— И доверяет мне. Моему решению и мнению, — улыбка была холодной, а взгляд колючим. — Она поддерживает меня. Помогает восстановиться после ошибок. И даёт совет, если я не прав. Мы можем поговорить и помолчать. И каждый из нас сильнее вместе. Мы союзники. И партнёры. Мне не нужна безмолвная тень, которая будет всегда ходить рядом, соглашаться с любым словом и подчиняться каждой просьбе…

Уже заканчивая фразу, я понял, что в очередной раз подставился. Матушка от моих слов отступила на пару шагов и, быстро повернувшись, начала вновь колдовать над кастрюлями и сковородами, старательно пытаясь скрыть лицо.

— Похвально, — слово прозвучало, словно плевок. А взгляд переместился вновь на Надю: — Но как я понимаю, видитесь вы не часто. Сергей — Критик Веры. Вы — Редактор Веры. Ответственные и очень хлопотные должности. Подумать только… девушка — страж закона. Или Редакторы — нечто иное? Всё никак не пойму, чем занимаются все эти новые структуры и власти? Развелось много! Шуму много! А толку не видно, — тяжёлый наруч чуть ли не на полруки, одна из первых моделей, грохнул об стол, чуть не опрокинув кружку с кипятком.

— Мы следим как раз за тем, чтобы вас не беспокоило ничего странного. Чтобы ничто не вмешивалось в привычную жизнь, — Надя отложила тарелку и теперь только наблюдала за моим отцом, считывая его и пытаясь правильно реагировать. — Редакторы на местном уровне города или региона. Критики на уровне страны и даже мира.

— Не возьму в толк, каким образом? Распевая песенки и рассказывая сказки, чтобы остановить других актеров и клоунов? Все эти кривляния и спецэффекты по телевизору выглядят как пусть дорогое, но бессмысленное шоу. Уж больно похоже на какой-то вертеп, — отец с явным усилием сдержался, чтобы не сплюнуть. Вместо этого он откусил большой кусок пирога. — Такое чувство, словно новости теперь составляют в дурдоме.

— То что ты называешь «вертепом» и «кривляниями» — порой стоит жизни, — небрежно бросил я, запив свой кусочек пирога. Этим давая возможность Нади немного успокоится. — Только вчера один «клоун» погиб от «спецэффектов», выполняя «бессмысленное шоу».

— Мы спасаем людей. Возможно, вас это не коснулось напрямую — это замечательно, но многим нужна помощь, — перехватила мысль Надя. — Например, ваш сын однажды остановил если не мировую катастрофу, то разрушение города как минимум! — Надя была обворожительна. Она посылала лучи добра. И эти лучи могли убивать, настолько концентрирована доброта.

Мама от испуга охнула, прикрыв лицо руками. Надя же поняла, что погорячилась и сразу опустила плечи. А вот отец просто рассмеялся… Нагло так. В лицо. И это было чертовски обидно. Но куда хуже были его следующие слова:

— Сергей? Своими байками? Не смеши меня, девочка. Если вы с моим сыном сумели обмануть каких-то городских идиотов и заставили платить за свои фокусы — молодцы, хвалю. Я видел вас по телевизору, недурственное шоу. Но самим-то не нужно обманываться!

Я скрежетнул зубами. Но промолчал. Я не видел смысла спорить с отцом. Напряжённый разговор прервал заполошное куриное кудахтанье, и в кухоньку забежала курица, неведомо как пробравшаяся в дом. А следом размерено, даже с важностью вкатился робот-пылесос, с механической педантичностью пытаясь втянуть несколько белых перышек, оставшихся от несушки.

Матушка подскочила и подхватила курочку на руку и бочком, бочком поспешила к выходу — спасти ту от механического монстрика, которого мы с Надей презентовали в числе прочего.

Насколько я знал из разговоров с Максом, нашу деревню Чёрный месяц и все его последствия прошли стороной. Отключение электричества и раньше бывали больше, чем на месяц. Одержимых тут никогда не имелось… Тут никто ни в кого не верил. По той же причине творцов, обладающих способностями, в деревне никогда не имелось. А новости… а что новости? Они и раньше врали, теперь врут более нагло, ещё и заставляют дурацкие наручи носить, дроны пустили за всеми следить. Что-то доказывать, демонстрируя способности, я тоже не собирался. Тратить Веру? Не ради таких глупостей!

— Один лишь «питомец» Сергея способен в одиночку разнести весь этот дом! — небрежно бросила Надя, кивнув на Феникса, вцепившегося когтями в спинку моего стула.

— И он делает всё за него? Так же как ты сейчас за него говоришь?

— Сергей способен изменять время!

— Чтобы сбежать? — усмехнулся отец. — Хотя от себя не выйдет.

— Он способен противостоять самым жутким сущностям…

— Надя, не надо, — попытался я остановить девушку, для которой пренебрежение моими возможностями стало личным вызовом.

— Вы настолько не хотите признавать успехи своего сына? — Надя поняла, что «хорошей девочки» из неё не получилось, потому ударила коротко и точно. В самое больное место.

Губы отца, недавно растянутые в улыбке, опустились, а на лбу собрались нахмуренные складки.

— Если бы «успехи» имели место, я бы их с удовольствием признал, — отец поморщился. — Но я вижу пред собой лишь мальчишку, который, боясь ответственности и настоящей работы, сбежал в город. Того, кто сначала прожигал жизнь, якобы «обучаясь в университете», а затем стал работать в какой-то «шарашкиной конторе» строя из себя невесть кого. Какого-то героя, словно в тех сказках, что он пишет!

— Ты хотя бы их читал? — вытирая руки, уточнил я, чувствуя, как готов вот-вот сорваться. Признаюсь, мне было обидно. Не за себя. За Надю и её веру в меня, которую так нагло оплевали…

— Все эти байки о спасении мира? О том, как влюблять в себя принцесс? Победах над драконами или космическими империями? О том, как ты велик и хорош? Я достаточно читал этого мусора в юности, чтобы тратить время сейчас!

— А вот если бы прочитал, то знал бы, что я пишу о Человечности.

— Что? — краткость ответа явно сбила запал отца, а мне позволила перехватить инициативу:

— Моя первая и самая главная «суперсила» — оставаться человеком, какой бы бред вокруг ни происходил. Если я сражаюсь с всесильными полубогами, если попадаю в другие миры и спасаю вселенную… при этом я остаюсь человеком, слабым и уязвимым. Помнящим своё прошлое и мечтающим о будущем. Мой иммунитет к воплощениям позволяет мне оставаться собой. Человеком из глубинки, который безо всяких сверхспособностей достиг своей цели. А значит, и для изменения мира вокруг мне этого достаточно.

Ситуацию хотелось сравнить с идущим в разнос реактором, где ещё пара неверных действий — и начнётся неуправляемая ядерная реакция. Самое разумное сейчас — просто уйти, чтобы не доводить до нового скандала. В главной комнате даже висела картина — сестра-близнец той, которая находилась у меня дома, и чья репродукция имелась в наруче — способ попасть в экстренном случае к родителям, а сейчас — возможность уйти. Кто-то назовёт это бегством, но лучше худой мир вместо доброй ссоры. Но тут в реактор опустили графитовые стержни, то есть напряжение в комнате разрядил стук в дверь.

Повисла тишина. Секунд на десять. А затем отец с хеканьем поднялся, демонстрируя исполинскую фигуру, наполненною силой и уверенностью. Надя при этом чуть заметно вздрогнула, но батя, даже не взглянув на неё, двинулся к двери.

— Андрей Юрьевич, беда, — стоило лишь двери открыться, донёсся взволнованный голос. — Знаю, у тебя сын… но без тебя никуда. Там опять эти разбушевались. Всё разнесли. Уже горит загон… нужен твой трактор. Совсем без него никуда.

— Иду, — отец ответил без промедления, сразу потянувшись за курткой и ключами от трактора, стоявшего у забора.

Отец всегда был готов помочь. В меру возможностей, и не забывая о себе. Но он всегда помогал. И это сильно раздражало, ибо порой помощь другому была приоритетнее времени с семьёй. Хотя я и уважал его за это. А сейчас, это было и вовсе спасением.

— Ты бы сходил, помог, — тихо попросила матушка, когда дверь за отцом захлопнулась. Я поднял на мать удивлённый взгляд, безмолвно прося пояснений: — Ты же его знаешь: словами ему ничего не докажешь. Ему нужно всё вбивать. А так вы с Надей сможете показать, на что способны.