Следующая история воспламенила меня еще сильнее. Это было фото, на котором Август стоит одной ногой на квадроцикле с шлемом в руке и c самодовольной улыбкой смотрит в камеру. Чуть позади него стоял квадроцикл Элизы. Девушка привстала над сиденьем и обеими руками схватилась за руль, ровно держа спину. Однако, разозлило меня не столько это, сколько подпись наложенная прямо на фотографию.

«Пока одни лентяи валяются на койке, другие берут от жизни все».

А нахер сходить не хочешь? Я сжал зубы.

Честно признаться, я не думал, что следующая история, выложенная считанные минуты назад, будет способна разозлить меня еще сильнее, однако, боги, как я ошибался.

Снова видео, снова природа. На заднем фоне припаркованы квадроциклы. Август, рядом стоит Элиза, что немного озадаченно смотрит по сторонам. Пять человек выталкивают ближе к камере шестого, невзрачного парнишку в серой толстовке, простых джинсах и кедах. Толпа начинает петь песню «С Днем рождения». Август и Элиза поют вместе со всеми и хлопают в ладоши.

Видео заканчивается. И показывается сразу следующая история в формате фото с подписью.

В кадре находятся трое: тот парниша, а перед ним Август, что приобнимает отвлекшуюся на что-то в стороне Элизу.

Подпись: «я никогда не забываю поздравить своих слуг с днем рождения х)»

Я, наверное, минуты две сидел и просто пялился в одну точку. В груди клокотал гнев. Я разрывался между желанием разбить телефон о стену и тем, чтобы написать кому-нибудь что-нибудь крайне язвительное. Даже знаю кому — Августу.

В порыве гнева я закрыл истории и перешел в его личные сообщения. Написал короткое: «Тварь».

Ответа не пришлось долго ждать, уже спустя секунды три он отправил мне глумливый смайлик.

Я чуть было не начать что-то строчить, но внезапно замер, осознав, что кроме прямых оскорблений, мне толком в голову ничего не лезет. Так нельзя. Это не просто тупо, это жалко.

Я вышел из диалога с ним. Забанил его. Перешел в свой список диалогов. Увидел, что Элиза до сих пор еще что-то мне печатает. Забанил ее.

Вот, после этого можно и телефон об стенку разбить. Мощно, вдребезги, так, чтоб стену пробить.

Руки загорелись черным. Плевать. Я в тот момент уже замахнулся и что было силы всадил телефоном прямо в плазму. Вслед за громким звоном, черное зеркало экрана покрылось белой паутинкой из трещин почти до самых краев, прямо в центре телевизора торчало то, что осталось от моего телефона. Он прошел сквозь плазму как нож и застрял в стене за ней, что было заметно даже с моей кровати.

Злобно бормоча себе под нос ругательства, я покосился на подскочившего от неожиданности Джонни-младшего, что подозрительно покосился на меня.

— Что-то случилось, шеф? — он то и дело смотрел то на меня, то на плазму.

— Типа того, — я удивленно смотрел на свои запястья — их покрывали острые, рваные линии, накладывающиеся друг на друга в хаотическом порядке. Прямо как у мамы, когда она злилась.

Я еще некоторое время просто сидел, тяжело дыша. Пытался успокоиться. Получалось плохо. Я перевел взгляд на Джони младшего. Мне нужно было выговориться.

— Слушай, — он удивленно приподнял бровь, не ожидая, что после такой выходки я решу с ним о чем-то поговорить, — Хочу кое-что спросить.

Он оглянулся на разбитую плазму, а затем на меня, после чего присел обратно на свой стул.

— Спрашивайте. Но я сразу скажу, что в ваших клановских делах черт ногу сломит, так что я тут не большой советчик.

— Да я не об этом. — я сделал паузу, подбирая слова, — Что делать, когда ты столкнулся с проблемой и не знаешь, как ее решить? Даже не так, ты не можешь ее решить.

Охранник склонил голову влево, вспоминая что-то, а затем снова посмотрел на меня.

— Когда я был как Вы, может помладше, такой же потерянный ходил, — он снова глянул на телевизор, — Да это сразу видно, не серчайте. И отец мне тогда одну вещь сказал… да, бывают ситуации, в которых ты ничего не можешь изменить, но нет такой ситуации, в которой ты не можешь изменить себя. Я не сразу понял о чем он и пожалел… а тебе советую понять это поскорее, ага?

— Спасибо, — я кивнул и выдохнул. Ну хоть что-то.

Однако, Джонни на этом не остановился.

— А ему это, кстати, дед мой сказал. Джонни-старший, ну, то есть как, батяня тоже Джонни-старший, но… — за этим последовала десятиминутная тирада повествующая о весьма обширном семейном древе Джонни Кравцев, среди которых, кстати, все-таки втиснулся один Давид (надо полагать, в семье его недолюбливали).

Дальше я его не особо слушал. Хотя, болтливый настрой Джонни помог мне немного успокоиться.

Не смотря на глубокую ночь, сна не было ни в одном глазу. Да и физически я ощущал себя хорошо. Слишком хорошо, как для того, кто всего шесть дней назад чуть не умер, если подумать. Ноги слегка зудели, левый глаз тоже. Но в остальном — я ощущал себя прекрасно.

Изменить себя… Окей, Марк, что ты можешь сделать сейчас? Вот прямо сейчас. Для начала, наконец, разобраться с тем, что ты вообще можешь. Сколько ты уже тянул кота за яйца? Может хватит?

Во-первых. Скверна.

Если скверна всё таки во мне, то это объясняет произошедшее с моими навыками… возможно благодаря ей я не умер после того укола. Или… всё же умер?

Раз всё, что сдерживает энергию — это мой атрибут, логично, что после смерти его действие прекращает быть активным. Правда в таком раскладе скверна должна была бы расползтись по всей округе и эта больница превратилась бы в филиал Ада на земле… вот только если бы рядом не было ничего, что притягивало бы её к себе. Чего-то вроде магической печати, создающей из человека сосуд, поглощающий в себя всю скверну, которая уже в свою очередь не может допустить того, чтобы сосуд погиб так просто.

И в тот самый момент, когда скверна начинает восстанавливать моё тело, воскрешать, если угодно, Уроборос снова становится активным и не позволяет ей взять меня полностью под контроль. Получается замкнутый круг, где я позволяю жить искаженной энергии, а она — мне. Черт подери, в каком-то смысле я превратился в ходячий научный экспонат инь-ян этого мира. Конечно, я не могу быть уверенным в этом до конца. Но если я прав… то во-первых, я сам не заметил, как умер, что уже звучит как хорошая история для вечеринок, а во-вторых, это объясняет поведение моих навыков. Они исказились, как и все, чего касается скверна.

Мне не казалось, что я здоров. После того, как скверна меня восстановила, я и был здоров. Рука нащупала повязку на глазу, я резко сорвал её и бросил в сторону, под ошеломленным взглядом Джонни-младшего. Даже к тусклому ночному свету в палате глазу пришлось еще какое-то время привыкать, однако он был совершенно целым… я даже почти решился на то, чтобы потыкать в него пальцем, но отбросил эту идею.

— Т-ты что делаешь? — Джонни заметил, что мой глаз был в полном порядке, но не мог понять, что ему делать в сложившейся ситуации.

— Меняю себя. — я улыбнулся.

Я присел на кровати и сорвал с ног одеяло. Те были запечатаны белым гипсом, который я начал было пытаться отодрать голыми руками. Гипс крошился, но не более того.

В этот момент Джонни подорвался с места, чтобы остановить меня, но я выдвинул руку перед собой.

— Стой.

— Н-но что вы творите?

— Фридрих тебе доверяет, а значит, и я тебе доверяю. Поэтому сейчас просто вернись на место и не мешай мне, тебе за это ничего не будет.

Он хотел воспротивиться мне, но я злобно вздохнул и посмотрел прямо ему в глаза.

— Это приказ.

Лысый охранник покачал головой, кивнул и попятился обратно на свой стул, пристально наблюдая за тем, что произойдет дальше.

Мой взгляд зацепился за продырявленный телевизор. Я посмотрел на причудливые линии у себя на руках — судя по всему, это был результат работы одного из тех проклятий, возможность использовать которые досталась мне от мамы.

Разумеется, я не тренировал их и никак не использовал ранее, так как довольно странно проклинать самого себя. Но теорию я в какой-то мере знаю.