«Внимание, обнаружено воздействие Веры в 7,8655 РВ…» Вот тут мне стало слегка не по себе. Во-первых, от количества Веры — оно перекрывало как мою ментальную, так и духовную защиту. Во-вторых, если Критик такого калибра не сможет с чем-то справиться, то для меня это будет верной смертью. А в-третьих, и самых главных, потому что у Глагола появилась дополнительная конечность…

Но прежде, чем успел окончательно списать свою крышу в утиль, я всё же рассмотрел отросток в десяток сантиметров, торчавший из правого плеча Глагола: маленький, вытянутый, чешуйчатый в бело-синюю полоску и торчит прямо из матроски. Конечность раскрылась, и из темного нутра показался небольшой раздвоенный язычок, и раздалось шипение. А затем я заметил и блеск глаз. Это что, змеиная голова?

Стараясь отвлечься, я решил уточнить один момент:

— А кто были нападающие? И почему ты всех просто не уничтожил на месте каким-нибудь обещанием? Ты бы смог!

На меня взглянули с неодобрением, и я почему-то почувствовал себя полным идиотом. Но Макеев плюхнулся в одно из кресел, отпил из бутылки, которой меня лечил, и нехотя бросил:

— Слабости ищешь?

— Я не настолько псих… — вспомнил о своей самоубийственной выходке и решил исправиться: — Повторюсь, я пришёл не ссориться, — постарался изобразить максимально честное лицо, но мимика вызывал боль, поэтому решил добавить: — Кроме того, пуля снайпера — лучшее противодействие для любых способностей Веры.

Собеседник кивнул. При этих словах в маленьких чёрных бусинках глаз змейки промелькнул… лёгкий испуг? Как бы то ни было, но голова попыталась спрятаться за спиной Макеева.

— У всего есть ограничения. Расход Веры… Он не предсказуем, — принялся рассказывать Сергей, неторопливо подбирая слова. — Способность решает сама, без моего участия, сколько поглотить Веры.

Он сделал ещё один глоток. При этом матроска на теле Глагола зашевелилась, и оказалось, что это были кольца змеиного тела. На моих глазах ткань… или материал, который я принял за неё, превращалась во что-то тёмное и блестящее. Возникало ощущение, что это чешуя, но я больше не верил глазам.

— Вот скажу: «убьет фаерболом». Могут потратиться сущие крохи Мимолётной Веры — маг нападающих не удержит фаербол, и тот попадёт во врага; а могут, и десятки единиц Истинной Веры — возмущения атмосферы создадут пламенный сгусток, который обрушится на врага. А ведь средний расход Веры на огненный шар — 1,2 РВ. Иногда способность активировалась помимо моей воли, чуть не угробив меня. Не говоря о тонкостях формулировки. То же «убьёт фаерболом» может сработать и через месяц, и через десяток лет. Предпочитаю не рисковать лишний раз.

— Тогда кто те, кто на тебя напал? Что за психи?

— Жнецы Веры, — нехотя бросил Макеев, поднимаясь с места. — Думают, стали достаточно сильны, чтобы скалить зубы, — и улыбнулся. Всё-таки не нравится мне вот эта его улыбка. Такая, от вида которой начинаешь сомневаться в собственных способностях.

А я задумался о Жнецах. Я о них слышал. Какие-то террористы. Ещё в бытность Редактором Веры нам выдавали список ключевых слов и словосочетаний, на которые стоит обращать внимание при разговоре и сообщать, если удалось подобное услышать. Узнать, что скрывается за ними, у нас не хватало допуска секретности. Но обычно это были опасные артефакты, запретное знание, террористы. В последнем случае наше неведение выступало простенькой защитой, не позволяющей враждебным организациям получать много Веры при охоте на них, но оставляющей для знающих людей доступ к информации. Жнецы Веры находились в этом списке. С учётом того, что подобное распространялось только на очень опасные организации мирового уровня, а не на городскую шпану, мне стало совсем грустно.

Пока я рефлексировал, Макеев подошел и, ухватив за грудки, одним движением поднял меня. Я приготовился к боли… но тело никак не отреагировало, ощущался лишь лёгкий дискомфорт. Я подвигал конечностями и понял, что в полном порядке. Даже отдохнувшим себя чувствую.

— Пошли, — только и бросил он и, не обращая более на меня внимания, двинулся на выход. При этом голова змеи вновь бросила осторожный взгляд со… смущением?

Двигаться в заскорузлой от крови одежде оказалось неудобно, но на смену мне ничего не предложили. Поэтому пришлось бежать как есть к люку, что больше походил на переборку подводной лодки. Мы вышли в коридор. Пространства было немного, но куда больше, чем в официальной квартире Критика. Не меньше полудюжин дверей только в зоне видимости, и это не считая лестницы на другие уровни. Всё из металла и бетона. Настоящий бункер. Через не до конца закрытые двери я сумел мельком увидеть жилую комнату и кухню: техники и оборудования — минимум, но при этом всё максимально функционально, технологично и разумно. Каждый сантиметр пространства занят с умом. И даже элегантной красотой. Вот теперь я действительно зашел в гости к Сергею Макееву. А ещё заметил наблюдательную со множеством экранов и даже успел увидеть знакомый мне двор у старенькой четырёхэтажки с вырытой коммунальщиками траншеей.

Очередная переборка, и я оказался в комнате с одним-единственным зеркалом… если не считать нескольких пулемётов, торчащих из потолка, и взрывчатки по углам. Макеев подошёл к пульту у зеркала и начал что-то вводить на нём.

Зеркало стало меняться: теперь это был экран, на котором отображалась картина… одна из тех, что висела в Галерее — зале-проходе Критиков.

— Чтобы не было лишних рисков, — кратко кивнув на зеркало, произнёс Макеев, и мне не осталось ничего, кроме как подойти к нему. — Передай Спектр, я не работаю на Жнецов Веры. Выполняю заказ мэрии Петербурга. Пусть не мешается.

Короткий толчок рукой в грудь, за которым глаза не успели уследить, и я влетел в картину.

Я сидел в фонтане и пил. Хотя нет. Я не пил. Я БУХАЛ. Не очень активно, но тем не менее пустая бутылка поплавком бултыхалась рядом, а ещё две полные охлаждались на дне. И это не считая той, что находилась у меня в руке.

Сидел я в позе лотоса, и брызги падали мне на голову, словно во время весёлого весеннего дождя. Прохладно и темно. Одиноко. Время почти полночь — даже редкие прохожие уже кончились. Жаль, что и фонтан вместе с фонарями скоро отключат. А ведь сидеть здесь так спокойно…

Я приложился к бутылке безалкогольного пива и продолжил копаться в Системе. За последнее время успел получить немного Мимолётной и даже Бытовой Веры… Не путать с Рабочей Верой, которую мне выдают! Сейчас говорю о Вере, зарабатанной мною лично в процессе общения с людьми. Так вот, теперь с помощью неё можно разблокировать новые настройки Системы.

Система очень гибкая. Но за гибкость нужно платить всё той же Верой. Поэтому, если нужно залезть в уникальные дебри настроек для тонкого вложения Веры, порой приходится потратить на открытие данных настроек больше, чем собираешься вложить.

И вот сейчас я работал над параметрами собственного иммунитета к Вере. Меня всегда устраивала защита от воплощений — это хорошо по умолчанию. Да, имелись моменты вроде лечения, перемещения, усиления или других аспектов, которые были недоступны, или ради которых приходилось напрягаться, чтобы подавить талант. Но это сущие мелочи по сравнению с надёжной защитой.

Однако во время встречи с Глаголом мне меньше чем за час нашего знакомства пришлось несколько раз усмирять иммунитет, чтобы выгодные эффекты воплощений подействовали. И скажу честно, это было не очень удобно. Поэтому я решил настроить систему выбора: принимать ли мне те или иные воздействия на себя или нет?

Например, кинут в меня фаербол, а Система и выдаст: «Внимание, внешнее воздействие Веры на физическое тело. Принять/отклонить?» Хотя нет… это как-то глупо! Нужно все воздействия атакующего типа заблокировать. Тогда другой пример, уважаемый читатель. Вот попытается кто-нибудь прочесть мои мысли, и Система отреагирует: «Внимание, внешнее воздействие Веры на ментальную сферу. Принять/отклонить?» И если это друг — то приму, пообщаюсь. Ну а если враг…