Именно этот стадный инстинкт позволил нам избежать долгих, утомительных прелюдий и вёл сейчас прямиком в город. И это было прекрасно… даже несмотря на то, что место мне казалось странно знакомым.

Очевидно, что искать мою цель в этом месте можно было бесконечно долго.

Не то, чтобы я отмёл до конца мысль о том, что она попала сюда случайно – всё же Туман есть Туман – но оставил этому самую малую вероятность. Нет, вся моя интуиция кричала о том, что Герда Крейн вошла сюда ради конкретной цели, и вряд ли просто прячется в одном из домов. А значит… мне нужно было первым делом проверить одну мою догадку.

Казалось, городу тысячи лет, и минимум последнюю из этих тысяч в нём не было ни единой живой души… И это напрягало.

Конечно, пока мы только миновали ворота и сейчас медленно шли по широкой улице. Но всё же… ни монстров, ни угроз. По крайней мере, явных. Обычно такое значило, что самое опасное начнётся потом и в тройном размере.

Улица закончилась, и мы остановились перед огромным – в сотни метров шириной – постаментом. Группа, кажется, была впечатлена эпических зрелищем кучи статуй, я же был скорее… озадачен.

Эффект от созерцания статуй портило то, что большинство из них были просто грудой обломков. Где-то сохранились только ноги, где-то торс по пояс или по грудь, и лишь редкие статуи могли бы похвастаться полным комплектом.

Тем не менее, даже так, тут было чему впечатлять. Наверное, попади бы сюда какой-нибудь режиссёр фильмов в жанре фэнтези – был бы вне себя от радости: столько типажей! Здесь и правда были все.

Воины с мечами, копьями, секирами и другими видами оружия. В классических доспехах или чём-то экзотичном, в шлемах и с открытыми лицами (кое-где отколотые головы валялись у подножия статуй). Маги в балахонах с мудрыми лицами. Лучники в плащах. Короли и принцы. Учёные-алхимики… Не зная, кто это, можно было бы принять их за героев какой-то сказки.

Я знал, кто это.

Особо моё внимание приковала последняя статуя, стоящая в самом конце. Та держалась кое-как, сохранив всё, кроме головы, но готовая рухнуть в любой момент. Знакомый облик. Сапоги, плащ… в руке – меч с подозрительно знакомой рукоятью.

Так и есть, догадка подтвердилась. Это… я.

Это-то меня и озадачило. Что за бред?

Это место – из мира Виссариона. И когда я из него уходил, оно точно не было в таком состоянии. Казалось, прошли тысячи лет с тех пор, как я был здесь последний раз…

Либо Туман, либо межмировое перемещение – что-то сильно играло со временем. Я помнил это место ещё живым, цветущим и многолюдным.

Паломники стекались сюда со всего света. Священный город, самое сакральное место во всём мире – огромное святилище, город, воздвигнутый в честь героев, вознесённых молвой до ранга богов.

Учеников Виссариона

Тот, кто пытается убить бессмертного, рано или поздно или гибнет, или достигает огромных высот, что и не снились другим. В попытках прикончить своего учителя, все они совершали те или иные подвиги, славились на весь мир и попадали в анналы истории.

По легендам, после физической смерти они возносились на небеса, становились богами. В этом мире не было иных богов – лишь они. Увы… никто не знал, что на самом деле конец их был немного печальнее.

Сенат.

Пожирающая солнце тварь. Первостихия, ведомая лишь безумием и жаждой разрушения. Сенат нельзя было назвать ничем, кроме как концом эпохи. В каждой мифологии есть такая фигура – если есть боги, то есть и что-то тёмное, хтоническое, чему эти самые боги противостоят.

Что ж, в этой мифологии тварь была реальной.

Виссарион не был бы Виссарионом, если бы дал своим ученикам так просто уйти на тот свет. Он сделал из них нечто безумное, страшное. Собрав всю их мощь, накопленную при жизин, разумы и желания, он слепил… это нечто.

Долгие эпохи именно Сенат был самым главным страхом этого мира. Раз в столетие, иногда в несколько, он, словно великий потоп, накрывал мир и разрушал цивилизации, откатывая развитие на сотни лет назад.

Зачем? Просто побочный эффект, чистая ярость сотни заточённых и искажённых разумов. Виссариону это… не мешало.

Но так уж вышло, что это мешало мне. Один из циклов разрушения приходился на мой девятнадцатый год – как раз на то время, я как раз пытался объединить мир против Виссариона, и наличие Сената было немного не в кассу.

И я запечатал его – в этом городе. Почему я решил заточить Сенат, состоящий из душ погибших учеников Виссариона, именно в огромном алтаре, посвящённом тем самым ученикам?

Честно говоря, не помню. По-моему, это просто показалось мне довольно ироничным.

Я опустил взгляд к подножию монумента. Когда я последний раз был в этом городе, местные только начинали строить эту статую – награду за то, что я отсрочил очередной круг боли и разрушений. Но вот эта надпись на постаменте тогда уже была – я сам оставил её.

«Ступающий во власть Зла, иди вперёд, не сворачивая».

Что ж, возможно, стоит проведать, не сдохла ли тварь за все эти годы.

– Похоже на какое-то предостережение, – Джонни с умным видом ткнул пальцем в надпись на постаменте. – Или пророчество. Или проклятие.

Я хмыкнул. Нет уж, даже хорошо, что ты не понимаешь языка, на котором начертана надпись. Так мне удобнее будет донести до тебя нужную идею.

Это место было моих рук делом, и, конечно же, я знаю, что с ним делать. Надпись, что я оставил, не была ни предостережением, ни пророчеством, ни даже проклятием. Она была скорее… пасхалкой?

Пожалуй, что так.

Глядя на клубившуюся вокруг тьму, я медленно вытягивал из памяти подзабывшиеся детали. Постамент и площадь перед ним были единственным местом в городе, свободным от этой тьмы, а дальше…

Трупов вокруг постамента было с два десятка, и больше половины перед смертью успели принять характерную позу молящегося. Распластавшиеся на земле, они будто до сих пор кланялись чему-то – правда, глядели они при этом не в сторону статуй, а от.

– Похоже, раньше тут было какое-то святое место, – осторожно, держа меч наготове, заметил кто-то из группы. Не уверен, кто именно – я их не различал.

Ну, да, святое. Типа того.

Вот только ещё при моей жизни в мире Виссариона оно… несколько исказило свою суть. Я же говорил, что тысячи, если не десятки тысяч, паломников приходили сюда, чтобы исполнить своё святое служение?

Моя надпись сыграла злую шутку. Не знаю, какому умнику первым пришло в голову принять её как прямую инструкцию, но у паломников появился новый сакральный обычай.

«Пройти Путь Зла, чтобы познать добро».

Фактически, я принёс в тот мир консеквенциализм. Оценивается лишь результат, методы не важны. Чаще всего, мои деяния были связаны с большими разрушениями и потерями – но при этом они неуклонно вели к итоговому благополучию. Избавление мира от Сената тому примером.

Что бы я ни делал, все мои деяния после Сената оправдывались некой благой и великой целью, о которой знаю только я. Это было даже удобно.

Впрочем, я не делал этого специально – я лишь вертелся как мог. Но люди сами сотворили из меня идола, воздвигнув статую и записав в летописи, как вознёсшегося ещё при жизни. Появились секты, последователи. Секты дробились на более мелкие ответвления, вера извращалась… и это только за те последние полтора года, что я здесь пробыл. Чем всё обернулось дальше, я даже представить себе не мог.

Даже с надписью меня поняли неправильно, посчитав, что я оставил некое «наследие» для своих последователей. Для самых верных и неуклонных, готовых следовать моим «путём зла». Вот только они не знали, что в конце пути их ждет… ничего.

Да даже сам путь им не суждено было пройти. До определенного момента ты ещё мог бы вернуться, а затем… обратный билет не принимается.