Как раз тогда она решила отказаться от той версии Розы Паркер, которая так хорошо служила ей в Джорджии: вежливой и собранной девушки с севера, сдержанной в суждениях и эмоциях. В тот день в его кабинете, когда он накрыл на кофейном столике свой дурацкий ланч, она поинтересовалась, не пойдет ли процесс быстрее, если попросить Ассоциацию адвокатов пересмотреть его работу по наследству ее дяди, и через несколько дней – как по волшебству! – деньги материализовались на ее счету. И что было еще волшебней, все до последнего цента. Неделю спустя она уехала из Афин и из штата Джорджия.

Теперь Пикенс был дома, в надежных объятиях родной южной земли, и последними остававшимися на свете людьми, имевшими отношение к вымышленной личности, продавшей им дом своего покойного дяди, были две дамы определенного возраста, имен которых она не могла вспомнить, занимавшие место в конце цепочки сделок, после двух адвокатов. Пара женщин, которым Джейк навязался, пробудив в них любопытство к вещам, не имевшим к ним никакого отношения, и пообещав им подарки, которых он никогда не подарит, пусть он и не мог знать, что так случится. И все же! Он мог бы отправить эти чертовы книги по почте еще до того, как вылетел в Афины продолжать свой дурацкий крестовый поход, но он этого не сделал, так что сам виноват, потому что нельзя помахать под носом жителя Вермонта дармовщинкой и не оправдать его ожиданий. Это каждый знает.

Женщины были хорошими покупательницами – вот все, что она запомнила. На момент продажи дом был в ужасном состоянии, и они не стали клянчить скидочку после того, как пришел отчет об осмотре с указанием ожидаемых затрат на ремонт. Кроме того, в доме было полно вещей Эвана, не говоря уже о 150-летних пожитках и безделушках Паркеров, проданных вместе с домом, поскольку она не собиралась возвращаться туда, чтобы копаться в этом барахле. Теперь она вспомнила, что ратлендский адвокат, а затем и Пикенс предлагали ей принять какое-то решение относительно вещей из подвала и с чердака, а также мебели из множества комнат, но она отказалась от такой возможности. Она ничего не хотела из этого дома и, кроме того, уже после смерти Эвана позаботилась о том, чтобы убрать все хоть сколько-нибудь значимое. Она поставила точку в своих отношениях с этим домом и всем, что в нем было, не говоря уже о тех, кто когда-либо там жил.

Точку с запятой, как оказалось.

К вечеру она была в Олбани, совершенно выбившаяся из сил. Она заехала в мотель без названия, заплатила за ночь наличными и, оказавшись в убогой комнатушке, почти сорок пять минут простояла под горячим душем с ржавой лейкой. Затем она съела еду, купленную в автокафе в Ренсселере, и осмотрела пистолет – впервые после того, как бросила его на пол внедорожника Пикенса. В темноте кладбища она только заметила сам пистолет в его правой руке, а теперь увидела, что это ругер 38-го калибра. Было похоже, что он действовал в двух режимах: как с предварительным взводом курка, так и без. «Ишь, какой», – подумала она. В любом случае это избавляло ее от лишней мороки и риска, связанных с покупкой пистолета, который, как она подозревала, ей понадобится. В этот раз она не могла позволить себе такой роскоши, как сидеть дни напролет в засаде, выжидая удачного случая, или ждать, когда эти хранительницы литературного наследия ее покойного брата упадут в объятия Морфея. Только не сейчас, когда в любой момент могли объявить в розыск этого столпа адвокатуры штата Джорджия. Только не сейчас, когда она вела его машину.

Анна накрылась не безупречно чистым покрывалом и провалилась в долгий сон, доверив свои покрытые мозолями руки и пульсирующие напряжением лодыжки и запястья, натруженные за рулем незнакомой машины, пока она отматывала мили между собой и ее мертвым владельцем, огромной и тяжелой темноте. Как будто все плохое было позади.

Женщина, которая открыла Анне парадную дверь ее бывшего дома, была худой, как жердь, с длинной огненно-рыжей косой, спускавшейся по спине. Ее возраст не поддавался определению – то ли сорок, то ли все семьдесят, – и на мгновение Анна вспомнила замечание Артура Пикенса о том, как, вероятно, предпочитают стареть женщины на севере. Вероятно, он был прав насчет этой конкретной особы.

– Здравствуйте, – сказала женщина.

Хорошие манеры боролись в ней с очевидной подозрительностью.

– О, здрасьте, – сказала Анна. Она была уже без парика. Она снова стала похожа на Анну Уильямс-Боннер или по крайней мере на Анну Уильямс-Боннер с новой стрижкой. Где-то между «Фингер-Лейкс» и домом она решила, что такая версия ее самой подойдет к текущим обстоятельствам как нельзя лучше, поскольку женщины, купившие этот дом, не знали того, что знал Артур Пикенс. У них не было причин связывать вдову Джейкоба Финч-Боннера с кем-либо из семьи Паркеров. – Меня зовут Анна. Вы меня не знаете, но…

– Я вас знаю, – сказала женщина. И коротко улыбнулась, показав отчетливо серые зубы. – Вы писательница.

– Да! – сказала Анна удивленная. – В смысле да, я написала книгу. Но мой муж был писателем. Кажется, вы с ним встречались? Я так понимаю… он приезжал сюда, в ваш дом?

Женщина очевидно знала ответ, но не кивнула, по крайней мере не сразу.

– Пару лет назад.

– Точно. Точно. Знаете, он умер.

Женщина снова кивнула. Она придерживала на груди вязаный свитер. Хотя было не так уж холодно.

– Я знаю, это прозвучит странно, но у моего мужа были книги, которые он собирался вам прислать… Они лежали у него на столе… После его смерти…

Неловкие паузы, эта прискорбная черта всех женщин в мире, предпочитающих говорить так, словно они сами сомневаются в своих словах, была ей не свойственна, но подходила к сложившейся ситуации. Она разыгрывала комплекс вины выжившей, цепляющейся за соломинки памяти о покойном муже. Именно так она рассчитывала попасть за порог дома. Что произойдет дальше, будет зависеть от того, кто там окажется и насколько легко ей удастся найти рукопись. В идеальном мире она бы дала себе несколько дней, чтобы понаблюдать за домом и дождаться, пока там никого не будет, но она понятия не имела, как скоро Пикенса объявят в розыск, как скоро эта новость достигнет Западного Ратленда, штат Вермонт, и как скоро эти женщины придут к выводу, что лучшим способом обезопасить себя будет поделиться романом Эвана Паркера со всем миром. Но, если говорить об идеальном мире, ей бы вообще не пришлось возвращаться сюда. Ничем идеальным тут не пахло.

– Уверена, вы меня поймете, я была не в лучшей форме после того, как его не стало, и нужно было принимать столько решений, разбираться с его издателем и с завещанием. До каких-то вещей я так и не дошла. Я только пару месяцев назад наконец разгребла бумаги у него на столе. Переписку, рукописи, которые ему присылали, чтобы узнать его мнение или получить совет. Или блёрбы… – она сделала паузу. – Вы знаете, что такое блёрб?

– Знаю, – сказала женщина настороженно.

– И там лежали эти подписанные книги, которые он собирался отправить, как я понимаю, в ближайший визит на почту. Он уже написал адрес на конверте, иначе я бы не знала, для кого они. А тут я как раз собралась в Миддлбери, там кое-что в колледже, вот и подумала, заскочу по пути, заброшу их, – она захихикала, как школьница. – Уверена, вы об этом наверно совершенно забыли. Такой пустяк.

Женщина прищурилась. Она не забыла. Даже если Пикенс не рассказал ей лишнего, Анна решила убедиться лично.

– Но… лучше поздно, чем никогда, верно?

– Так вы принесли мне какие-то книги? – женщина протянула руку, и Анна вложила в нее большой конверт из плотной бумаги. Тем же утром она купила в книжном в Трое два экземпляра «Сороки» в мягкой обложке, а конверт – в ближайшем магазине «Все за доллар». Вернувшись в машину Пикенса, она подписала книги и вывела адрес на конверте, вполне достоверно подделав почерк покойного мужа. Кроме того, она купила себе парку с глубокими карманами. Плотная подкладка позволяла спрятать пистолет. – И он их подписал?