Единственное, что меня тревожило, так это невозможность как следует его допросить. Пусть мы и раскрыли Ворона, нас это ровным счётом ни к чему ни привело. Мы по-прежнему ничего не знали о целях «птичек», их планах или составе. На свободе оставались ещё как минимум двое заговорщиков, Воробей и Пересмешник.

Последний меня особенно беспокоил. Если с Воробьём я уже несколько раз сталкивался и имел какие-то представления о его боевых способностях и даже характере, то вот о Пересмешнике мне ничего не было известно. Всё, что я знал о нём — это что он существует. На этом мои сведения, по сути, и заканчивались…

— От резиденции Борзовых хоть что-то уцелело?

— Нет, господин. Взрыв оказался слишком сильным. Он уничтожил всё здание от подвала до крыши. Конечно, гвардейцы и жандармы проводят поиски и пытаются найти какие-то улики. Но, если вы хотите знать моё мнение, мне кажется, что они ничего не найдут. — Произнёс Альфред.

В подобных вещах я своему камердинеру доверял. О его прошлом я по-прежнему знал не так уж и много, но был уверен, что в вопросах расследования и взаимодействия с государственными органами он разбирается куда лучше, чем я.

— И правильно кажется! — Совсем рядом прогремел низкий голос. — Мои ребята всё до последнего кирпичика перебрали. Запрещёнки нашли будь здоров. Артефакты из реестра особо опасных, токсичные зелья, книги по обучению запрещённым семейным техникам… Одним словом, ничего особенного. Такого добра у каждого крупного Рода хоть задницей кушай! А вот доказательств подготовки мятежа никаких. И вот это, ребятки, меня особо тревожит…

Я повернулся, скривившись от боли в повреждённой шее. У дверей, оперевшись спиной о стену, стоял Шарапов. Его волосы были растрёпаны, а под глазами залегли внушительные мешки. Сразу видно, что человек давно нормально не спал. А, возможно, и вообще не отдыхал.

Что хуже всего — я совершенно не почувствовал, как он вошёл в палату. А ведь с чувствительностью у меня всё в полном порядке!

— Надо же, какой неожиданный визит…

— Ну конечно, неожиданный! Сам же наверняка догадывался, что без моего внимания подобные вещи в Питере не обходятся. Да и в стране тоже… — Глава Императорской гвардии фыркнул и, поставив стоящий у изголовья моей кровати стул спинкой вперёд, уселся, широко расставив ноги. — Ох и наворотили ж вы, Марк Максимиллианович, делов…

— Только не пытайтесь повесить всё на меня! О том, что Пётр — Ворон, я даже не догадывался до того, как мы оказались в особняке Борзовых…

— А в этом я тебя обвинять и не собираюсь. За это наоборот, можно сказать даже, что благодарен. У меня на него ни одного агентурного доноса не было. Так что для меня это тоже сюрприз. — Шарапов говорил спокойно, но без агрессии. Кажется, и в самом деле был мне благодарен. — А вот с Воробьём ты, Оскуритов, знатно прокололся. Догадываешься, в чём?

Разговаривать с Шараповым не хотелось. Слишком уж противоречиво всё выглядело. Но деться от него было некуда. Если не расскажу сам, то он найдёт способ вытащить информацию силой. С него станется…

— В том, что не сообщил вам о предполагаемой встрече…

— Ну надо же, и сам в курсе, даже напоминать не пришлось… — Шарапов зло усмехнулся. — А какого хрена ты, Оскурит, ничего мне не сообщил⁈ И не смей врать, что сам ничего не знал! Мне прекрасно известно о проведённой тобой подготовке. Камердинер твой и Алина Ветрова молчат как партизаны, а вот дружки Борзова всё выдали. Если бы ты мне всё заранее сообщил, то у нас сейчас был бы не один мёртвый заговорщик, а, возможно, двое живых и готовых говорить!!! Так что это исключительно твоя вина. Слышишь⁈ А за такое можно и лет двадцать каторги получить, а то и нож под рёбра… Эй, ты чего творишь⁈

Он бы и дальше продолжил на меня орать, если бы смирно стоявший в стороне до настоящего времени Альфред не пришёл в движение. Он как-то неуловимо сдвинулся в сторону и, не делая ни единого лишнего шага, легко и буднично набросил на шею Шарапова свою излюбленную металлическую удавку.

— Вы подняли голос на моего господина, Светлейшего князя, — сообщил он схватившемуся за удавку и безуспешно пытающемуся оттянуть её от шеи Шарапову. — И это огромная ошибка. Я не посмотрю на то, кто вы. Граф вы, уважаемый человек или руководитель Императорской гвардии. Никто, слышите, никто не имеет право повышать голос на моего господина. И тем более его оскорблять!

Ситуация была, мягко говоря, нетипичная. Мой камердинер вступил в бой не абы с кем, а с одним из самых могущественных людей в Империи. Такого я от него, конечно, не ожидал. Но это уже происходило, а, значит, времени на раздумья у меня не было.

Двигаться мне по-прежнему было сложно, так что о том, чтобы физически вступить в бой, и речи не шло. Но вот Дар я мог применять спокойно. Им я и воспользовался.

Никакой серьёзной техники я использовать не стал. Только направил чистый поток энергии, отбрасывая Альфреда и Шарапова в сторону. Это должно было охладить их пыл.

Но их бой стал развиваться по совершенно непредсказуемой для меня траектории.

По своему опыту я знал, что у Альфреда поистине железная хватка, вырваться из которой практически невозможно. Но Шарапов, несмотря на грузное телосложение, ловко, под нечеловеческим углом, изогнулся и выскочил из удушающих объятий удавки. А затем, всё также быстро, сжал ладонь на горле моего камердинера.

При этом, пусть скорость у него была нечеловеческая, ни малейшего выплеска силы я не ощутил. Он как будто и не использовал никаких усилений, полагаясь исключительно на собственные рефлексы и способности. За время, проведённое в этом мире, я успел многое повидать. Но с подобным встречался в первый раз!

Стоило его пальцам сомкнуться на горле Альфреда, как камердинер захрипел. И это были не обычные звуки, которые издаёт задыхающийся человек. От его шеи валил пар, как будто пальцы Шарапова были горячими и просто плавили его кожу…

Оставаться в стороне я не мог и, активировав Камень разрушения, выстрелил в главу гвардии. Удар был сравнительно несильный, всё-таки убивать я его не собирался. Но и совсем маломощным его назвать было нельзя. Даже сильному Одарённому досталось бы будь здоров!

Но только не Шарапову. Единственное, чего мне удалось добиться — это привлечь его внимание.

— О, Марк, а я всё ждал, когда же вы используете эти замечательные камушки. Чудное оружие! Его бы моим парням раздать, таких бы дел наворотили… — Он говорил легко, совсем не задыхаясь, как будто секунду назад не был в гуще сражения. Злобы в голосе тоже не наблюдалось. Наоборот, он звучал даже мягче обычного. — Господа, я всё понимаю. Вы на эмоциях. Хотите показать, что вы сильны и с вами стоит считаться. Но сейчас эта демонстрация силы была бессмысленна. Если не забыли, мы с вами на одной стороне.

Мы с Альфредом переглянулись. Камердинер тяжело дышал и был бледнее обычного. Чтобы не упасть, он был вынужден опираться о стену. На шее виднелся свежий ожог в форме ладони. Этот бой тяжело ему дался.

Что хуже всего, Шарапов был прав. Он не имел смысла. Альфред пытался меня защитить, но реальной потребности в этом не было. В результате мы не только начали бой против влиятельнейшего аристократа Империи, но и к тому же с позором его проиграли.

— Прошу прощения, граф. Мы не хотели нанести вам вред…

— Вред? О, вы бы и не сумели! Для этого требуется чуть больше сил и умений… — Шарапов хмыкнул. В то же мгновение всё дружелюбие исчезло. — Но если это ещё раз повторится — так легко, как сегодня, вы уже не отделаетесь. Это понятно⁈

Он изменился. В глазах был виден алый отблеск, а голос наполнял металл. Но использования Дара я по-прежнему не ощущал.

Ответить я не успел.

Распахнулась дверь, на пороге возник молоденький гвардеец.

— Прошу прощения, что помешал! Срочное сообщение от Императора! Его Величество желает переговорить с Марком Оскуритовым.

Мы трое переглянулись. Удивлёнными выглядели не только я и Альфред, но и Шарапов. Значит, и ему о плане Императора со мной побеседовать было неизвестно.