— Чего вам жаль? — пискнула Йола. Как ни старалась, она не могла подавить страх. Да и зачем?

Следуя импульсу, она перевернула карточку и тут же пожалела, что сделала это.

«Я еще никогда не убивал ребенка» — было написано на обратной стороне неуверенным почерком, как будто немой сам еще ребенок.

— Нет! — хотела крикнуть она, но вышел только хриплый шепот, неожиданно Йоле действительно захотелось пить. Пока жажда сушила ей глотку, она вспомнила одно объявление в Интернете о маленьком Руфусе, которого похититель затащил в лес и который перепробовал все, чтобы остаться в живых. Плача, предлагал умственно отсталому алкоголику деньги, если тот отпустит его домой, к маме и папе. Сунул маленькую ручку — еще мокрую от соплей, которые только что вытер ладошкой, — в карман штанов и протянул похитителю шестьдесят пять центов, все карманные деньги, какие у него были. Целое состояние для четырехлетнего. Слишком мало для его убийцы.

«Но все равно больше, чем у меня сейчас есть, — подумала Йола, в отчаянии и под строгим взглядом безликого проверяя карманы джинсов. — Резинка для волос, жетон для тележки из супермаркета, патрон с чернилами и…» Она замерла, нащупав пальцами камень с углублением с правой стороны; кварц с вкраплениями.

Отлично, и что ты собираешься с ним делать?

Короткая радость по поводу находки быстро улетучилась, когда Йола поняла, что похититель уж точно не оставил ей ничего, что могло бы послужить оружием. Прозрачный камень с черными вкраплениями был красив, но намного меньше щелочного полевого шпата, которым она запустила в тупую Яспер. Даже если ударить острым краем похитителю в глаз, это его не остановит.

И кроме того, она не сможет его достать.

Это как в машине. Если уже сидишь и хочешь достать что-нибудь из переднего кармана штанов, нужно приподнять зад; а приподнимание зада в ее настоящей ситуации исключено.

— Нет, пожалуйста, нет, — взмолилась она от безысходности. Мужчина целился из пистолета ей прямо в сердце.

Йола закрыла глаза, хотела заплакать, но у нее не получилось. Бестолковые мысли, роившиеся у нее в голове — SNAFU, конюшенный двор, один или ни одного, — почему-то не давали ей плакать.

Может, с путаными мыслями вообще невозможно плакать, как нельзя чихнуть с открытыми глазами?

— Пожалуйста, не надо. — Она не хотела этого. Не здесь. Не сейчас.

Черт, я даже не знаю, как это — умереть!

Она видела перед глазами свою маму в день ее тридцатитрехлетия. На двадцать три свечки больше, чем на моем торте. Потом подумала о папе и в конце концов снова о пистолете на его письменном столе, который очень напоминал тот, что парил сейчас перед ней, и…

Йола задержала дыхание, сконцентрировалась на каждом шорохе вокруг, на шуме в ушах, который был похож на ветер; на скрипе половиц, который вдруг затих, как и вздохи. Они пропали!

Она открыла глаза и прожила множество эмоций, которые быстро сменяли друг друга. Смятение. Надежда. Облегчение.

Мужчина исчез. Вокруг было по-прежнему темно, конечно, он мог просто отступить из света свечи в тень помещения, но зачем ему стрелять из темноты с сомнительного расстояния?

«Нет, если бы он и правда хотел убить меня, то уже давно это сделал», — попыталась подбодрить себя Йола.

«Все это просто уловка. Чтобы напугать. Да, именно. Кто-то хотел напугать меня».

— Штеффен? — крикнула она, потому что он единственный, кто пришел ей в голову. Может, из мести за то, что на его сообщение в WhatsApp «Пойдешь на свидание со мной?» она ответила «Ни за что»?

Ответа не последовало. Не важно. Йола засмеялась.

Она все еще была привязана к столбу, все еще не знала, где находится, не имела понятия, зачем ее похитили. Но она знала, что жива. Вопреки сообщению на листке.

Ее облегчение переросло в безмерную радость, сильнее, чем после любого соревнования по карате, в котором она побеждала.

— Я жива! — закричала она. Сначала про себя, потом в голос, с восторгом и ликованием.

Слава богу, я жива.

Она закрыла глаза, вознесла безмолвную, только что выдуманную молитву Богу, в которого до этого момента даже не верила, и прокляла Штеффена, который получит щелочным полевым шпатом по голове, как только появится.

И лишь затем услышала тихое потрескивание и уловила запах дыма, который поднимался снизу через деревянные половицы.

С годами Космо уменьшился в длину, словно усох. Значительно. Раньше своей осанкой он мог бы превзойти любую балерину, сейчас же шел согнувшись, вжав плечи, словно ему в лицо бил ледяной ветер, при этом даже не моросило. Серые облака низко висели над территорией психиатрической клиники в городе Бранденбург-на-Хафеле — скопление построек из клинкерных панелей в обширном парке. Мы припарковались на почтительном расстоянии перед восточным въездом в него, на противоположной стороне под двумя раскидистыми мощными аллейными деревьями.

— Ко-о-о-о-осмо-о-о!!!

Я крикнул из открытого бокового окна, через которое в салон задувал ароматный пряный осенний ветер, и помахал рукой, но мой брат, который как раз прошел мимо шлагбаума на въезде в клинику, посмотрел в нашу сторону, лишь когда я велел Фриде посигналить.

— Не бойся, скоро все закончится, — уже в третий раз пообещал я своей заложнице отпустить ее, как только встречусь с братом. И, как и в предыдущие разы, она ответила на мое обещание взглядом, который можно было трактовать как «Блажен кто верует». И все же его было легче вынести, чем выражение лица Фриды после того, как я решил рассказать ей правду.

— Служба опеки хотела забрать у тебя дочь, ты попал в аварию, а когда очнулся в Вестэнде, голос дочери в твоей голове приказал тебе схватить ручную гранату и сбежать из больницы?

Ее взгляд говорил очень много. Насколько мне удалось резюмировать — я классический пример душевнобольного. Фриду не убедила бы даже кнопка в ухе: я ведь мог вставить ее себе сам.

Так как я уже часто писал о проблемах людей с психическими расстройствами, то вполне осознавал, что большинство пациентов отрицают собственное безумие. Как я в настоящий момент.

— Да, — подтвердил я Фриде, — как-то так, — и опустил часть с кокаиновым домом в Моабите, где меня якобы нашли. Это было на полпути, недалеко от автостоянки Михендорф. Остаток маршрута они умалчивали.

— Клянусь, я возмещу все убытки, — сказал я, тоже уже не в первый раз, и указал на Космо, который, прихрамывая, как раз переходил дорогу.

— Как только он сядет в автомобиль, вы можете идти.

— Сядет? Могу идти? — Фрида повернулась ко мне: — Это означает, что ты у меня еще и тачку стащишь?

— Пока не знаю, — честно ответил я.

Поэтому-то я и приехал сюда к брату. Понятия не имел, что делать дальше.

С тех пор как я услышал голос Йолы и узнал, что она в смертельной опасности, мой мозг перестал работать в полную силу — именно поэтому мне не пришло в голову ничего лучше, чем отправиться в психиатрическую клинику в город Бранденбург; сидя на заднем сиденье между громоздкими посылками, зажав гранату между ног. Тем не менее во время поездки мне удалось переодеться в вещи из полиэтиленового пакета: без повязки на голове и ночной рубашки, в джинсах, кроссовках и пуловере с капюшоном я больше не походил на невменяемого пациента, а всего лишь вел себя соответствующим образом.

— Эй, Космо! — крикнул я, не выходя из машины.

Мой брат подошел к окну, наклонился.

— Макс? — Казалось, он не верил своим глазам. Та же неуверенная улыбка, как раньше, когда отец хвалил его, что случалось настолько редко, что Космо всегда считал, будто старик смеется над ним, даже когда в порядке исключения отец не шутил. — Что тебе здесь нужно? — задал он самый логичный вопрос.

Его глаза беспокойно бегали туда-сюда, по очереди разглядывая меня, Фриду и машину со всем содержимым.