Он наклонился ко мне, виновато посмотрел прямо в лицо и похлопал по плечу. После чего отошел к тому месту, где в церквях обычно располагается алтарь.

Теперь же вместо него на пьедестале, немного под углом, вертикально стоял широкий каменный саркофаг. В таком легко уместилось бы двое. Я изобразил некое подобие ухмылки. Ну конечно.

Старик встал над саркофагом и, положив на него свою руку, о чем-то задумался. Он покачал головой и замешкавшись, опустил вторую руку на крышку.

Руки Родиона загорелись фиолетовым свечением, которое стремительно перекинулось на весь саркофаг. Он отошел на пару шагов назад и окинул каменный ящик взглядом. Медленно кивнув, старик развернулся и зашагал ко мне.

Я попытался поднять руки, но он словно не заметил этого и уже привычным движением потащил меня по полу.

Спустя мгновение меня бросили у подножья саркофага, как мешок с картошкой, а еще через секунду на землю с жутким грохотом упала дебелая каменная плита — крышка саркофага.

Внутри было два тела окутанных белой ткань с ног до шеи. Честно говоря было сложно сразу сказать где мертвец, а где сын Родиона, запечатанный, чтобы сдерживать силу первого. Оба выглядели как не до конца высохшие мумии, однако во лбу одного из них, иссохшего длинноволосого блондина, виднелось четкое круглое отверстие словно от пули, которое видимо и стало причиной смерти.

Родион коснулся голов обоих мужчин и знакомое фиолетовое свечение потекло по его рукам. Вскоре глаза у обитателей склепа загорелись таким же фиолетовым огнем. Родион скривил болезненную гримасу и упал на колено, но вскоре с трудом поднялся и надавил на их черепа еще сильнее.

Внезапно что-то изменилось в самой атмосфере вокруг этого места. Я ощутил это еще до того, как произошли какие-то значительные изменения. Однако и они не заставили себя ждать. Искаженная энергия была распечатана и в тот же миг вырвалась на волю, сотрясая церковь и, должны быть, другие здания в округе. Сначала все выглядело как простое землетрясение, с потолка церкви посыпались обильные тучи пыли, тела в склепе начали дрожать, а стоящему на одном колене Родиону приходилось удерживать равновесие, вдобавок к работе по высвобождению энергии из своего сына.

Однако на дрожи в земле энергия не успокоилась. Серое небо, что просвечивалось через церковные ставни вдруг сменилось тьмой, но не такой, как та, что повисает ночью. Небо окрасилось в куда более темный, даже черный цвет. Смерть в такой обстановке была практически осязаемым понятием. Я стиснул зубы и снова глянул на алтарь.

Правое из тел начало шевелиться и свечение пропало из его глаз. Парень очнулся и в дрожи начал хватать воздух ртом. Старик аккуратно взял его на руки, поднял и осторожно положил на крышку склепа.

— Подожди-подожди, еще немного осталось… ну-ну… — он принялся успокаивать не осознающего реальность парня. Тот никак не реагировал на отца и лишь резко дергался, словно кукла.

Родион встал и резко подошел ко мне. Он поднял меня на руки и уложил туда, где бог знает сколько лет мучался его сын. Я с ужасом наблюдал, как фиолетовый цвет поднимается от его предплечий к ладоням, одна из которых теперь держала меня за голову. Когда же искаженная энергия, передатчиком которой между мной и трупом этого пробужденного служил Родион, добралась до моего лба, каждую клеточку моего тела словно ударило током.

Во мне циркулировала сила, однако я твердо ощущал, что она не принадлежала мне в полной мере. Словно крыса в горящем подвале, она пыталась выбраться из меня, рвалась на волю, пробивая себе дорогу через тюремные стены, которыми служило моё тело.

Мучения, которые испытывает запечатанный, нельзя сравнить ни с каким иным видом боли ровно в той же мере, в которой нельзя сравнить теплое с мягким. Безусловно, ощущения от поломанных костей, ссадин и порезов нельзя отнести к хоть сколько-нибудь приятным, однако искаженная энергия… она выворачивает наизнанку, крошит и терзает не тело. Она беснуется внутри тебя, оскверняя душу и искажая всё то живое, что в ней осталось.

Искаженная энергия, которая сейчас пыталась разорвать меня, столкнулась с определенными сложностями. Вначале я чувствовал, как она постепенно вливается и овладевает моим искореженным телом, словно по какой-то мерке, одним непрерывным потоком. Однако в какой-то момент что-то изменилось.

Родион вновь упал на колено, но в этот раз не смог подняться так быстро. Весь процесс приносил ему заметные страдания, лицо старика скривилось в жуткой гримасе, руки дрожали, а из ушей потекла кровь.

Здание принялось дрожать еще пуще прежнего, и вкупе с полнейшей тьмой опустившейся на все вокруг, происходящее можно было принять за конец света, развернувшийся прямо у нас под ногами.

Стабильный поток скверны вгрызающейся в новый сосуд в виде меня, теперь стал резким и несколько дерганым. Новые порции энергии словно не могли ужиться с теми, что уже успели влиться и теперь безумно сталкивались друг с другом.

Энергия словно… пожирала саму себя? Мои руки начали переливаться всеми возможными цветами, все известные мне ауры активировались и деактивировались практически одновременно, узоры накладывались друг на друга, но… самое важное — боль ушла.

Здание перестало дрожать, а тьма, что секунду назад так плотно затянула церковные окна вмиг сменилась привычным серым небом.

Я ощутил себя так, словно во мне открылось второе дыхание, однако вместе с тем, дыхание это было словно чужим и каким-то неправильным. Многочисленные цвета от примененных аур сменились одним — фиолетовым. Но если энергия в руках старика была скорее сиреневой, мой оттенок был куда темнее, практически вельветовым.

— Так не должно быть… — на лице старика читалось смятение. Он оглянулся по сторонам и убедился в том, что выброс искаженной энергии прекратился. — Ты…

Он хотел что-то сказать мне, но в эту секунды за спиной Родиона засопел его лежащий на каменной плите сын, к которому тот сразу и поспешил. Парень был явно не в себе, он тяжело дышал, его костлявые конечности стучали по полу, а гортань издавала животные звуки.

Старик склонился над ним и всхлипывая принялся лечить.

Примерно в этот момент в здание вбежала ранее оставшаяся снаружи Рита. Она прошла через высокий главный вход и оглянулась по сторонам. Женщина выглядела так, будто постарела лет на десять, а покрасневшие глаза давали понять, что все произошедшее далось ей очень непросто.

Спустя мгновение она заметила Родиона со своим сыном и поспешила подняться вверх к алтарю. Окинув меня виноватым взглядом, Рита обошла своего мужа и и бросилась на колени к своему дитю. Она начала целовать и гладить того по голове, говорить о том, что все позади и мама рядом… однако парню было все равно.

Родион начал заметно злиться, лечение не действовало. Он смотрел на своего сына и, видимо, понимал, что как сильно он бы того не любил, сейчас перед ним лишь блеклая полуживая копия того парня, которого он когда-то запечатал в этот самый склеп своими руками.

Бывший сосуд начал дергаться еще больше, мешая попыткам Родиона себя восстановить. Рита принялась наивно успокаивать его, а её муж применил ту самую силу оранжевого цвета с помощью которой сломал доски на заборе и ноги на мне. Он крепко, почти с ненавистью вжал сына в пол, похоже, сам не зная, что собирается сделать.

Сын принялся выть, как собака, которой наступили на хвост, что только сильнее взбесило его отца.

Рита с ужасом посмотрела на старика и начала бить его по плечам. Осознав, что хватка Родиона от этого никак не ослабевает, она принялась умолять его отпустить сына и попыталась закрыть его своим телом.

Мужчина посмотрел на неё и в порыве гнева наотмашь ударил левой рукой. Усиленный удар откинул Риту на несколько метров, словно она была не тяжелее какого-нибудь небольшого кофейного столика.

Старуха упала на ступеньки, ведущие к алтарю и больше не поднималась.

Полумертвый сын все никак не прекращал выть, но по мере того как отец вдавливал его в пол, вой стал больше походить на хрип.