— Полагаю, вы гордитесь тем, что можете усовершенствовать Систему товарища?

К Глаголу подбежал официант, и напарник в пару жестов с добавлением французких и корейских терминов сделал заказ. Когда официант обернулся ко мне, то я только и сумел буркнуть:

— Воды.

— Усовершенствую? — легкий изгиб брови и покачивание бокала с вином показали просьбу пояснить утверждение.

— Так сказать, вы привносите порядок в хаос, — разглагольствовал напарник. — Система Чунаева — каркас. Три параметра: «Тело», «Разум» и «Душа» — никаких пояснений. Никаких гайдов. Развиваешь, как пожелаешь. Вкладываешься во всё, во что хочешь, начиная от микробиологии и заканчивая обобщенными параметрами организма. А вы вводите определённые параметры. Не напомните, сколько?

— Двенадцать. По четыре на каждый из основных параметров, — с удовольствием пояснил Шульц.

— Вот видите! Строгая систематизация! Каждый отвечает за что-то конкретное. А не миллион параметров, в которых можно запутаться, а при неправильном использовании и вовсе убить себя, — кивнул Глагол.

Я вспомнил, как несколько раз чуть не угробил себя подобным образом. Вспомнил, как в бытность Редактором Веры минимум раз месяц приходилось выезжать на места, где ребёнок неудачно «поэкспериментировал» с Верой. Однако и промолчать в этом параде восхваления я не мог и решил сыграть роль «адвоката Дьявола»:

— Вы воистину великолепны: так элегантно ввести ограничения, чтобы убить всю свободу творчества и красоту новизны, которую давала Система, нужно уметь, — я улыбнулся чуть безумно и яростно. — Вы прекрасно справляетесь с задачей загнать Веру в рамки.

— Благодарю. Мы делаем всё возможное, чтобы справиться с ужасами Веры в это нелёгкое время, и если мой скромный вклад сможет помочь, то я буду только рад, — Шульц принял мою издевку за комплимент и искренне обрадовался. — Я рад, что не только корпорации и правительства видят выгоды в «Становлении», но и обычные служители закона вроде вас понимают, как это важно! Ведь даже самые пессимистичные прогнозы указывают, что с приходом игры проблемы, связанные с Верой, уменьшатся почти на 23%!

— Впечатляюще, — кивнул Глагол, пока я не мог захлопнуть челюсть. — Как я понимаю, введение характеристик и ограниченного числа классов, а значит и способностей — способ контролировать развитие способностей человека и вложения его Веры?

— Именно! Вместо потенциально миллиарда творцов с непредсказуемыми способностями, которые даже с наручами отследить не всегда удаётся, мы будим иметь всего триста классов и чуть больше тысячи способностей! Для обычного человека — огромное разнообразие, которое он может пытаться получить всю жизнь…

— А для Критика — небольшой список. И зная параметры способностей, не сложно разработать меры противодействия, — закончил за него мысль Глагол, и оба расхохотались. А отсмеявшись, напарник невзначай уточнил: — Я ведь правильно понимаю, что способности, вводимые в игру, будут одобрены правительствами и признаны относительно безопасными?

— Более того, к каждой способности уже придуманы меры противодействия, — гордо кивнул Генрих Шульц. — А все способности, которые не одобрены игрой, будут с ней конфликтовать — их станет невыгодно использовать.

Тут официант принес заказ Глагола. А мне стакан прохладной воды, который я осушил буквально одним глотком и взглядом приказал официанту обновить, а сам вновь вступил в диалог:

— Это очень удобно. Хотя я не совсем понимаю, зачем это нужно самим людям? Это же… довольно сильно ограничит их. А ограничения никто не любит.

— Если только они заметят эти ограничения. А для того, чтобы заметить, нужно видеть картину в целом. Но это затруднительно, когда мы решаем, что будет в рекламе, — безразлично пожал плечами Генрих Шульц.

Ах, ну да… как я мог забыть: кто правит информацией — правит миром. А тут игра, охват которой планируется на всю планету! Я начал понимать слова мисс Спектр о «ростке нового мировоззрения». Правильные квесты с социальной направленностью — и вот мы имеем ответственное общество. Перевод старушек через дорогу. Помощь слабым. Честная оплата налогов… Ну и так далее. Вплоть до того, что можно создавать внутриигровые события по поимки преступников или поиску пропавших людей.

Или за работу в некоторых профессия будет капать больше опыта чем за другие — так можно регулировать рынок труда. Думаю, со спросом на товары тоже можно подобное провернуть.

Нарушение закона — минус к каким-либо внутриигровым моментам и бонусам (а возможно, и вполне реальным).

— Кроме того, им грех жаловаться, — разливался соловьём Генрих Шульц и цитировал собственную рекламу: — «За каждые десять уровней гарантированная способность! И это без всяких усилий на творчество и его раскрутку! Без отрыва от развлечения! Просто играй в дополненной реальности!»

— Да, слышал… так же, как и о том, что в игре можно получить синтетическую Веру! — поморщился я, вспомнив ещё одну «фишку» игры.

Если я правильно понимал, то это было что-то вроде Рабочей Веры… И в этом имелась своя логика: получая Веру, как расходник, люди поймут, что её не стоит бояться — она под контролем. С одной стороны, это психологический ход.

С другой — прикормка Верой — хорошая реклама, которая привлечёт в игру очень многих. Наконец, то, что даровано, можно и отобрать. Если кто-то будет использовать силы неправильно, то его можно будет лишить игровой Веры.

Вот только откуда добывают столько Веры, я даже близко представить не мог.

— А вот от этого, к сожалению, пришлось отказаться… — поёжившись, отметил Генрих Шульц. — Слишком сложно технически. Мы оказались не в состоянии обеспечить подобное.

— Даже без Синтетической Веры людям будет экономически выгодно играть, — оторвавшись от какого-то мясного ассорти, которого на тарелки было меньше, чем чистой поверхности, заметил Глагол. — Не стоит забывать про социальный рейтинг! И даже без него можно заработать реальные деньги за особо сложные задания, или какие-нибудь скидки или прочую мелочёвку. Например, бесплатный напиток за то, что бабушку через дорогу перевёл. Не говоря о NFT-вещах. Жаль только, что этим смогут воспользоваться не все… — с печалью отметил Глагол, сложив приборы.

— Это почему? — удивился в свою очередь Генрих Шульц, допив остатки вина. — Игра доступна всем, кто имеет наруч! Она абсолютно бесплатна… если не считать микротранзакции.

— Вот только не все смогут ей насладится, если она будет нарушать какие-либо внутренние запреты стран и народов. Культура. Этнос. Экономика… После прихода Веры все различия проявились очень остро. Надеюсь, что «Становление» оригинальностью и аутентичностью поможет объединить людей, а не выделить кого-то особенного! — теперь уже Глагол сделал паузу, отпил вина, смотря на задумчивое лицо Шульца, после чего продолжил. — Хотя мы здесь всё же немного по другой причине… ИИ игры. Скажите, насколько они мощные?

— Мощные? — Генрих встрепенулся от задумчивости. — Достаточно, чтобы обрабатывать данные почти с десятка миллионов наручей! В них использованы фотонные технологии на основе сверхпроводников. И к слову, они достаточно умные, чтобы притворяться почти миллиардом персонажей разной степени разумности.

— А достаточно ли они продвинуты, чтобы даровать кому-то Веру?

— Увы… но нет, — Шульц виновато улыбнулся, разведя руками. — Собственно, именно из-за этой неудачи нам и пришлось отказаться от Синтетической Веры. А ведь это могло по-настоящему оживить дополненную реальность и её обитателей, — тяжёлый вздох был настолько искренним, что я увидел творца, которому не удалось довести до совершенства своё творение.

— Как по-вашему, чего вам для этого не хватило? — вкрадчиво уточнил я.

— Души.

Мы с Глаголом недоумённо переглянулись, а Генрих Шульц, заметив это, прикрыл глаза, чуть их помассировал и пояснил:

— У меня имелись лучшие программисты. Совершенная техническая база. Время. Финансирование… но всё бессмысленно, если в ИИ нет зерна хаоса — свободы воли. Как бы ни был совершенен ИИ, логически выверен и выстроен на основе расчётов, без возможности делать выбор между двумя совершенно равными вещами, полагаясь лишь на «интуицию», он остается всего лишь сложным калькулятором.