Повисла пауза. Сказать проще, чем сделать, и, в принципе, Рубан был прав — если я попытаюсь идти напролом, то у меня либо ничего не получится, либо… получится, но так, что лучше не надо — примеры уже были, спасибо, мне хватило на всю жизнь.

Элиза покосилась за окно… и подняла глаза на Рубана.

— А что будет с Люцием, если выстрелить в него из этой штуки?

— Не знаю, не проверял, — Рубан отхлебнул кофе. — Вариантов — море, от «ничего не будет» до «сгорит на месте».

— Но ведь второе, или что-то, близкое ко второму — более вероятно? — продолжала настаивать Элиза.

Рубан пожал плечами.

И именно в этот момент до меня дошло. Щёлкнув пальцами, я уставился на товарищей.

— Эврика!

— Ротт, ты выглядишь так, будто культивировал, культивировал и наконец выкультивировал, — заметил Рубан. — Говори, что ты там придумал.

— Странно, что нам не пришло это в голову раньше, — кивнул я. — Место битвы, линия фронта!..

Рубан впечатлённым не выглядел.

— Думаю, там сейчас мертвейший из мёртвых городов.

— Император был там, когда шла битва!

— Думаешь застать его там? — Рубан задумался. — Едва ли. Что ему делать там сейчас, когда всё закончилось?

— А кто сказал, что всё закончилось? — кажется, Элиза уловила мою мысль. — Думаешь, армия мертвецов просто ушла оттуда? Или, думаешь, республиканцы развернулись и ушли?

— Война продолжается, Рубан, — подтвердил я. — Даже если Император и вернулся в столицу, то ненадолго — дела потребуют его присутствия там если не сегодня, то завтра, образно говоря. А ещё там его охрану в основном составляют мертвецы.

Рубан долго глядел на нас, что-то прикидывая.

— Значит, думаете стрелять из «Гьяллархорна» по мертвецам? — протянул он. — Увы, но он слишком нужен тут.

Я покачал головой.

— Скверна в столице — это серьёзно, но это наименьшая из наших проблем. Скверна уже убила тех, кого убила, и сейчас просто висит тёмным облаком. А вот Император — как и Родион со своей командой — могут заметно усложнить нам жизнь. Если разобраться хотя бы с одним из них, то исцеление столицы станет куда проще.

— Сложно спорить, — кивнула Элиза. — Сам подумай, насколько задача облегчится, если у власти встанет кто-нибудь, не желающий прикончить тебя или Марка.

Рубан вздохнул.

— Вы… мне больно видеть столицу такой. Просто больно. Это мой город, где я родился, где вырос…

— Так сделай то, что нужно для его спасения, — заметил я.

— Сделаю, куда я денусь… — поморщился Рубан. — Просто… я надеялся убрать эту дрянь как можно раньше.

Он опрокинул себе в рот остатки кофе — и встал.

— Вы правы. В столицу нам ехать пока ещё рано, лучше разобраться с Люцием.

— И с Родионом, если попадётся по пути, — кивнула Элиза. — Пусть не жалуется — он сам дал нам в руки это оружие.

Я прикрыл глаза; сам… Не сам, а через них.

Мне всё ещё было тяжело думать о моих родителях как о монстрах… И точно так же было тяжело думать о монстрах как о моих родителях. Эта двойственность была странным чувством; я помнил отца и мать живыми людьми, совершенно не похожими на тех существ, что встретили нас в бункере. Я понимал, кто они такие…

И всё же это были они. Мои родители. Осквернённые, искажённые, совсем другие… они.

Их ведь тоже придётся уничтожить? Ох… лучше думать об этом как о том, что я прерву их страдания.

Выйдя наружу, мы снова погрузились в машину; Рубан завёл мотор и развернулся.

— Нужно немного сдать назад, — пояснил он. — А то нужную дорогу мы проехали.

Вокруг стоял поздний вечер, практически ночь. И, кажется, провести эту ночь нам предстояло в дороге. Я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Нужно раздобыть где-нибудь работающий телефон с интернетом, — сонно и сыто пробормотал я. — Просто для того, чтобы быть в курсе происходящего, например, знать, где Люций или что происходит в стране.

— И в Альянсе, — кивнула Элиза.

— Скажи спасибо своим дружкам-республиканцам, что даже не подумали вернуть нам телефоны, — пробормотал Рубан, снова привычно мрачнея. — Ладно, раздобудем что-нибудь.

Машина снова набрала скорость и заскользила по тёмной трассе.

Где-то за сотни километров оттуда, в старом заброшенном санатории, злобно выругался Родион.

— Что за… — старик пристально глядел на экран ноутбука, на красную точку на карте, которая — вдруг! — начала ехать совсем не туда, куда надо. — Как долго ещё ты будешь ломать мои планы, Марк?

Это уже начинало крупно раздражать… Впрочем, варианты ещё оставались, и, видимо, сейчас было самое время для того, чтобы сесть и всё обдумать.

Чем пахнет война?

Кто-нибудь романтичный обязательно вспомнит о пресловутом пороховом дыме или «запахе напалма поутру». Другой, реалист — тот скажет о крови. Гарь, машинное масло, кожа, пот — все они тоже найдут своё место в этой конструкции.

Я же скажу так: война не пахнет. Она воняет и смердит, как издохшая собака, чей труп отброшен на обочину проезжающей машиной.

Почему я заговорил именно о запахе? Всё просто: его мы почувствовали гораздо раньше, чем смогли увидеть что-нибудь. Запах тухлятины, мертвечины, стоял вокруг на многие километры.

— Ну, вот и приехали, — прокомментировал Рубан, закрывая окна в машине и включая кондиционер. — Готовьтесь, дальше вонять будет только сильнее.

Элиза, и без того сидящая с зажатым носом, округлила глаза.

— Люций поднял здесь уйму мертвецов, — хмыкнул агент, следя за дорогой. — Наших и республиканцев. Где они, по-вашему? Их никто не уводил отсюда. И уж конечно, никто не закапывал. Они остались тут, и гниют на ходу.

Я покосился за окно, но орд живых мертвецов там не увидел. Пустынная дорога, выжженные деревья по краям — следствие разлившейся скверны, почти как в столице, только радиусом поменьше.

— На каком моменте они вообще умирают насовсем? — пробормотал я. — Что будет, если отрубить им голову или, допустим, сжечь? Они исчезнут, или останется прах, наделённый сознанием, страдающий вечно?..

— Ну у тебя и вопросики, Ротт, — вздохнул Рубан. — Чёрт его знает, на самом деле. Никто не изучал этого и не ставил экспериментов — по крайней мере, явно, а что там творится в подвалах у КОБР или азиатов, я не знаю.

— Пообещайте мне… — Элиза поглядела на нас, разжав нос. — Пообещайте, что если я умру и стану осквернённой, вы уничтожите во мне скверну. Прекратите это…

— Да, было бы неплохо, — задумчиво кивнул Рубан. — Тебе, Марк, это не грозит… а вот если мне повезёт сдохнуть тут, то я бы тоже не отказался от вечного покоя.

Да уж, унылый чёрный пейзаж на окном, да ещё и этот тошнотворный запах гниющей падали — всё это действительно навевало именно такое мысли.

— Давайте не будем сразу писать завещания, — помотал я головой, пытаясь вырулить в какое-нибудь более жизнерадостное русло. — Может, до этого и не дойдёт…

— Может, — согласился Рубан. — Я тоже не собираюсь пока на тот свет, и очень надеюсь всё-таки дожить до пенсии, выйти в отставку и поселиться где-нибудь на средиземноморском побережье, в домике, увитом диким виноградом. Но если — если! — существует такой шанс, Ротт, что до дикого винограда я не доживу, то лучше заранее всё предусмотреть.

Спустя двадцать минут езды запах мертвечины, с одной стороны, заметно усилился, но с другой — мы притерпелись к нему. Конечно, окна мы всё ещё не открывали, да и выходить из машины лишний раз не рисковали, но разговаривали спокойно, не зажимая нос.

К тухлятине отчётливо примешивался запах дыма: по всей видимости, что-то горело. Может, кто-то пытался сжечь мертвецов, а может, хотел перебить таким образом их вонь. Это точно был не дым от военных действий: те закончились несколько дней назад, и вряд ли что-то могло пылать до сих пор.

На горизонте тихо занимался рассвет, и солнце было даже не багрово-кровавым: скверна, содержавшаяся в воздухе, «всего лишь» делала его немного тусклее обычного, из-за чего здесь будто стояли вечные сумерки. Но уже было достаточно светло, чтобы рассмотреть на горизонте то, что когда-то было приграничным городом: дома, столбы. Ехать дотуда было буквально минут пять.