— Прошу прощения, — я встал из-за стола, натянуто улыбнувшись. — Нужно отлучиться.

Никто из трех человек, подсевших к нам, против не оказался. В конце концов, перед ними сидели глава клана Ротт и наследница Вульфрика Белецкого, а на какого-то безымянного парнишку-ассистента Говарда всем было решительно наплевать. Впрочем, не могу сказать, что меня это сильно обижало. Скорее, наоборот, дарило свободу от пристальных взглядов и попыток раскусить, что у меня на уме, как это сейчас происходило с дядей, например.

Я прошел по проходу в обратную сторону, едва обращая внимание на происходящее по сторонам. Да и поменялось не то чтобы многое — девушек вокруг Остриха каким-то волшебным образом стало еще больше, Платов-старший продолжал есть свои мясные блюда, но теперь, похоже, еще и запивал их каким-то алкоголем… видимо, на радостях от того, что ему сказал Говард. Носатый Гродский рассказывал что-то скучающему Филиппу Ману, пока их помощники молча смотрели друг на друга, и лишь глава клана Флейнсов продолжал сидеть в одиночестве, явно не желая ни с кем вести беседы.

Его можно было понять.

Я прошелся по коридору между вагонами и с опаской приоткрыл дверь, ведущую к выходу. К моему облегчению, около двери было пусто. Здесь было так тихо и спокойно, что я решил еще немного постоять в одиночестве, глядя в окно на пролетающие мимо пейзажи. Но не успел я пробыть в помещении один и пары минут, как в него кто-то вошел.

— Трудно выдержать этих идиотов, особенно в первый раз, — Альберт Флейнс, глава клана Флейнсов, поджег коричневую сигариллу и, встав рядом со мной, закурил прямо в поезде. — Полностью тебя понимаю.

Я искоса глянул на него, снова удивившись тому, как странно на нем смотрится полосатый костюм и все эти перстни, и решил ответить на это так нейтрально, как только можно.

— Да… — я наигранно скривился. — Мне просто нездоровится.

Мужчина втянул в себя дым с запахом ванили и закивал.

— Вот как.

Вежливо улыбнувшись ему, я решил, что лучше бы мне вернуться обратно к своему месту, пока Флейнс что-нибудь не заподозрил. Однако, в паре метров от входа в соседний вагон, его голос меня остановил.

— Знаешь, — я услышал, как он выдыхает дым, — твой отец был должен мне денег еще с твоего десятого дня рождения, Марк Ротт.

Человеческая память — очень странная штука. Она с легкостью забывает цвет глаз любимой девушки, день рождения собственной матери или что-нибудь невероятно важное по учебе и работе, однако в то же время досконально помнит, как именно ты сидел на диване, когда впервые увидел первую серию любимого мультсериала по телевизору, как звучит припев песни, что ты последний раз слышал десять лет назад, и сколько бродячих псов жило на улице твоей бабушки.

Со своего десятого дня рождения я помнил совсем немногое. Много людей в костюмах, довольный отец и атмосфера праздника, который, тем не менее, совсем не ощущался моим. Если не считать прикосновение к камню пробуждения, одарившему меня Уроборосом, то следующим воспоминанием, ярко впечатавшимся в мою память, была небольшая игра, которую устроил отец. Тогда он был уверен в том, что мне выпадет боевой атрибут, а потому решил немного разбавить вечер, а заодно немного набить себе кошелек, и объявил ставки на то, что именно мне выпадет.

Нужно ли говорить, что папа прогорел.

Совру, если скажу, что помню среди гостей Альберта Флейнса, однако ничего удивительного в том, что его пригласили на столь важное событие, не было. В конце концов, отец до последнего верил, что из меня выйдет достойный преемник.

Жаль только, что из всех мелких мелочей, которые могли остаться в памяти главы клана Флейнсов в тот вечер, отпечаталось именно моё лицо.

Я не чувствовал в его словах ни угрозы, ни страха. Альберт просто курил свою сигариллу и смотрел в окно, по всей видимости, ожидая от меня хоть какой-нибудь реакции.

— Марк Ротт мертв, — я повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. — Вы обознались.

Флейнс хмыкнул и затянулся.

— Мне слишком много лет, чтобы меня пугали такие серьезные взгляды, молодой человек. Впрочем, я не осуждаю. Даже наоборот, — он едва заметно улыбнулся.

— Вот как?

Очевидно, что если бы он хотел сдать меня, то сделал бы это без предварительных разговор один на один. Но если дело не в этом, то к чему это всё?

Альберт продолжал.

— С последнего совета я всё надеялся, что эти идиоты опомнятся, — он закачал головой. — Но, видимо, уже поздно.

— Мне кажется, что все было решено задолго до этого дня, — я сделал шаг навстречу к Флейнсу.

Делать вид, что я — не я, уже было глупо. Да и, в конце концов, если бы он хотел что-то со мной сделать, то явно бы перед этим не подлавливал меня для разговоров тет-а-тет.

Мужчина покачал головой и улыбнулся, глядя в окно.

— Решения на совете могут меняться в щелчок пальца из-за сущих мелочей… однако сейчас, похоже, не тот случай, — Альберт глянул на почти докуренную сигариллу. — Радует одно — этот хотя бы обещает быть занимательным.

Я нахмурился.

— Да уж. Страна катится к чертям в угоду Белецкому — занимательнее некуда.

— Что я могу сказать, — он отправил окурок в окно аккуратным щелчком пальца, — у всех разное представление о юморе.

Кажется, нам пора, — мужчина указал на дверь. — Не стоит заставлять их ждать.

— Подумают, что мы плетем заговоры? — я ухмыльнулся.

— Да нет, просто невежливо.

Альберт отринул от окна и пропустил меня вперед, к двери в соседний вагон.

Весь наш короткий разговор я ждал какого-то подвоха, однако глава клана Флейнс не сказал и не сделал ничего, что было хотя бы в какой-то мере похоже на угрозу, предложение… или предупреждение, на худой конец. Однако я понимал, что вряд ли бы он вышел ко мне просто затем, чтобы сухо отметить тот факт, что он меня узнал.

Хотел посмотреть на мою реакцию? Или дал понять, что мнения в совете всё же разнятся? В любом случае, предчувствие у меня было хреновое — ведь если впереди всё чисто, значит, тебя обходят с тыла.

Гости пока даже и не думали куда-то идти. В общем и целом, с того момента, как я удалился подышать, ничего не изменилось, разве что состав столиков в очередной раз перемешался, как колода карт, и сами голоса клановских словно стали несколько тише. Видимо, общие безобидные темы для разговоров закончились, вынуждая достопочтенных господ говорить по существу..

Меня это, впрочем, волновало мало. Не оборачиваясь назад, я отправился прямо к нашему столику, подметив, однако, что полное безразличие вначале сменилось на короткие взгляды в мою сторону со стороны каждого клановского, мимо которого я проходил.

Не успел я даже окончательно сформировать у себя в голове опасения насчет перемены в поведении гостей, как эти самые опасения тут же подтвердились. Столик, за которым мы сидели с Элизой и Говардом, был пуст. Захотелось обернуться и начать рыскать глазами по помещению в поисках дяди и моей невесты, однако, я сдержался от того, чтобы так явно показать беспокойство.

Тем не менее, притихшие до этого разговоры и вовсе пропали.

Замерев перед пустым столом, я слегка повернулся вправо — к окну, в отражении которого увидел, как сразу несколько глав кланов поднимаются со своих мест.

В опасной для жизни ситуации человек может повести себя всего лишь тремя способами. Для простоты эти реакции называют «Бей, беги, замри», что, в общем-то, говорит само за себя. Возможно, события последних недель немного сделали меня параноиком, а потому я не мог расценивать происходящее как что-либо иное, нежели прямую угрозу. Стоять на месте вариантом не было, ровно как и бежать — увы, поезд такая же ловушка для меня, как и для клановских. По крайней мере — этот поезд.

В нем не было открытых переходов между вагонами, а потому варианта вывалиться за борт, переломать себе всё, что только можно и спокойно умереть, чтобы через пять минут встать свеженьким, у меня не было.