей? О том ли, что скоро в нашем городе пройдут славные велосипедные гонки на кубок капища бога Мукузы? Нет! Наши мысли заняты пустыми, никчемными и непроверенными сведениями о том, что какой-то колдун вызвал на поединок какого-то попа! Не о том думаете, дорогие мои земляки! Хотя, — тут мэр приостановил резвый бег своей речи, чтобы перевести дух и дать людям почувствовать их неразумность, — я знаю, из какого источника проистекают эти нелепые слухи! Пусть болтуны и изолгавшиеся политики из партии «Русское оккультное единство» первыми бросят в меня камень, если вся эта дезинформация не дело их бессовестных языков! Это они наполняют ваше сознание мутными волнами агрессии и недовольства, мои дорогие сограждане!

Мэр умолк, внушительно взирая на электорат. Он чувствовал, как под влиянием его пламенной речи в головах людей зашевелилась мудрая успокоительная мысль: «А и в самом деле! Чего это мы, как дураки, заявились на площадь бунтовать? Ну подумаешь, саранча налетела! Подумаешь, колдун явился! Мэр разберется, правда это или враки, не оставит нас без заступничества… А вот за пивом сходить не мешало бы, покуда магазины не закрылись». Изяслав Радомирович мысленно себе поаплодировал — внушение у него всегда выходило отменное, недаром столь долгое время он занимал Пост главы города.

Однако внушению поддались не все. Неугомонный корреспондент Акашкин опять сунулся с вопросом, стряхивая с народа сонное благополучное спокойствие:

— А саранча?!

— Что саранча? — недовольно скривил губы мэр и мысленно пообещал себе, что пить-есть не станет, а сживет Акашкина со свету каким-нибудь иссушающим жизненные соки заклятием. — Нельзя быть такими малодушными и любой каприз погоды относить на счет магических воздействий. Саранча прилетела к нам из Краснодарского края. Вместе с циклоном. А всякие версии про воздействие колдунов я буду решительно пресекать как порочащие моральный облик строителей оккультизма!

— С циклоном, говорите? — сощурился подлый журналист. — Где Краснодарский край и где мы!..

«Чтоб ты подавился!» — в отчаянии пожелал Изяслав Радомирович нахальному Акашкину, и было по слову его: Сидор-правдолюбец поперхнулся вдруг, засипел, схватился за горло, выпучил глаза, силясь сделать вдох, и уж больше не задавал непотребных вопросов. Доброхоты из толпы принялись приводить корреспондента в чувство, но делали это вяло и без энтузиазма, только из одного сознания общечеловеческого долга, потому что не было в городе Щедром человека или не-человека, которым Сидор Акашкин не насолил бы безмерно. Процесс приведения в чувство зарвавшегося журналиста весьма толпу развлек и позволил мэру перевести дух.

Изяслав Радомирович успокоился, и тут же к нему подкатился охранник Денис, из поклонников друидической магии.

— Изяслав Радомирович, — тихо сказал Денис, — Звонок хочет вам сообщить нечто крайне важное.

— Хорошо, — бросил мэр отрывисто. — Я телепортируюсь, а вы тут успокойте толпу.

— Можно применить Внушающие Руны? — с надеждой, глянул на начальника Денис.

Мэр посмотрел на митингующих, потом перевел взгляд на охранника:

— Валяй. Но чтоб без перегибов! А то в прошлый раз ты им такое внушил…

— Я осторожно! — обрадовался охранник, но это мэра уже не интересовало — он мгновенно переместился в некое зашифрованное и строго секретное подпространство, где его ожидал дхиан-коган Звонок, отягощенный важным и очень тайным знанием.

— Что скажешь, чем порадуешь? — без предисловий начал Изяслав Радомирович, глядя на своего бесплотного осведомителя.

— Я выяснил, какое отношение может иметь Танадель к священнику Тишину. Конечно, это предположение… Вероятность совпадения…

— Говори.

— Я проверил родственные и семейственные связи Танаделя-Лихоборова. Оказывается, у него есть дочь. Приемная дочь. Марина Кузьминична Этуш-Лихоборова, тридцати шести лет. Кандидат филологических наук, доцент. Читает курс древнерусской литературы в Московском университете. Работает над докторской диссертацией «Формирование славянской мифологии под воздействием ведической культуры Индии»…

— А при чем тут поп Тишин? Он-то тут с какого боку? Рецензию ей на диссертацию пишет?

— Поп не пишет. Но у Емельяна Тишина есть сын. Юрий Емельянович Тишин. Тоже кандидат филологических наук. И тоже читает курс в Московском университете. Только его курс называется «Взаимодействие духовной и светской литературы в России».