Сознание возвращалось медленно, нехотя. В этот раз я отрубился начисто, без видений — или же я забыл их. Открыв глаза, я медленно обозрел небольшую камеру. Рубан и Элиза сидели напротив, скрестив глаза и мрачно глядя на меня.

— Наигрался в супергероя? — кивнул Рубан. — Если бы ты не спёр мой пистолет…

—…то у тебя всё равно бы ничего не вышло, — заключил я, вставая и потирая саднящую голову. — Сам видел — этот Иван что кукла вуду, ему сложно нанести какое-то ранение.

— Давай я сам буду в следующий раз решать, что у меня вышло бы, а что нет, — пожал плечами Рубан. — Если, конечно, у нас теперь будет этот следующий раз — после твоих выкрутасов.

Я с лёгким стоном сел прямо. Камера была крохотной — три на три метра максимум. Окон не было, свет давала единственная тусклая лампочка на потолке, а дверь была массивной и металлической. Попали, блин. Впрочем… были ли у нас варианты? По тому, как быстро нас нашли…

Грохнул замок; мы все повернули голову в ту сторону. Дверь открылась, и на пороге появился человек лет тридцати в гражданском.

— Марк Ротт? — поглядел он на меня. — На выход.

Я посмотрел на Рубана, на Элизу, затем на вошедшего.

Э… ладно? Во всяком случае, это лучше, чем сидеть здесь. Может быть, найду какой-нибудь способ всем помочь. Может, сбегу и доберусь до Тины со Львом Дюбуа.

Кстати, о них. Внутри меня шевельнулась тревога. Если два КОБРовца выбрались… то что с ними? Не могли ли они прикончить эту парочку, уходя?

Конвоир вывел меня по ступенькам наверх; похоже, мы сидели в каком-то подвале.

— Сюда, — он подтолкнул меня к кабинету.

Что ж, допрос начался. Я шагнул к двери и распахнул её.

— Проходи, Марк, проходи, — улыбнулся Укольцев, глядя на меня.

…чёрт, и тут они.

Захлопнув за собой дверь, я без приглашения плюхнулся на стул и обвёл глазами всех троих людей в помещении. Кроме Карлова с Укольцевым, здесь был ещё один тип — пожилой, за шестьдесят, лысый, как коленка, зато с капитанскими седыми усами. Все трое были в гражданском — видимо, КОБР не спешил сообщать жителям и гостям Морбрега о себе.

— И на что вы надеетесь? — бросил я. — Что я буду работать на вас или с вами — после того, что вы сделали? Серьёзно?

— А что, собственно, такое мы сделали? — пожал плечами Карлов. — Мы выполняли свою работу. Будь уверен, Рубан или Тина Шраут — не говоря уже про её деда — сделали бы то же самое, не задумываясь.

— Может быть, — я оставался равнодушен и непоколебим. — Вы делали то, что сочли нужным — убили кучу народу, попытались убить моих друзей, использовали Элизу и Сару и едва не заперли меня в бункере без еды на невесть какой срок. Отлично, молодцы. Знаете устав. Но вот завербовать меня у вас после этого вряд ли получится.

Укольцев хмыкнул.

— Не говори «гоп», пока не перескочишь, Марк. Один раз мы совершили ошибку — понадеялись на то, что после пары недель взаперти ты станешь сговорчивей. Недооценили тебя, правда. Но теперь… Рубан и Элиза всё ещё там, внизу, и остальные твои приятели тоже уже схвачены.

— Блеф, — сходу определил я.

— С чего ты решил? — даже обиделся, казалось, Укольцев.

— С того же, с чего ты понял, что я блефую там, на берегу, — заметил я. — Будь они у вас в руках — вы бы показали их мне, а не рассказали на словах. Для наглядности, чтобы быстрее соглашался.

— Довольно, — лысый старик тряхнул усами и привстал, глядя прямо на меня. — Карлов. Укольцев. Выйдите.

— Эээ… простите? — не поняли агенты.

— Вон, — он указал пальцем на дверь. — Хватит церемоний. Я поясню всё молодому человеку сам, один на один…

— При всём уважении, полковник, — возразил Карлов, — это наше дело, и у нас есть чёткие инструкции, как его вести…

— Вы уже провалили дело, когда позволили связать себя в бункере, — поморщился полковник. — И когда дали похитить нашего агента. Теперь предоставьте это мне.

Я лениво смотрел на всё это — во всяком случае, так это выглядело внешне. На самом же деле, я думал, и думал лихорадочно.

Первое: что республиканцам нужно от меня? Конечно, если сейчас я скажу «да», они нагородят мне кучу всего, но где гарантии, что мне скажут правду? Если я соглашусь работать на них — кому это навредит?

Второе: что я могу им возразить? При всём при том, Рубан и Элиза действительно у них. Даже если остальные на свободе — мы не можем штурмовать их подвалы. Или… можем?

Включить «сдвиг», сорвать с петель эту дверь. Что-то подсказывало мне, что я смогу это сделать. Стрелять в меня они не посмеют, знают, что тогда случится… Могут попасть в Рубана и Элизу — но те, в конце концов, тоже не беззащитны…

Решено.

Сдвиг.

Я собрался, прикрыл глаза, активируя навык…

И ничего не произошло. Ну, кроме того, что на столе у полковника что-то запищало.

— Ха, — уничижительно фыркнул он. — Серьёзно, господин Ротт?

— Что? — я поднял на него глаза.

— Здание изолировано, — заметил он. — От любых навыков. Только старое доброе оружие. А теперь — вы двое вон, а мы с вами поговорим, кому вы будете подчиняться и какие у вас гарантии…

В дверь решительно и громко постучали. Снова. Карлов с Укольцевым уже встали, но не успели дойти до неё; полковник поглядел на дверь с удивлением — кажется, он никого не ждал.

А затем дверь распахнулась.

— Вы? — пропыхтел полковник, привставая над столом. Его локти растопырились в сторону, делая его больше — примерно так расправляет капюшон над своей жертвой кобра, одновременно поднимаясь вверх; даже усы полковника сейчас, казалось, зашевелились, тоже по-своему угрожая.

— Я, — согласился Иван, заходя в кабинет.

— У меня тут допрос, а не проходной двор… — вскипел офицер.

— Ага, — не удержался я. — Меня допрашивают. А у тебя что-то срочное, или подождёшь, пока мне вырвут ногти?

— С удовольствием дождался бы этого момента, — пожал плечами Иван, — но — да, срочное. Полковник — вас к телефону.

С этими словами он протянул ему смартфон.

Шагом разъярённого кавалериста полковник вышел из-за стола (при этом оказавшись в рост где-то по плечи Карлову и Укольцеву) и, грозно впечатывая ботинки в красный ковёр на полу, прошествовал к Ивану. Трубку он у него из рук вырывал таким движением, каким берут подписанный документ о капитуляции у побеждённого врага или изымают у преступника неопровержимое доказательство его вины. Казалось, он весь — Власть, и сейчас только он решает здесь, кому жить, а кому — умереть.

— Да! — прокаркал он в трубку, прижимая её к уху слишком сильно, как будто хотел раздавить. — Да, это я, а кто…

А затем — как по щелчку тумблера — всё кончилось. Как будто Власть превратилась в Услужливость, мелкую и лебезящую.

— Да, — сообщил полковник уже совсем другим тоном. — Да-да. Конечно.

Он моментально вытянулся в струнку; свободная рука была также прижата к боку в идеально ровном положении. Странно, учитывая, что собеседник его не видел — но, похоже, сказывалась многолетняя армейская привычка.

— Вас понял, — кивнул он. Карлов и Укольцев, всё ещё стоящие у дверей, но так и не покинувшие его кабинет, переглянулись. Ха!.. Интересно было бы посмотреть на них в такой ситуации. После попытки убить моих друзей и запереть меня в Арке я не испытывал к ним никакой симпатии, но… отчего-то мне казалось, что они — полевые агенты, повидавшие всякого, а не штабные офицеры на тёплом (в буквальном смысле слова) местечке — повели бы себя достойнее.

— Конечно, — продолжал, тем временем, полковник, чьи усы поникли и теперь покорно смотрели вниз. — Я всё обеспечу, господин Сато. Как скажете.

Господин Сато? Я глянул на Ивана, но тот лишь загадочно улыбался. Что он успел устроить за это время, что мы сидели в подвале? И… неужели он всё-таки на нашей стороне?

Наконец, полковник кивнул в последний раз — и с видом потрясённого страдальца, потерявшего веру в человечество, протянул телефон обратно Ивану.