Кейт выдохнула, обняла Патрицию за плечи и оглянулась на отель. Это было старое деревянное строение, способное обрушиться, как спичечный домик, и без всякой бомбы.

Ограда была слишком высокой, чтобы она могла перелезть через нее. А даже если б ей это и удалось, в чем Кейт сомневалась, она не собиралась бросать Патрицию.

– Давайте и вы тоже. Все со мной будет в порядке, – сказала та.

– Я вас тут не оставлю, – ответила Кейт.

И тут она что-то услышала в переулке. Шаги. Кто-то приближался к ним в темноте. Быстро.

Она осторожно взяла Патрицию за плечи, и они отошли от ограды. Это вполне мог быть кто-то из «Белой камелии» – пришел проследить за тем, чтобы никто не выбрался из отеля живым.

Когда фигура приблизилась, Кейт судорожно вздохнула и тоже разрыдалась.

Энди держал на плече длинную толстую стальную трубу, которую бросил на землю, просунул под дверь ограды и дернул наверх. Дверь выдержала, но Энди подлез под трубу, положив ее на плечо, и стал упорно поднимать ее конец наверх, упираясь спиной и ногами.

Алюминиевые брусья, из которых была сделана дверь, заскрипели и прогнулись. С петель посыпалась ржавчина.

Энди взревел от напряжения и принялся рывками выпрямлять ноги, пытаясь с каждым разом задирать конец трубы все выше и выше.

Но дверь не поддавалась.

Прикрыв глаза, Гарри прислушался к крику Фрэнсиса Эдвардса. Такое ему уже приходилось слышать. Люди могут издавать звуки, которые исходят откуда-то глубоко у них изнутри. Это часть их самих. Гарри подумал, что, может, они исходят прямо из человеческой души. Это был крик родителя, потерявшего ребенка. В нем были страдание, боль и что-то еще. Что-то настолько глубинное, что не нуждалось в объяснении.

Фрэнсис уронил голову на руль и заплакал. Его широкие плечи содрогались от рыданий.

– Теперь ты знаешь правду, – сказал Гарри, убирая телефон. Он только что показал Фрэнсису фото с хлопьями краски на веревке, которые убедительно доказывали, что Эстер сначала задушили, а затем вздернули в воздух. – Они развязали войну. То, что они сделали с телом Скайлар, – это имеет для них большое значение. Они вообще придают большое значение всяким символам и флагам, потому что это означает, что им не нужно думать о той реальности, что стоит за их идеологией. Куда проще ненавидеть, когда все вы носите одинаковую форму и маршируете под одним и тем же знаменем. Они пытались взорвать несколько церквей в округе, но это им не удалось. А потом они поумнели. Поняли, что убийство ни в чем не повинных людей не поможет их делу. Чего им хотелось, так это легитимности. Чтобы люди сплотились вокруг них. Фуры, выезжающие с твоего завода, – это готовые катастрофы. Всего-то надо, чтобы кто-то захотел умереть. Грубер преподавал у Скайлар, и вот так-то они и планировали втереться к тебе в доверие. Он мог протянуть руку помощи после ее смерти, помочь тебе и твоей семье. А затем залить свой яд тебе в уши, лишить тебя всего, ради чего ты жил.

– Да, все так и было… Я купился на всю их чушь. Господи, бедные мои девочки…

– Тот лэптоп и архитектурные планы должны были выставить тебя их врагом. Ты выглядел бы слетевшим с катушек леваком-экстремистом, и они бы использовали тебя как повод для вербовки всех кретинов в этом городе. Они уже даже напечатали листовки для своего марша.

Всхлипывания стали реже, Фрэнсис вытер лицо одной рукой, другой по-прежнему сжимая телефон. Он откинулся на спинку сиденья и перевел дыхание.

– Ну что, теперь готов выпить? – спросил Гарри.

Фрэнсис шумно выдохнул, надув щеки, еще раз вытер лицо, а затем наклонился вперед и взял стакан.

– Ты ничего сюда не добавил? Что-нибудь такое, от чего я отключусь? – спросил он.

– Мне это и не нужно. Если выпьешь достаточно, оно само уложит тебя на спину.

Фрэнсис опрокинул стакан, помотал головой и резко выдохнул.

– Э-э, да ты непьющий… – заметил Гарри. – Могу тебя научить.

– Нет, спасибо, – отозвался Фрэнсис. И тут на лице у него промелькнуло выражение человека, полностью разбитого жизнью, потерей, гневом. – Спасибо, – повторил он. – Спасибо, что рассказал мне.

Прямо на глазах у Гарри грудь у него опять начала ходить ходуном. Паника нарастала.

– Я тоже кое-что знаю, – сказал Фрэнсис. – Мне все равно, что скажут обо мне потом. Я больше не могу так жить. Я не хочу. Так что сделай мне одолжение – вылезай из кабины. Даю тебе пять минут, чтобы убраться подальше отсюда.

Гарри медленно протянул руку и положил ее на крепкое плечо Фрэнсиса.

– Ты ведь не хочешь этого делать, – сказал он.

Фрэнсис помотал головой.

– Нет, хочу. Мне нужно.

Его большой палец опять накрыл кнопку вызова, готовый надавить на нее. Фрэнсис вытер лицо и уставился на телефон.

– А тебе надо уходить, убираться отсюда, – сказал он.

– Никуда я не пойду, – сказал Гарри. – У меня здесь бутылка бурбона, за которую я не заплатил, и мне не с кем ее выпить, кроме тебя.

– Я больше не могу быть таким… – начал было Фрэнсис, но тут же прикусил нижнюю губу, тяжело дыша. Пот струйками стекал с его губ, которые с трудом выдавливали из себя слова. – Я не хочу жить в этом мире без моих девочек… – проговорил он.

– Да, от такой боли никуда не деться. Сейчас она огромна. Она у тебя перед глазами каждую минуту, каждую секунду. Но так будет не всегда. Она по-прежнему никуда не денется, но ты не будешь замечать ее каждый день.

Гарри примолк, слушая, как плачет здоровяк. И налил ему еще.

Фрэнсис начал кивать головой, понемногу приходя в себя. Сделал еще глоток. Отдышался. Да, к бурбону он определенно не привык.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – с трудом выговорил Фрэнсис и, все еще держа телефон в руке, потянул за дверную ручку. Водительская дверь со скрипом приоткрылась.

Ощутив вкус крови во рту, я даже на миг испугался. А потом понял, что прокусил губу. Боль пришла, лишь когда я это осознал. Я уже почти уверился, что Эдвардс сейчас нажмет на кнопку вызова, но потом он взял стакан, стоящий на приборной панели, поднес его к губам и что-то сказал Гарри.

А теперь, похоже, Эдвардс был опять взбудоражен. Чуть ли не в панике.

И по-прежнему держал телефон в руке. Почему он не опустил его?

Услышав сирены, я обернулся. Мимо нашего автомобиля, перегородившего улицу, протиснулись две патрульные машины шерифского управления. Из окна одной из них высунулся Шипли, который крикнул, когда они проезжали мимо нас:

– Не лезть туда!

Машины образовали баррикаду поперек улицы, примерно в тридцати футах перед нами. Леонард и двое других помощников шерифа вышли из машин и использовали их в качестве укрытия, сразу же достав оружие и направив его на фуру. Открыв багажник, Шипли достал полуавтоматическую винтовку с оптическим прицелом.

– Не стреляйте! – крикнул Берлин, направляясь к ним и подняв служебное удостоверение высоко над головой. Он что-то говорил Шипли, но я не расслышал, что именно.

И тут водительская дверца тягача открылась.

Шипли оттолкнул Берлина, оперся о крышу патрульной машины и прицелился.

Гарри крепко схватил Фрэнсиса за руку. Тот уже высунул одну ногу из кабины, когда обернулся к нему.

– Дай мне телефон, – попросил Гарри.

Фрэнсис опустил голову и посмотрел на маленькое устройство в своих руках, как будто ему казалось невероятным, что такая крошечная штуковина способна причинить столько вреда.

Гарри видел, как появилась местная полиция. Вероятно, с подачи федералов и руководства химического завода. Берлин о чем-то спорил с Шипли.

Фрэнсис положил телефон на приборную панель. Гарри поднял его и помахал рукой с телефоном полицейским.

– Может, останешься в кабине, пока за тобой не придут? – предложил он, когда Шипли оттолкнул Берлина в сторону, а затем направил винтовку на грузовик. – Они не стреляли в тебя, потому что боялись попасть в бомбу. Оставайся здесь.